|
Скачать ноты 
Сандра Хуртадо-Рос, Жизела Беллсола, Изабелла Боннадье, Жерар Ле Ву (вокал), Робер Ги (уд, лютня), Андре Рошар (уд, лютня), Жерар Мелу (лютня, уд), Вероник Кондесси (арфа), Морис Монкозе (флейта, вокал), Денис Долинг (флейта), Патрис Вильоме (органиструм, тимпанон), Валери Луме (цитра, даф), Мишель Мальдонадо (ребек, фидель), Доминик Режеф (ребек, фидель), Тьерри Гомар (перкуссия) - вокал и рук. ансамбля Жерар Зукетто. CD `La Tròba, vol. 2`, 2008.
|
||
Гильем де Сант-Лейдьер был богатый владетель замка в Велэ, в епископате Пюи Санта Мария.
Муж он был чтимый, искусный во владении оружием, щедрый, сведущий в законах вежества и
весьма куртуазный. Совершенства достиг он в делах любви, и любим был и всюду охотно
принят. Ухаживал эн Гильем де Сант-Лейдьер за маркизой де Полиньяк, сестрой Дофина
Овернского и доны Сайль де Клаустра, женой виконта де Полиньяк, и ей посвящал свои
кансоны. Любил он ее страстной любовью и прозвал `Бертран`, каковым именем величал также
друга своего, эн Юка де Марешаля, знавшего про всё, что было между Гильемом и маркизой,
про все их слова и дела. И все трое звали друг друга `Бертран`. Так и пребывали они все
трое в радостной дружбе, да только для Гильема радость эта обернулась великой печалью, ибо
предали его и обманули два `Бертрана`.
Я уже поведал вам о Гильеме де Сант-Лейдьере, кто он был и откуда родом, и как эн Юк де
Марешаль был его другом, и как они все трое – эн Гильем, эн Юк и маркиза – друг друга
величали `Бертран`. Долгое время любил и почитал эн Гильем маркизу, и долго длилась их
любовь, и любовные свои отношения вели они весьма изящно, безо всяких безумств, вызывающих
взаимные порицания, ибо то, что надобно держать втайне, так они втайне и хранили. И любовь
эта для всех была великой отрадой, такое было изящество в их поведении и в их речах.
Между тем в то же самое время жила во Вьенне графиня Руссильонская, всеми чтимая,
сведущая в законах вежества и прекрасная лицом, и все достойные люди питали к ней великое
уважение, более же всех эн Гильем, каковой её весьма чтил и славил и очень охотно навещал.
Так любил он говорить о ней, что все его считали её рыцарем. Дама же принимала его
охотнее, чем любого другого рыцаря, и общество его было ей приятнее всякого иного. Что до
него, то видеться с ней было ему настолько приятно, что он реже стал бывать у маркизы. Та
возревновала, и впрямь решив, что Гильем – возлюбленный графини, и все стали об этом
толковать.
Послала она за Юк де Марешалем и принялась горячо жаловаться на Гильема, говоря, что
хотела бы отомстить ему и что желает знать его, Юка, об этом мнение. `Вот почему, –
сказала она, – хочу я, чтобы вы стали моим рыцарем, ибо хорошо знаю вас, и знаю я, что нет
рыцаря, который и мне бы подходил более чем вы, и Гильему большую бы доставил досаду. И
вот хочу я пойти поклониться святому Антонию Вьеннскому, притом в вашем сопровождении.
Остановиться я желаю в Сант-Лейдьере, в его доме, спать в его опочивальне, на его постели,
и чтобы вы там возлегли вместе со мной`
Эн Юк Марешаль, как услышал, что сказала ему дама, весьма подивился, но маркизе ответил
так: `Мадонна, вы мне сулите величайшую честь и величайшую отраду, какая может выпасть на
долю рыцаря. Я весь ваш`. И дама собралась в путь поклониться святому Антонию и пустилась
в дорогу в сопровождении своих девушек и множества рыцарей. Прибыв в Сант-Лейдьер к ночи,
спешилась она у дома Гильемова. Эн Гильема в то время в замке не было, однако приняли даму
с тем большим почетом и тем более старались ей услужить, угождая всем её желаниям и
прихотям. Ночью же возлег с нею на постели Гильемовой эн Юк Марешаль.
Слух об этом распространился по всей округе, и Гильем огорчён был и опечален превыше
всякой меры, но не пожелал он показать об этом виду маркизе, ни ссориться с ними, ни
браниться не пожелал, ни показал, что молве этой он поверил. Но с той поры старался он еще
усердней служить графине Руссильонской, от маркизы же сердцем совсем отдалился. И сложил
он тогда кансону (`Pos tant mi fors` amors que m`a fach entremetre`), в коей говорится:
Заставляет Амор проявить нас особое тщанье,
Чтоб до лучшей из дам донеслось этой песни звучанье,
И поскольку лишь так сердце выразить может страданье,
Напрягаю свой взор, обостряя свой ум и вниманье,
Только б та, чье теперь для меня тяжело испытанье,
Разрешила служить, никакого не дав обещанья.
Обещанья – хотя б оказались они и пустыми –
Предпочту я любви, предлагаемой щедро другими.
Кто ко мне приступить с притязаньями хочет своими,
Пусть успеха не ждут: пренебречь лишь намерен я ими,
Ибо предан единственной – мессой клянусь и святыми –
Пред которой открыть не осмелюсь любви своей имя.
Имя верной любви скрыв от той, от кого отказаться
Не могу, – из других ни с одной не желаю я знаться,
Но и той никогда не решусь откровенно признаться,
Пусть поймет по намекам, которые в песне таятся:
Я молчу, потому что завистников стал опасаться –
И не зря, ибо даму такую отнять все стремятся.
Пусть стремятся – отнять у нее свое сердце не смею,
И уйти не могу, и не верю, что станет моею,
И поддержки прошу, чтобы мог я исполнить затею:
Милосердно ко мне отнесясь, а не так, как к злодею,
Сил придаст она мне, все снесу я и вновь осмелею
И взлелею надежду, что буду удержан я ею.
Ею был я удержан от всякой любовной напасти,
И не мною рассержен опять дух мучительной страсти,
Ею в прах я повержен, палим, раздираем на части,
И чтоб сердцем своим овладеть, подходящей нет снасти;
Над любовью не в силах господствовать даже отчасти,
Я желаньем любовным измучен, я весь в ее власти.
Я во власти ее: и стройна, и возвышена вместе,
Эта дама прекраснее всех, говорю я без лести,
Поступает она по закону изысканной чести,
Навсегда ее сердце закрыто для злобы и мести,
Так что если Амор оказался в глухом ныне месте,
Выйдет вновь он на свет, получив о любви ее вести.
Вести жду от нее, чтобы выйти на свет, иль намека,
Что она пощадила меня; дни считаю до срока,
Когда дама поймет, что со мною она столь жестоко
Обошлась, что никто вновь такого б не вынес урока:
Хоть гремит ее слава, себе я не вижу в том прока,
Ибо выбор, как прежде, зависит от злобного рока.
В конце же ее, в посылке, говорит он так:
Друг Бертран, согласитесь, Бертран наш достоин упрека,
Если только и впрямь так правдива молва, как жестока.
Жизнеописания трубадуров (Литературные памятники, 1993).