Существует мало кем осязаемый феномен Джордже Энеску. Лишь изредка и точно по-обязанности вспоминают о нем как о некоем символе румынской культуры, как бы призванном реабилитировать «малую европейскую (читай – отсталую) нацию» перед лицом просвещенного Старого Света.
Между тем Энеску – композитор, скрипач, пианист, дирижер, педагог (на-ставник Иегуди Менухина!) и просветитель - не только универсальный гений музыки, но и Художник, обладающий собственным поэтическим миром, по-своему абсолютно уникальным и гораздо более глубоким, нежели у гораздо более известных и модных, к примеру, Дариуса Мийо или Карла Орфа. При этом надо разделять, конечно, «двух Энеску» - национально-почвенного, написавшего блистательные «Румынские распсодии», поэму и др., и – Энеску поэта и философа, автора симфоний, децимета, секстета, сонат, «Эдипа». Говорю о втором.
Я не раз нарекал А.К.Глазунова «композитором счастья» (аллюзия от статьи Луначарского о Ренуаре) с вынужденной оговоркой насчет излишней, порой, «безмятежности», и более соматической, нежели духовной полноты его, Глазунова, мирощущения.
Слушая Энеску, в особенности медленные части его симфоний, поразительный духовой децимет или струнный октет, погружаешься в волны томительного блаженства, природа которого однако – в отличие от Глазунова – сугубо личного, интимного, сокровенного свойства. Анданте из Первой симфонии начинается в сумрачном свете Пеллеаса, но затем – боже мой! – какая весна души! Возникают при этом в памяти образы из фильмов, которые люблю, но - образы Несбывшегося: Борис, в последние мгновения жизни взбегающий в своем воображении по лестнице счастья - из ленты Калатозова; счастливый Иван, пьющий из колодезного ведра воду, слепящую солнцем – из «Иванова детства». А у Энеску это - Счастье-Тайна, никак будто не предназначенная для внешнего выражения, это - Любовь, которую берегут только для себя, страшась расплескать. И поразительный «Эдип», в сравнении с которым опера Стравинского – не более, чем мастеровитое штукарство.
Как, однако, великолепно сказано! Г-н musikus, когда дело касается музыки - Вы непревзойдённый музыкоописатель. Немедленно хочется броситься слушать всё, о чём Вы говорили - по-моему, это - имено тот эффект, которого добиваются многие музыковеды, но у которых он, увы, очень редко получается. У меня при имени Энеску возникают только воспоминания чудесной наполненности - потому что я не слушала и долю того, о чём Вы сказали, но хотя бы его `Румынская рапсодия` вызывает желание продолжения этого чуда. Когда-то, будучи в Париже (прошу прощения), мы случайно с дочерью забрели на задворках Сорбонны в крошечный зал, который был отдан под выставку неизвестного мне румынского художника и скульптора Иона Иримеску (что бы я делала без интернета) - как выяснилось, близкого друга Энеску, который сделал его прекрасный бюст. Они удивительно как-то друг другу подходили - по тому малому, что я знала о Энеску, и что увидела на выставке. И это именно то, о чём говорил musikus - творения обоих пронизаны любовью и нежностью к миру.
MargarMast: `Г-н musikus, когда дело касается музыки - Вы...`
Насколько помнится, я здесь, на форуме, только о музыке и толкую. Но, похоже, Вам известна моя неприглядная поднаготная, на которую Вы намекаете форумчанам? Ну-ка, ну-ка...
Кстати, об Энеску. Только сейчас, заглянув в каталог Архива, с удивлением увидел, что в нем нет ни одной симфонии Энеску (даже самой известной, с органом!), ни `Эдипа`. Таким образом, я оказался прав, сказав о `мало кем осязаемом феномене Джордже Энеску`.
MargarMast: `Г-н musikus, когда дело касается музыки - Вы...`
Насколько помнится, я здесь, на форуме, только о музыке и толкую. Но, похоже, Вам известна моя неприглядная поднаготная, на которую Вы намекаете форумчанам? Ну-ка, ну-ка...
Да-да, у нас состоялся некий `диалог` на тему Таривердиева - не слишком мелодичный.
MargarMast: `Г-н musikus, когда дело касается музыки - Вы...`
Насколько помнится, я здесь, на форуме, только о музыке и толкую. Но, похоже, Вам известна моя неприглядная поднаготная, на которую Вы намекаете форумчанам? Ну-ка, ну-ка...
Кстати говоря, а почему бы Вам, г-н musikus, и не поучаствовать в сотворении некоторого блага для человечества и не `залить` сюда Энеску, который у Вас наверняка есть?
Странно, можно подумать, что о Таривердиеве это не о музыке...
Это смотря как о музыке. Можно - как о Энеску, а можно о карманничестве. Кстати говоря, г-н musikus, Вы мне так и не привели в пример ни одной песни Таривердиева, которая напоминала бы цикл из `Иронии судьбы`, а я Вам привела в пример несколько песен Никитина -`Снег идёт`, `Птицелов`, `Цвет небесный` (на стихи Бараташвили), `Под музыку Вивальди`, `Зимний вальс` - и кучу разных других - которые очень хорошо укладываются в этот ряд. При том, что, конечно, из `Иронии` - одни из лучших.
Я не собираюсь приводить никаких примеров, поскольку Таривердиев, слава богу, не нуждается в моей защите. Он давно состоялся без таких защитников, как я, и таких противников, как Вы, MargarMast. Я, в свою очередь, предлагаю Вам самой послушать побольше и получше музыку Т., чтобы понять, что он, в частности, мог - под заказ режиссера - писать для данного фильма музыку не так, как он писал для других фильмов и режиссеров. Вы меня извините, но, похоже, Вы просто не очень слышите разницу, существующую между бардовскими опытами Никитина (хотя и талантливыми) и композиторской техникой и композиторской индивидуальностью Таривердиева. Еще раз скажу, что предполагать, будто Таривердиев и Никитин совершили `сделку`, и Т. согласился под своим именем пустить песни Н. - просто абсурдно. Известно ведь, что М.Л. весьмо долго, трудно и требовательно работал с Пугачевой, добиваясь от нее нужной в данном случае чистоты исполнения, нужной интонации. Неужели Вы думаете, что для такого человека, каким был Т. было вообще психологически и нравственно возможно ТАК работать с певицей над `чужой` музыкой, да еще - под гитарный аккомпанемент `автора`, который присутствовал тут же? Бред (я уж не говорю об официальных титрах! Если бы там была `сделка`, то за прошедшие 30 лет всё давно бы открылось).
Интересующимся Энеску прежде всего предлагается узнать его 3-ю сонату для скрипки и фортепиано, в первую очередь в исполнении Иегуди и Хевсибы Менухиных (особенно запись, сделанную в 70-е годы). Менухин был учеником Энеску.
Интересующимся Энеску прежде всего предлагается узнать его 3-ю сонату для скрипки и фортепиано, в первую очередь в исполнении Иегуди и Хевсибы Менухиных (особенно запись, сделанную в 70-е годы). Менухин был учеником Энеску.
Спасибо за эти сведения об Энеску - я, например, обязательно воспользуюсь Вашим советом, как только будет возможность. Вообще такого типа советы мне, например, очень важны, не знаю, как другим. Вы знаете, когда выясняется, что для того, чтобы понять композитора, нужно прослушать по крайней мере 20 его произведений, становится не по себе, поскольку задача кажется просто невыполнимой. А вот такой конкретный совет - самое оно. Спасибо Вам за него.
Я не знаток и не меломан, просто случайно знаю эту запись от друга, думаю, она шедевр шедевровна; но если что интересно и вдруг знаю, так спросите, пожалуйста. Насчет `Эдипа` и прочего оно да, но думаю, что и преувеличивать значение Энеску не надо. Он сам свою жизнь ослабил, распустив ее по нескольким потокам, скрипач, да, хороший, и прочее, но композиция-то, главное дело, потеряло необходимую силу. Сочинение музыки требует всего человека, как и всякое творчество. Рахманинов, скажем тоже ох как на этом пострадал, а в американский период жизни необходимость зарабатывать на семью и вовсе свернула СВ в бараний рог. Но, конечно, в такой невозможности сфокусироваться еще и нездоровье головы, впридачу. - Где-то на другой ветке о Рахманинове говорилось, и вот такой вышел оффтоп, простите.
3-я соната слишком почвенна, чтобы по ней судить обо всем творчестве Энеску. Даже его блистательные Румынские рапсодии меньше нагружены локальным колоритом. Что касается `распыленности` его творчества, то это тезис спорный. В таком случае творцы Ренессанса тоже очень `распылялись`, но почему-то в результате возник Человек Возрождения и появлялись индивиды вроде Леонардо. Есть и примеры `распыления` в новейшем времени. Бернстайн - великий дирижер, композитор, пианист. Фишер-Дискау - великий певец, но и дирижер, режиссер, музыкальный исследователь и писатель. Рихтер - величайший пианист, потенциально великий дирижер, режиссер, художник... Уж если человек талантлив, то талантлив во всем. Опасность `распыления` грозит только тем, кто своего пути так и не обрел... Но это - не про Энеску.
Конечно, в своей сонате Энеску - немножко такой иностранец, зашедший в румынскую деревню, мало что там понимающий и не знающий, как себя вести. Но таков был и Григ в 72-м опусе, в общем, все-таки это тоже само по себе ценно. - Но я имел в виду отнюдь не национальную составляющую, а пугающую детализированность проработки материала (пусть фольклорного), изощренность слуха в письменной фиксации намерений. Не так уж часто у композоида встретишь такую добросовестность и требовательность к себе. А Менухин вложил всю мыслимую любовь к великому шефу в свое исполнение, скрупулезно превратив микроскопические нотные детали в подобие импровизационного наигрыша.
Конечно, в своей сонате Энеску - немножко такой иностранец, зашедший в румынскую деревню, мало что там понимающий и не знающий, как себя вести.
Это для меня звучит в высшей степени странно... Надо ли напоминать, что Энеску - как никто из румынских музыкальных деятелей - изучал национальный румынский фольклор, собирал его, был, кстати говоря, именно поэтому академиком, ну и проч. Равными ему фигурами в этом смысле были, разве что, Барток и Кодай, но только уже на венгерской почве. Григ в этом смысле гораздо больше ассимилирован в европейской музыке, чем трое названные выше.
Конечно, в своей сонате Энеску - немножко такой иностранец, зашедший в румынскую деревню, мало что там понимающий и не знающий, как себя вести.
Это для меня звучит в высшей степени странно... Надо ли напоминать, что Энеску - как никто из румынских музыкальных деятелей - изучал национальный румынский фольклор, собирал его, был, кстати говоря, именно поэтому академиком, ну и проч. Равными ему фигурами в этом смысле были, разве что, Барток и Кодай, но только уже на венгерской почве. Григ в этом смысле гораздо больше ассимилирован в европейской музыке, чем трое названные выше.
Конечно, в своей сонате Энеску - немножко такой иностранец, зашедший в румынскую деревню, мало что там понимающий и не знающий, как себя вести.
Это для меня звучит в высшей степени странно... Надо ли напоминать, что Энеску - как никто из румынских музыкальных деятелей - изучал национальный румынский фольклор, собирал его, был, кстати говоря, именно поэтому академиком, ну и проч. Равными ему фигурами в этом смысле были, разве что, Барток и Кодай, но только уже на венгерской почве. Григ в этом смысле гораздо больше ассимилирован в европейской музыке, чем трое названные выше.
Конечно, в своей сонате Энеску - немножко такой иностранец, зашедший в румынскую деревню, мало что там понимающий и не знающий, как себя вести.
Это для меня звучит в высшей степени странно... Надо ли напоминать, что Энеску - как никто из румынских музыкальных деятелей - изучал национальный румынский фольклор, собирал его, был, кстати говоря, именно поэтому академиком, ну и проч. Равными ему фигурами в этом смысле были, разве что, Барток и Кодай, но только уже на венгерской почве. Григ в этом смысле гораздо больше ассимилирован в европейской музыке, чем трое названные выше.
Ну ведь никто из названных специалистов не были сами по себе носителями фольклорной традиции, не учились играть на скрипке, скажем, у местного виртуоза из ближайшей деревни. В этом смысле они все иностранцы в собственной же культуре, как иностранцем в России был, скажем, даже Мусоргский, хоть он и вырос в деревне, что уж говорить о Чайковском.
По-моему, рассуждения на эту `фольклорную` тему съехали с рельсов... Если Мусоргский был в национальной русской культуре `иностранец`, то что ж тогда говорить о Глинке, сказавшем, как известно, что музыку, мол, создает народ, а мы, композиторы, ее только аранжируем. Тоже `иностранец`, да? Куда эта философия нас приведет? Что тогда вообще делать с `Могучей кучкой`? Куда их? А что сказать обо всем творчестве Свиридова (возьмите хоть `Курские песни`). Я уж не говорю о том, что всю жизнь делал Гаврилин, начиная с его фольклорных экспедиций... А делал он то же самое, что и Кодай с Бартоком. Вы слышали обработки народных венгерских песен Кодая? А `Венгерские крестьянские песни` и `Венгерские народные танцы` Бартока? Я умышленно ограничиваю перечень несколькими примерами, тогда как на самом деле их в разных национальых культурах - тьма. Was machen?
Musicus, я думаю, что эти все явления стоЯт в разных рядах. Для Мусоргского родным языком был французский, будучи, конечно, патриотом своей отчизны, да к тому же родившись в краях, прикосновенных к Западу (откуда и сходности с шопеновским мелосом), наверное, МП помнил, откуда была опасность и на какие не столь уж дальние от Торопецкого уезда русские города наступали с Запада. Острота этой исторической коллизии, во всяком случае, нельзя как острее раскрыта в образе Рангони. Но родился-то Мусоргский в дворянской среде, а она была по культуре уж как минимум двойственна, и довольно хрестоматийно понятно, что русским дворянам русскую культуру надо было осваивать при помощи Арин Родионовн. Что до Свиридова, то вряд ли ему пришлось учиться русскому языку у своих дворовых. Я ушел от темы Энеску, поскольку, как и раньше писал, думаю, что его жизнь прошла вне деревни, и его `музыкальный национализм` (лишь одна из сторон его интересов) - проявление великолепной рефлексии и интуиции интеллигента, а не сам первичный, исходный примитивный продукт. С Бартоком, а еще ярче с Комитасом, ситуация в разной степени промежуточная, поскольку они уж очень глубоко занялись фольклористикой, а Комитас был к тому же еще и экстраординарно одаренным исследователем в этой области, а также и в области армянского церковного пения, таким, каких еще надо поискать и в России. Люди на этом уровне знаний способны, скажем, без всяких проблем и без подготовки влиться в ансамбль народных деревенских исполнителей, без особенного ущерба качеству музыки, чему я, будучи в свое время тоже немножко фольклористом, бывал свидетелем. Сам строй, имею в виду узко - лад, - нашей музыки настолько слепоглухонемо и равномерно 12-тонно звукоряден, что воспроизвести голосом наш `цивилизованный` строй человек не может без хорррошего прохождения курса сольфеджио; и обратно, скажем, современные школы греческого и даже знаменного церковного пения иной раз отказываются и начинать учить лиц, имеющих стандартное музыкальное образование, поскольку интонировать как надо не можем! В конечном счете такая коллизия, возможно, и привела к кризису профессиональной музыки, но это уж совсем другая тема. И в сонате Энеску мне ценно именно то, что Энеску ну хоть слышит ту нестерпимую кондовость и глухоту стандартной традиции, записывая в номах мельчайшие детали, до которых не добрались рядом названные авторы. К этому, конечно, стремились и Барток, и Кодай, и Григ, но, мне кажется, Энеску пошел тут дальше их всех.
Dear kollontay, честно говоря, для меня это не та тема, ради которой стоит ломать копья. Я ведь - когда-то - начинал просто с того, что, вот, есть полузабытый композитор Энеску, писавшмй превосходную музыку. Это был, отчасти, и камешек в огород снобов, которые взыскуют `особенного`, не замечая (да и не зная) того. что лежит у них прямо под носом. Ну, а тема взаимопроникновения фольклора и академической музыки - тема отдельная и, в общем, давно ставшая очевидной.
Просто я не только со снобами, но и почти ни с кем вообще не имею контактов, кроме считанных немолодых уже знакомых, живу вне России, поэтому не вполне в курсе, так что простите.
вспоминают о нем как о некоем символе румынской культуры, как бы призванном
реабилитировать «малую европейскую (читай – отсталую) нацию» перед лицом просвещенного
Старого Света.
Между тем Энеску – композитор, скрипач, пианист, дирижер, педагог (на-ставник Иегуди
Менухина!) и просветитель - не только универсальный гений музыки, но и Художник,
обладающий собственным поэтическим миром, по-своему абсолютно уникальным и гораздо более
глубоким, нежели у гораздо более известных и модных, к примеру, Дариуса Мийо или Карла
Орфа. При этом надо разделять, конечно, «двух Энеску» - национально-почвенного,
написавшего блистательные «Румынские распсодии», поэму и др., и – Энеску поэта и
философа, автора симфоний, децимета, секстета, сонат, «Эдипа». Говорю о втором.
Я не раз нарекал А.К.Глазунова «композитором счастья» (аллюзия от статьи Луначарского о
Ренуаре) с вынужденной оговоркой насчет излишней, порой, «безмятежности», и более
соматической, нежели духовной полноты его, Глазунова, мирощущения.
Слушая Энеску, в особенности медленные части его симфоний, поразительный духовой децимет
или струнный октет, погружаешься в волны томительного блаженства, природа которого однако
– в отличие от Глазунова – сугубо личного, интимного, сокровенного свойства. Анданте из
Первой симфонии начинается в сумрачном свете Пеллеаса, но затем – боже мой! – какая весна
души! Возникают при этом в памяти образы из фильмов, которые люблю, но - образы
Несбывшегося: Борис, в последние мгновения жизни взбегающий в своем воображении по
лестнице счастья - из ленты Калатозова; счастливый Иван, пьющий из колодезного ведра воду,
слепящую солнцем – из «Иванова детства». А у Энеску это - Счастье-Тайна, никак будто не
предназначенная для внешнего выражения, это - Любовь, которую берегут только для себя,
страшась расплескать. И поразительный «Эдип», в сравнении с которым опера Стравинского –
не более, чем мастеровитое штукарство.