Первое, что бросилось в глаза ещё на вокзале-человек в костюме гамбургера. Не столько само это явление, сколько его жалкий вид, который не смогли скрыть ни округлые паралоновые формы, ни подбадривающие весёлые прохожие, один из которых даже попытался, шутейно конечно, укусить за бочок... Оказавшись зажатым в густой толпе, я шёл, повинуясь какому-то наитию, внутри длинного туннеля, напоминающего внутренность кишки какого-то гигантского чудовища, сравнение с которым усиливал непрекращающийся на всём пути запах разлагающейся плоти. Казалось, что бесконечное путешествие в утробе Москвы никогда не закончится. Но даже долгожданный выход наружу не принёс ожидаемого облегчения. Узкие улочки центра столицы, ещё более сужаемые бесконечной гирляндой плотно припаркованных автомобилей, напоминали те же туннели. А неподвижно-свинцовое небо, плотной крышкой накрывая дома, подчёркивало ощущение замкнутого пространства... Чем ближе подходил я к цели, тем невыносимие становилось. Буд-то во сне, прбираясь сквозь хаос нагромождений бесконечных ублажателей животным инстинктам, липкой пеленой шашлыка и шансона окутывающее сознание примата, шёл я к намеченной цели. Но вот, наконец, показался свет в конце тоннеля и я, подобно Алисе, нырнул в спасительную норку Прокофьевского музея...(продолжение следует)
В блокбастерах часто используют следующий ход: герой, преследуемый темными силами, вынужденный пробираться через всевозможные вентиляционные шахты и канализационные трубы, в конце концов открыв очередной, самый тяжелый люк, оказывается на свободе. Подобно вышеуказанному герою, я проделал ту-же метаморфозу,с той лишь разницей, что открывая дверь вместо люка, попал из огромного, но давящего пространства в пространство небольшое, но духовно бесконечное. Наверное, такое же ощущение испытывали первые христиане тайком проникающие в катакомбы... Поднимаясь по лестнице особняка встретил компанию приятных во всех отношениях дам, занимающихся подсчетом ступеней. Мысленно присоединившись к невинному эксперименту, отметил для себя, что дореволюционные архитекторы не придерживались советских нормативов, но, не смотря на это, подниматься по этим ненормативным лестницам было настолько легко, что я даже не заметил, как оказался на третьем этаже, в зале, где вот-вот должен начаться долгожданный концерт...
(продолжение прямо сейчас)
Музыка Андрея Попова мягко, деликатно, но уверенно приоткрыла `Ворота храма`. Красивая, многообразная, корнями уходящая в классику - такая музыка будто создана для успокоения души...
Но беседа с ангелами была прервана `земными страстями` Евгения Ройтмана. В своем безудержном стремлении к новизне `композитор-паяц` заходит так далеко, в такие неизведанные миры, что ему порой становится страшен его собственный скрытый гений, и он, руководствуясь здравым смыслом, разворачивает свою `тройку` на более спокойную, проверенную опытом столбовую дорогу...
Слушая произведения молодых композиторов, поражаешься смелости, с которой они кидаются в омут безумства, не заботясь о приличиях и последствиях, в результате чего, идей было намного больше чем самой музыки. И это, на мой взгляд, замечательно, так как облечь идею в форму еще будет достаточно времени, а вот самые оригинальные идеи приходят только в юности...
Прозвучавшие на концерте произведения Веберна и Прокофьева(последний даже зримо присутствовал в виде бронзового двойника), гармонично вписались в этот музыкальный карнавал, стирая условные границы времени...
Завершал праздничное шествие(исполненный неподражаемо-очаровательной Настей Хрущевой) `Вертер` Юрия Красавина. Яркая индивидуальность уже сложившегося музыкального языка мастера удивительным образом ложится под концепцию Гете, где за внешней сентиментальной оболочкой скрывается глубокий смысл взаимоотношений творческой личности с окружающей средой...
(окончание следует)
Пройдет какое-то время и хроникеры наперебой начнут описывать события этого вечера: о переполненном зале, о толпе поклонников, которые не смогли попасть на это, как в последствии выяснится запрещенное мероприятие, и потому спровоцировали своими действиями `марш несогласных` который, как всем известно, вылился в политический переворот, повлиявший на смещение мирового баланса... Но в одном они будут правы - этот некоммерческий, состоявшийся на голом энтузиазме рыцарей духа, исторический концерт ознаменовал собой начало духовного прорыва уже давно накопившейся духовной энергии.
концепцию Гете, где за внешней сентиментальной оболочкой скрывается глубокий смысл взаимоотношений творческой личности с окружающей средой...
Блестящая рецензия (экспромт?) и по заслугам.
Вот только за Гёте немножко обидно: при чём здесь `среда`? Я всегда думал, что эта книга (Вертер) - лучшее, что написал Гёте в прозе. И для меня она говорит о главном в жизни, о праве человека на достоинство даже тогда, когда душа полностью беззащитна, например, когда человек любит безответно и безнадёжно. И тогда он, человек, получает право защищать своё достоинство всеми способами, в том числе с оружием в руках, даже обратив это оружие против самого себя.
А Красавин - здесь глубок. Как Гёте.
...Я всегда думал, что эта книга (Вертер) - лучшее, что написал Гёте в прозе...
Cогласен. `Вертер`-настоящая европейская литераура.И дело тут не в форме изложения. `Фауст`, оно,конечно, произведение гениальное, но от него слегка отдает душком немецкой пошлости.
это явление, сколько его жалкий вид, который не смогли скрыть ни округлые паралоновые
формы, ни подбадривающие весёлые прохожие, один из которых даже попытался, шутейно
конечно, укусить за бочок... Оказавшись зажатым в густой толпе, я шёл, повинуясь какому-то
наитию, внутри длинного туннеля, напоминающего внутренность кишки какого-то гигантского
чудовища, сравнение с которым усиливал непрекращающийся на всём пути запах разлагающейся
плоти. Казалось, что бесконечное путешествие в утробе Москвы никогда не закончится. Но
даже долгожданный выход наружу не принёс ожидаемого облегчения. Узкие улочки центра
столицы, ещё более сужаемые бесконечной гирляндой плотно припаркованных автомобилей,
напоминали те же туннели. А неподвижно-свинцовое небо, плотной крышкой накрывая дома,
подчёркивало ощущение замкнутого пространства... Чем ближе подходил я к цели, тем
невыносимие становилось. Буд-то во сне, прбираясь сквозь хаос нагромождений бесконечных
ублажателей животным инстинктам, липкой пеленой шашлыка и шансона окутывающее сознание
примата, шёл я к намеченной цели. Но вот, наконец, показался свет в конце тоннеля и я,
подобно Алисе, нырнул в спасительную норку Прокофьевского музея...(продолжение следует)