Kurt Streit - tenor - Jephtha. Elisabeth Kulmann - mezzosopran - Storg. Martina Jankova - sopran - Iphis. Lawrence Zazzo - kontratenor - Hamor. Jonathan Lemalu - bassbaryton - Zebul. Anna Lafontaine - sopran - Engel. Fra Stefaniensaal i Graz 19. juli 2009.
Либреттист преподобный Томас Морелл, написавший текст либретто на основе библейской
истории, к изложению которой он подошел несколько вольно. По сюжету дочь Иевфая, которую
здесь зовут Ифиса, спасена от смерти ангелом, который милосердно превращает человеческое
жертвоприношение в обет вечной девственности. Но Морелл наделил всех безымянных персонажей
конкретными именами: дочь Иеффая, как видим, в оратории зовут Ифиса (своего рода намек на
Ифигению Еврипида и Расина), а придуманный либреттистом ее юный жених получил имя Хамор.
Но вдобавок ко всему у Морелла из головы, видимо, не выходила история с Авраамом и
Исаака, а также история с языческой Ифигении, дочери Агамемнона. Вообщем, в сюжете в
равной степени сосуществуют драматические коллизии, в которой борются друг с другом
смиренное `Бог дал, Бог и взял` и отчаянное `Судия всей земли поступит ли неправосудно?`.
И этому противоречию посвящен аж центральный хор оратории, завершающий второй акт, в
которой Гендель собственноручно изменил первоначальную финальную фразу `What God ordains,
is right` (`Как Бог повелит, то и благо`) на `Whatever is, is right`. А такие словесные
изменения говорят о разных трактовках смысла оратории - либо эта внутренняя смиренная
покорность судьбе, либо вызов. Хотя сама библейская история, вокруг которой выстроено
либретто оратории, как будто бы говорит о неком фатуме всего происходящего, ничего нельзя
изменить, пути Провидения для человека скрыты от глаз. Как говорит сам военачальник
Иеффай в книге Судей, давший перед битвой дал опрометчивый обет: `Что выйдет из ворот
дома моего навстречу мне, будет Господу, и вознесу сие на всесожжение`.
Отчего вдруг такая острая драматургическая канва в оратории, почему Гендель решился
писать музыку, в которой у него с Провидением свои собственные отношения и свои счеты?
Дело в том, что в автографе этой оратории в одном месте прерывается болезненной
заметкой. Неровно написав на немецком языке слова, 65-летний композитор пишет, что
вынужден бросить работу, поскольку левый глаз видит все хуже, и ставит дату: 13 февраля
1751 года. Но вернувшись через несколько дней к своей работе, он к августу с большим
трудом завершил ее, однако катаракта продолжала прогрессировать. Композитора пробовали
лечить совершенно варварским путем — ему сделали три операции. когда пораженный хрусталик
безо всякого естественно наркоза протыкали иглой. Самое удивительное, что один из врачей
был не кто иной как известный шарлатан Джон Тейлор, тот самый, чье лечение совсем
незадолго до того свело в могилу Иоганна Себастьяна Баха.
Именно поэтому `Иеффай` стал его последней ораторией. Но самое интересное, и это четко
зафиксировано, что та самая заметка о наступающей слепоте написана как раз в тот момент,
когда композитор работал над хором со следующими словами: `Как темны, о Господь, Твои
веления, скрытые от человеческого взгляда, обращающие наши радости в горе и наши торжества
в скорбь — подобно тому, как день сменяется ночью`.