`Я включил радио уже после объявления исполнителя — давали Тридцать вторую сонату Бетховена — и был просто ошарашен с первых же звуков. Мне показалось, что так мог бы играть только сам автор: абсолютное понимание фразы, неожиданная интуитивная импульсаторика, совершеннейшее чувство продолженности составляющих и целого, абсолютное распределение динамических масс и точное видение постоянно варьируемого тематического материала делали это исполнение совершенно авторским. Ни секунды не чувствовалось то, что можно было бы назвать (как у шахматистов) домашними заготовками. Музыка рождалась здесь, на месте, в то самое мгновение, когда исполнялась. Все вышеперечисленное говорило не только о фантастическом интеллекте, культуре, духовном и душевном богатстве, но прежде всего о свободе, свободе до конца, — и все это в Бетховене, который всегда представлялся мне самым сложным для интерпретации из всех существующих композиторов. Невозможно было вообразить, что подобная интерпретация вообще вероятна!
Когда было объявлено, что сонату исполнял Генрих Густавович, мне стала понятна справедливость слов моего учителя В. Я. Шебалина, сказавшего однажды, что Нейгауз — самый великий интерпретатор двадцатого века.` Мнение Николая Каретникова о Нейгаузе. Очень интересное исполнение Скрябина. Обычно Скрябина исполняют пытаюсь погрузиться/погрузить в мистическую атмосферу, исчезает нервная фактура произведения, а тут каждый такт сыгран как отдельное произведение со своим особым настроением и при этом целое не рассыпается, по крайней мере мне так это услышалось
Бетховена — и был просто ошарашен с первых же звуков. Мне показалось, что так мог бы
играть только сам автор: абсолютное понимание фразы, неожиданная интуитивная
импульсаторика, совершеннейшее чувство продолженности составляющих и целого, абсолютное
распределение динамических масс и точное видение постоянно варьируемого тематического
материала делали это исполнение совершенно авторским. Ни секунды не чувствовалось то, что
можно было бы назвать (как у шахматистов) домашними заготовками. Музыка рождалась здесь,
на месте, в то самое мгновение, когда исполнялась. Все вышеперечисленное говорило не
только о фантастическом интеллекте, культуре, духовном и душевном богатстве, но прежде
всего о свободе, свободе до конца, — и все это в Бетховене, который всегда представлялся
мне самым сложным для интерпретации из всех существующих композиторов. Невозможно было
вообразить, что подобная интерпретация вообще вероятна!
Когда было объявлено, что сонату исполнял Генрих Густавович, мне стала понятна
справедливость слов моего учителя В. Я. Шебалина, сказавшего однажды, что Нейгауз — самый
великий интерпретатор двадцатого века.` Мнение Николая Каретникова о Нейгаузе. Очень
интересное исполнение Скрябина. Обычно Скрябина исполняют пытаюсь погрузиться/погрузить в
мистическую атмосферу, исчезает нервная фактура произведения, а тут каждый такт сыгран как
отдельное произведение со своим особым настроением и при этом целое не рассыпается, по
крайней мере мне так это услышалось