Гениальнейшая музыка. Какое развитие мысли о мире,о Боге,о человеческом несовершенстве, о высокой моральной и этической позиции автора. Одним словом, прекрасная музыка
musikus
(04.08.2011 23:48)
Adcv писал(а):
Гениальнейшая музыка. Какое развитие мысли о мире,о Боге,о человеческом несовершенстве, о высокой моральной и этической позиции автора. Одним словом, прекрасная музыка
Слава богу, наконец-то я слышу голос в поддержку моих восклицаний по поводу этого концерта. Сколько уже раз я говорил, что это - одно из самых выдающихся произведений в жанре скрипичного концерта за всю историю музыки!
Adcv
(05.08.2011 00:04)
А есть еще виолончельные и фортепианные концерты Б.Чайковского.
musikus
(05.08.2011 00:45)
Adcv писал(а):
А есть еще виолончельные и фортепианные концерты Б.Чайковского.
Вообще, наследие Б.А.Чайковского, за редкими исключениями, это собрание перлов. Это все три концерта, и 2-3-я симфонии, `Знаки зодиака`, квартеты, Партита, Камерная симфония и др. Ничего проходного. Могли быть вещи какие-то менее яркие(на мой взгляд - `Подросток`, Вариации для орк., Арфовая симфония), но неинтересных нет вообще. Его музыка - образец творческого синтеза традиционных и более современных средств и, в этом смысле - урок для современных сочинителей, которые, впрочем, стараются этого не замечать, т.к., чтобы следовать этому завету Б.А. нужно же иметь ко-что за душой, кроме деклараций. В этом смысле похожий случай - А.Я.Эшпай.
MargarMast
(05.08.2011 01:46)
musikus писал(а):
Вообще, наследие Б.А.Чайковского, за редкими исключениями, это собрание перлов. Это все три концерта, и 2-3-я симфонии, `Знаки зодиака`, квартеты, Партита, Камерная симфония и др. Ничего проходного. Могли быть вещи какие-то менее яркие(на мой взгляд - `Подросток`, Вариации для орк., Арфовая симфония), но неинтересных нет вообще. Его музыка - образец творческого синтеза традиционных и более современных средств и, в этом смысле - урок для современных сочинителей, которые, впрочем, стараются этого не замечать, т.к., чтобы следовать этому завету Б.А. нужно же иметь ко-что за душой, кроме деклараций. В этом смысле похожий случай - А.Я.Эшпай.
Скажu честно - мне тяжело перейти, например, от Франка или Свиридова к Борису Чайковскому - у меня пропущено очень много переходных этапов. При этом у меня нет проблем со слушаньем Шостаковича, поскольку я заранее настраиваю себя на абсолютно другой язык. А здесь я как бы не знаю, на что себя настраивать, а уши мои сами не умеют перестраиваться.
MargarMast
(05.08.2011 01:51)
MargarMast писал(а):
Скажu честно - мне тяжело перейти, например, от Франка или Свиридова к Борису Чайковскому - у меня пропущено очень много переходных этапов. При этом у меня нет проблем со слушаньем Шостаковича, поскольку я заранее настраиваю себя на абсолютно другой язык. А здесь я как бы не знаю, на что себя настраивать, а уши мои сами не умеют перестраиваться.
В данном случае я понимаю, что у меня проблемы человека, который может читать техническую литературу на другом языке, но на художественную не тянет за недостатком знания языка. Вот то же самое здесь. Понимание Бориса Чайковского требует незаурядной слушательской подготовки. Потом - нужно его слушать в правильном обрамлениии. Вот как после `Джиннов` Франка противопоказано слушать Капустина, так и здесь -к Б. Чайковскому что-то должно подвести. Что именно, musikus, скажите, пожалуйста?
MargarMast
(05.08.2011 01:59)
Я с ужасом понимаю, что я не понимаю Бориса Чайковского! Я терпеть не могу что-нибудь не понимать! То есть я понимаю, что это велико, но проникнуться всем этим мне не удаётся. Я всё-таки недоразвитый слушатель :(.
precipitato
(05.08.2011 02:12)
musikus писал(а):
Слава богу, наконец-то я слышу голос в поддержку моих восклицаний по поводу этого концерта. Сколько уже раз я говорил, что это - одно из самых выдающихся произведений в жанре скрипичного концерта за всю историю музыки!
Я совершенно с Вами согласен,мне всегда казалось,что это самый сильный скрипичный концерт из написанных в советское время.Пару лет назад он исполнялся у нас в Петербурге на фестивале,но,к сожалению,неудачно.Удивительно,что скрипачи проходят мимо него-запись Пикайзена до сих пор остается единственной.
MargarMast
(05.08.2011 02:18)
precipitato писал(а):
Я совершенно с Вами согласен,мне всегда казалось,что это самый сильный скрипичный концерт из написанных в советское время.Пару лет назад он исполнялся у нас в Петербурге на фестивале,но,к сожалению,неудачно.Удивительно,что скрипачи проходят мимо него-запись Пикайзена до сих пор остается единственной.
Дорогой precipitato, внемлите моим мучениям - как мне разработать уши в правильном направлении? При переходе от `Джиннов`, Свиридова, всего классико-романтического, примесью Шостаковича, Прокофьева, Стравинского etc. - к Борису Чайковскому? Как пройти этот путь максимально быстро и с минимальными потерями?
MargarMast
(05.08.2011 02:38)
По-моему, я нашла разрешение своих мучений по поводу Б. Чайковского - надо просто слушать несколько раз подряд - я случайно выключала запись, и с каждым новом началом происходит всё большее погружение в музыку. Так что - надо просто уметь отрешиться от Франка и остальных.
precipitato
(05.08.2011 03:21)
MargarMast писал(а):
Дорогой precipitato, внемлите моим мучениям - как мне разработать уши в правильном направлении? При переходе от `Джиннов`, Свиридова, всего классико-романтического, примесью Шостаковича, Прокофьева, Стравинского etc. - к Борису Чайковскому? Как пройти этот путь максимально быстро и с минимальными потерями?
Елена,по моему,если для Вас слушание Стравинского и Шостаковича является привычным делом-при слушании Бориса Чайковского у Вас не должно возникать проблем,все эти авторы-ветки одного дерева.
MargarMast
(05.08.2011 03:55)
precipitato писал(а):
Елена,по моему,если для Вас слушание Стравинского и Шостаковича является привычным делом-при слушании Бориса Чайковского у Вас не должно возникать проблем,все эти авторы-ветки одного дерева.
В том-то и дело, что не совсем. Вы знаете, это какой-то странный психологический эффект - видимо, работа подсознания. Может быть, потому что я уже знаю, что ожидать от каждого из них - Шостаковича, Прокофьева, Стравинского, меньше - Шнитке, неровно - Губайдулиной, с переменным успехом - Бартока - и я чувствую, что всё это - мои собственные недоработки. Именно потому, что когда человек свободно владеет этим языком, прочтение нового музыкального материала не должно даваться ему с трудом, а когда выучен наизусть определённый набор слов - тут при переходе к другому произведению начинаются спотыкания. Вы меня понимаете?
Andrew_Popoff
(05.08.2011 04:03)
Концерт замечательный. Всякий раз, когда слушаю, удивляюсь, как ему удается держать внимание слушателя в постоянном напряжении на протяжении более сорока минут. Здесь все нестандартно - форма, фактура, оркестр. И радость жизни, и страх смерти. Очень сильно.
MargarMast
(05.08.2011 04:05)
Вероятно, мне надо начинать его слушать с каких-то других вещей - всегда нужно искать зону перекрывания у данного композитора с тем, что уже близко - а дальше идти по его стопам развития. Так же в поэзии, особенно такой непростой, как цветаевская. Надо найти это истоки, а потом уже следовать за их развитием.
MargarMast
(05.08.2011 04:08)
Andrew_Popoff писал(а):
Концерт замечательный. Всякий раз, когда слушаю, удивляюсь, как ему удается держать внимание слушателя в постоянном напряжении на протяжении более сорока минут. Здесь все нестандартно - форма, фактура, оркестр. И радость жизни, и страх смерти. Очень сильно.
Напряжение - несомненное, но напряжение бывает разное, Андрей, бывает напряжение от того, что боишься пропустить хоть звук, а бывает напряжeние - такое, как бы достающее, приводящее душу в непонятное волнение - вот - тревожное, именно, тревожное, от которого хочется как-то скрыться.
MargarMast
(05.08.2011 04:21)
Я совсем здесь не слышу радости жизни - вот, видимо, в чём причина - тона все всё-таки в основном тёмные, тёмно-коричневые с красными всполохами. Никогда раньше не видела музыку в цвете.
MargarMast
(05.08.2011 04:30)
Наверняка именно это смущает mikrusa - он человек светлый, а музыкальная цветовая гамма должна совпадать с цветовой гаммой человека. А здесь в основном - вопросы, вопросы, причём очень тревожные, без ответов, удары судьбы в буквальном смысле - я не могу понять, где Вы здесь увидели свет, Андрей? Вот именно это меня и смущает - что здесь нет диапазона чувств, они все сосредоточены в каком-то негативном поле.
MargarMast
(05.08.2011 04:32)
Вообще - всё это больше всего похоже на Судный день, с трубами архангелов. Вот не сойти мне с того места, это - Судный день.
kollontay_
(05.08.2011 07:28)
precipitato писал(а):
запись Пикайзена до сих пор остается единственной
Мне кажется, что есть запись Ирины Бочковой, и даже чуть ли не пластинка дома с ней? в Москве проверю.
kollontay_
(05.08.2011 07:51)
precipitato писал(а):
Елена,по моему,если для Вас слушание Стравинского и Шостаковича является привычным делом-при слушании Бориса Чайковского у Вас не должно возникать проблем,все эти авторы-ветки одного дерева.
Дорогой precipitato, тут я не соглашусь. Шостакович не написал бы `Айболит-66` таким незамутненно-буколическим, что ли. Обязательно была бы социальная или еще какая-то дразнящая нотка. Мне кажется, что Борис Александрович в социальном смысле не был борец или страдалец какой, он жил свою жизнь, писал то, что он лично проживал. А Шостакович жил в первую очередь не личное пространство свое (на эту тему только если считанное нечто можно найти, скажем, единственная песенка в английском цикле, который, кстати, даже в мое время запрещался к исполнению!), а пространство страны, мира, футбольного стадиона, Верховного Совета СССР, `Крокодила` и `Мурзилки` (даже такое сочинение у него было, раннее, правда, там Мурзилка - это совсем другое существо) во всем был активен, хотя и говорил почти всегда языком раба, то есть Эзопа. Впрочем, как можно было не прочитать в заданном автором ключе ламентации `Помоги-ите` и, как бы помягче сказать, пир Валтасара финала (это я о 6 симфонии всё), понять мне трудно. Всего этого у БА нету. А вот понять, чего Чайковский, собственно, хочет, тут я согласен с MargarMast, можно не всегда. Даже в разговоре с ним было ощущение какого-то медлительного ускользания, пусть даже от его странных глаз (если кто не знает, у Чайковского было сильнейшее расходящееся косоглазие). Вот еще байка: я играл, первым после автора, его `Последнюю весну`, на последней репетиции говорю: `Борис Александрович, тут вот смотрите, переписчик ляпнул явную описку`. - `А Вы все-таки попробуйте, я послушаю, вдруг это хорошо получится?`. Ну, я сыграл, автор, конечно, крякнул и полез на сцену с ручкой - исправлять. Ошибка переписчика была из разряда несомненных. Такого с Шостаковичем тоже не могло бы быть, я уверен. Кто видел телефильм, где Рождественский репетирует `Нос`, помнит, как ДД забормотал о том, что вот в такой-то цифре тарелка не сыграла. То есть он не то что ноты, а цифры знал на память, нот-то перед ДД не было! Я не знал БА близко, только отдельные разговорчики, и призываю тех, кто был ближе знаком, записать мемуары. Заодно уж расскажу совсем забавное - в конце 80-х в Московском союзе композиторов были выборы председателя Комиссии симф. и камерной музыки, и выдвинули БА с Денисовым. Ну вы понимаете. Предложенное (кажется, мной?) сопредседательство было принято народом с восторгом и интересом: что-то будет? Так и сделали. Некоторое время оба сконфуженные мэтра как-то так старались обходиться бесконтактно, и, надо сказать, были повышенно корректны. И вот: вышло, что они, и я тут рядом, пытаются войти в дверь Дома композиторов. Нашла коса на камень: оба пропускают друг друга вперед, причем без всякой меры времени, `нет, пожалуйста, проходите` - `Нет, нет, только после Вас` - `Ну что Вы, как я могу` и так далее до абсолютной безвыходности, и до той степени, что я, будучи мальчишкой почти, счел необходимым разрядить грозовую атмосферу, пройдя впереди обоих. Как уж там дальше было, не посмотрел.
kollontay_
(05.08.2011 07:54)
MargarMast писал(а):
надо просто слушать несколько раз подряд - я случайно выключала запись
Вот почти буквально то же самое у меня, даже больше с фильмами, чем с музыкой. 5 минут - максимум, на который я стал способен. Раньше не было такого. Возможно, срабатывает то, что электроника дает другие возможности, было неудобно так обращаться с винилом, а тут пожалуйста. Послушаешь какой-то обломок, остановишься и прокручиваешь его потом пару дней в голове. Как обломки античных статуй. А если слушать подряд, внимание уходить стало.
Adcv
(05.08.2011 10:26)
kollontay писал(а):
Мне кажется, что есть запись Ирины Бочковой, и даже чуть ли не пластинка дома с ней? в Москве проверю.
Верно! Мне тоже так кажется!
Adcv
(05.08.2011 10:34)
MargarMast писал(а):
Дорогой precipitato, внемлите моим мучениям - как мне разработать уши в правильном направлении? При переходе от `Джиннов`, Свиридова, всего классико-романтического, примесью Шостаковича, Прокофьева, Стравинского etc. - к Борису Чайковскому? Как пройти этот путь максимально быстро и с минимальными потерями?
Бориса Чайковского нужно много слушать-у него высокоинтеллектуальная музыка. Сразу часто не дается-ускользает.
musikus
(05.08.2011 13:14)
precipitato писал(а):
Я совершенно с Вами согласен,мне всегда казалось,что это самый сильный скрипичный концерт из написанных в советское время.Пару лет назад он исполнялся у нас в Петербурге на фестивале,но,к сожалению,неудачно.Удивительно,что скрипачи проходят мимо него-запись Пикайзена до сих пор остается единственной.
Помню, что первой исполнительницей концерта была Ирина Бочкова. И это было замечательное исполнение. У меня была запись этого концерта на старом катушечном магнитофоне, сделанная с трансляции по радио. Ну, а потом появилась пластинка с Пикайзеном, которая меня несколько разочаровала. Очень большую роль играют в этом концерте и ударные. В записи с Пикайзеном-Кондрашиным партию литавр ведет, если не ошибаюсь, Эдуард Галоян - потрясающе ведет. Думаю, если литаврист в этом концерте будет слабый, то исполнение сильно проиграет, или вообще падёт. Вы совершенно правы, что Б.А.удалось так построить всю эту большую и сложную вещь, что, постоянно развиваясь и проходя множество эволюционных фаз, она только накапливает энергию выражения. Стыки довольно разных по звучанию эпизодов идут без швов, следуют очень логично. Вообще было бы интересно услышать описание профессионала с анализом формы этого концерта. Что касается места этого концерта, то я бы считал это высочайшим достижением не только советского периода. Может, скажу кощунственное, но эта вещь посильнее, скажем, знаменитого концерта Берга. А уж что касается прямого эмоционального воздействия, то уж точно посильнее.
Adcv
(05.08.2011 13:40)
musikus писал(а):
Помню, что первой исполнительницей концерта была Ирина Бочкова. И это было замечательное исполнение. У меня была запись этого концерта на старом катушечном магнитофоне, сделанная с трансляции по радио. Ну, а потом появилась пластинка с Пикайзеном, которая меня несколько разочаровала. Очень большую роль играют в этом концерте и ударные. В записи с Пикайзеном-Кондрашиным партию литавр ведет, если не ошибаюсь, Эдуард Галоян - потрясающе ведет. Думаю, если литаврист в этом концерте будет слабый, то исполнение сильно проиграет, или вообще падёт. Вы совершенно правы, что Б.А.удалось так построить всю эту большую и сложную вещь, что, постоянно развиваясь и проходя множество эволюционных фаз, она только накапливает энергию выражения. Стыки довольно разных по звучанию эпизодов идут без швов, следуют очень логично. Вообще было бы интересно услышать описание профессионала с анализом формы этого концерта. Что касается места этого концерта, то я бы считал это высочайшим достижением не только советского периода. Может, скажу кощунственное, но эта вещь посильнее, скажем, знаменитого концерта Берга. А уж что касается прямого эмоционального воздействия, то уж точно посильнее.
И главное,везде идет разная музыка! Просто потрясно сделанная вещь. Борис Александрович не получил должного отчасти из-за высокой интеллектуальности музыки.Его партитуры сравниваю с вещами хорошего ученого,который кроме сухих формул видит глубокие закономерности в развитии гармонии,понимает не только математически,почему так,а не иначе,а самим сердцем чувствует,что должно быть так.
vmb1
(05.08.2011 17:49)
Послушал. Да, интересно. Да, внимание держит. Но чрезмерно восторженные оценки неуместны. Слишком легко читается обратный адрес, узкий и локальный: Страна Совковия, 60-е годы, Шостакович (вместе с длиннотами)...
MargarMast
(05.08.2011 18:23)
vmb1 писал(а):
Послушал. Да, интересно. Да, внимание держит. Но чрезмерно восторженные оценки неуместны. Слишком легко читается обратный адрес, узкий и локальный: Страна Совковия, 60-е годы, Шостакович (вместе с длиннотами)...
Уважаемый vmb1 - как-то похоже, что Вы выступаете в роли Верховного музыкального судьи - сидите там наверху и выносите окончательные приговоры, которые обжалованию не подлежат. Очень любопытный тон комментариев.
musikus
(05.08.2011 18:25)
vmb1 писал(а):
Слишком легко читается обратный адрес, узкий и локальный: Страна Совковия...
Не очень понятно. Что это за `обратный адрес`, причем здесь Совковия? Б.Чайковский был, в общем, вполне аполитичен. Он писал музыку, а не манифесты, не фиги в кармане, и на ДДШ в этом смысле не похож абсолютно. Даже в тех его вещах, где читается столкновение жесткой современности с прошлым, в том числе идеализированным (как цитаты из Шумана и др. во 2-й симфонии, виолонч. конц.),никакой `политики` нет.
MargarMast
(05.08.2011 18:29)
Adcv писал(а):
И главное,везде идет разная музыка! Просто потрясно сделанная вещь. Борис Александрович не получил должного отчасти из-за высокой интеллектуальности музыки.Его партитуры сравниваю с вещами хорошего ученого,который кроме сухих формул видит глубокие закономерности в развитии гармонии,понимает не только математически,почему так,а не иначе,а самим сердцем чувствует,что должно быть так.
Ну неужели там сплошная математика и логика? Неужели там нет обращения к каким-то общечеловеческим понятиям? Почeму всё это окрашено в такие тёмные тона? Я так и не получила ответа на свой вопрос - не могу понять, почему люди, которые так хорошо понимают и чувствуют этот скрипичнык концерт Б. Чайковского, обходятся общими фразами.
MargarMast
(05.08.2011 18:49)
vmb1 писал(а):
Послушал. Да, интересно. Да, внимание держит. Но чрезмерно восторженные оценки неуместны. Слишком легко читается обратный адрес, узкий и локальный: Страна Совковия, 60-е годы, Шостакович (вместе с длиннотами)...
К тому же, несмотря на то, что я не так хорошо понимаю этот концерт Б.Чайковского, то, что там, действительно, как отметил musikus, нет никакой политики, а музыка обращается к самым основам человеческого бытия - это и мне понятно. Вы, vmb1, со своим пессиместическим взглядом доморощенного философа (извините, конечно, но так это выглядит, хотя пишете Вы очень гладко) как-то обрубаете все концы всех начал ;). Вы не даёте ничему развиться - никакой мысли, никакой идеи, поскольку для Вас всё оказывается a priori бессмысленным, причём под это подводится `крепкая` база. Непонятно только - а дальше-то что? Если Вы сами себя загнали в тупик - почему Вам так хочется, чтобы там оказалось всё человечество? (Я не к этому посту, просто он навёл на воспоминания о Ваших прежних замечаняих).
Adcv
(05.08.2011 22:38)
MargarMast писал(а):
Ну неужели там сплошная математика и логика? Неужели там нет обращения к каким-то общечеловеческим понятиям? Почeму всё это окрашено в такие тёмные тона? Я так и не получила ответа на свой вопрос - не могу понять, почему люди, которые так хорошо понимают и чувствуют этот скрипичнык концерт Б. Чайковского, обходятся общими фразами.
Просто очень классно выстроена партитура-словно математик все построил. Ну а содержантие концерта глубоко личное...Нет возможности все пересказать словами. Для меня это поиск себя в нашем ужасном мире,в мире пошлости. А концовка характеризует единение народа,причем единение духовное.
Adcv
(05.08.2011 22:40)
vmb1 писал(а):
Послушал. Да, интересно. Да, внимание держит. Но чрезмерно восторженные оценки неуместны. Слишком легко читается обратный адрес, узкий и локальный: Страна Совковия, 60-е годы, Шостакович (вместе с длиннотами)...
Но в то время было столько гениев,сколько сейчас нет! Значит, время было и в чем-то лучшим! Нельзя однобоко ценить время. А концерт глубокий,личный,с надрывом...
MargarMast
(05.08.2011 22:40)
Adcv писал(а):
Просто очень классно выстроена партитура-словно математик все построил. Ну а содержантие концерта глубоко личное...Нет возможности все пересказать словами. Для меня это поиск себя в нашем ужасном мире,в мире пошлости. А концовка характеризует единение народа,причем единение духовное.
А я не услышала там тему `народа`. Для меня это действительно прозвучало, как Страшный суд.
Adcv
(05.08.2011 22:45)
MargarMast писал(а):
А я не услышала там тему `народа`. Для меня это действительно прозвучало, как Страшный суд.
В том то и дело,что это музыка без страстей. Это душевное состояние абсолютной свободы,состояние,когда человек поднимается над миром...
Adcv
(05.08.2011 22:49)
О музыке Бориса Чайковского
Размышляют композитор и критик
Критик: Да, именно о музыке (не только и не столько об отдельных сочинениях) хотелось бы повести разговор и, конечно, об авторе — из ряда немногих, выдающихся, истинно самобытных, по творениям которых будущие поколения оценят прозорливость впередсмотревших...
Концерты, симфонии, квартеты, “Тема и восемь вариаций”, “Лирика Пушкина”, кантата “Знаки Зодиака” на стихи Тютчева, Блока, Цветаевой, Заболоцкого, вокальный цикл “Последняя весна” (возврат к стихам Заболоцкого воспринимается, мною по крайней мере, как намеренное желание углубиться в своеобразный мир поэта ради поиска “смысла живой основы”), Соната для двух фортепиано, симфонические поэмы “Ветер Сибири” и “Подросток” (под впечатлением от романа Федора Михайловича Достоевского)... Не названо еще многое из созданного композитором. И порядок перечисления достаточно вольный. Но едва ли не каждое сочинение Б.Чайковского может успешно репрезентировать авторский стиль. Взятые вместе, они, естественно, укрупняют наше представление о целостном, удивительно органичном мире художника.
О творчестве Б.Чайковского написано немало статей (хотя обобщающее исследование, которому давно приспело время, вероятно, впереди). Авторы их пытаются сформулировать: в чем же феномен художника, что выделяет его в современном творческом процессе?
Еще Н.Мясковский, у которого Б.Чайковский окончил в 1949 году класс сочинения в Московской консерватории, разглядел в своем ученике “своеобразно русский склад, исключительную серьезность, хорошую композиторскую технику”. А спустя несколько десятилетий другой старший собрат по перу так скажет о зрелом авторе известных сочинений: “На наших глазах вырос большой композитор со своим чрезвычайно содержательным, глубоким, красивым душевным миром, со своей манерой, со своей интонационной сферой, своим чувством формы... композитор глубоко русский. < ...> Это мастер в настоящем смысле этого слова, то есть художник, обладающий прежде всего богатым внутренним содержанием и умеющий выразить его средствами своего искусства”. [Свиридов Г. Заключительное слово в библиографическом справочнике, посвященном Б.Чайковскому]. Яркая оригинальность звучания, сочетающаяся с подлинной общезначимостью художественного содержания; интеллектуальная насыщенность мысли — с захватывающей эмоциональностью выражения; философская сложность и многогранность — с ясностью музыкального языка. И эти, отмеченные критиками черты присущи стилю Б.Чайковского. Они постоянно сопрягаются. Каждый новый результат этого сопряжения — всегда неожидан...
Композитор: Вы заговорили о сути художественной индивидуальности. Как не просто схватить эту суть! Мне кажется, сила Б.Чайковского прежде всего в том, что он всегда говорит только об очень значительном, принципиальном. Углубленный, сосредоточенный взгляд на события окружающей жизни не позволяет ему отвлекаться на несущественное. Повод для размышлений не может быть любым, случайным. Такая художественная ориентация воспринята от учителей.
Найти главное позволяет обостренно развитый нравственный слух. Мне кажется, что творчество нашего современника — пример последовательного утверждения в музыке непреходящих нравственных ценностей. Написанное композитором позволяет с особой ясностью ощутить, что есть, существует — как неотъемлемая — часть нашей культуры, называемая “музыка Бориса Чайковского”.
Критик: Нравственный слух побуждает композитора осмысливать значение в искусстве “человеческого фактора”. Как сохранить человеческое в человеке, как противопоставить человеческий фактор любым проявлениям бездуховности, пошлости, безвкусия? Эти вопросы широко обсуждаются в творческой среде. О роли художника в современном обществе, о судьбах культуры размышляют писатели и живописцы, поэты и музыканты. Да, все мы сегодня призваны думать и об охране природы, и об охране духовного мира человека — для будущих поколений. “Одна из главных задач писателя — ставить диагноз нравственного состояния общества, предвидеть эволюцию в духовной атмосфере времени, — утверждает Ч.Айтматов. — Художнику наших дней предстоит проповедовать и внушать человеку мысль о необходимости чувствовать, думать, понимать другого как самого себя, обращаться ко всему свету, доходить словом до каждого сердца. < ...> Человеку свойственно жить сиюминутной жизнью. Литература и искусство призваны сохранить великие идеи, перевести их из глобального в личный план, чтобы каждый человек был озабочен проблемами мира как своими собственными”. [Айтматов Ч. За круглым столом `Литературной газеты`, 1981, 8 июля (№ 28)].И разве не переведено “из глобального в личный план” содержание “Севастопольской симфонии” Б.Чайковского? Уже само название — глубоко символическое, подымает из тайников исторической памяти величественный образ легендарного русского города. Без громогласия, патетики, без лишних слов утверждается в музыке великая нравственная сила человека — защитника Отечества, выстоявшего в жесточайших битвах с врагом.
... Вторую симфонию Б.Чайковского, удостоенную Государственной премии СССР, критика точно нарекла симфонией о Родине, в которой “истинно русская природа его стиля нашла свою полную и всеобъемлющую реализацию” [Корев Ю. Симфония о Родине // Правда, 1969. 2 сент.]. Основной конфликт первой части (как и всего цикла) — между образами гармонии, красоты и “отчужденного интеллекта”, “разорванного сознания”, хаоса — разрешается в кульминации. Здесь композитор воспользовался сильнодействующим средством, процитировав (а в известном смысле и переинтонировав) фрагменты музыки Моцарта, Бетховена, Баха и Шумана. Этот свободный выход к мировой традиции не противоречит “истинно русской природе” Б.Чайковского. Наоборот, он оказывается удивительно плодотворным, свидетельствует о том, что художник не замыкается в узконациональных рамках. Мыслит широко. Чужой текст вступает в неожиданное, но естественное соотношение с авторским, обостряя его новизну, углубляя его коренные связи с родной почвой.
В Концерте для скрипки с оркестром многоликость окружающего преломляется сквозь призму личностного взгляда на мир. Сочинение захватывает внутренним напряжением мысли и чувства, противостоянием живой — жизненной эмоции и холодного ratio. В “Лирике Пушкина” избранные гражданственные, философские и интимно-личные стихи поэта фокусируют главную идею цикла: художник сам себе высший судья (естественно, нравственное п р а в о на такую позицию имеют только большие мастера). Наконец, глубоко закономерно обращение Б.Чайковского к роману “Подросток” Достоевского. Сначала композитор создал музыку к фильму, затем — самостоятельную Поэму для оркестра. Вспомним: в романе подробно, шаг за шагом, исследуется путь — трудный, противоречивый путь познания самого себя, которым идет герой — бесконечно мечтательный, невероятно самолюбивый, стремящийся сохранить человеческое достоинство даже в весьма суровых обстоятельствах. Помните, как откликается на “Дневник” Аркадия Долгорукого его бывший воспитатель Николай Семенович? Позволю себе процитировать небольшой отрывок: “...когда минет злоба дня и настанет будущее... тогда-то и понадобятся подобные “Записки”, как Ваши, и дадут материал — были бы искренни, несмотря даже на всю их хаотичность и случайность... Уцелеют по крайней мере хотя бы некоторые верные черты, чтобы угадать по ним, что могло таиться в душе иного подростка тогдашнего смутного времени, — дознание, не совсем ничтожное, ибо из подростков созидаются поколения...” [Ф.М.Достоевский. Собр.соч. в 12 т. / М., 1982. Т. 10. С. 379]. Эти последние — ключевые строки недаром поставлены композитором в качестве эпиграфа к Поэме (у меня возникла невольная ассоциация с признанием А.Ахматовой о той последней строке, которая всегда первая). Хрупкая и одновременно внутренне устремленная к образу идеальному, возвышенному, основная тема Поэмы таит в себе большую не только эмоциональную, — нравственную силу. Не случайно именно она — главный герой Поэмы.
Пожалуй, это напряженное противостояние одухотворенной мысли и внешних враждебных ей сил присутствует во всем, что создано композитором, вне зависимости от жанра, малого или большого. Здесь автор удивительно последователен.
Композитор: Это принципиальное качество авторского слышания предопределяет высокую правду музыкального высказывания. Нет ни одного значительного произведения Б.Чайковского, в котором не звучал бы голос этой правды. Подобная естественность, мне кажется, восходит к традиции Мусоргского с его феноменальной точностью музыкальной фиксации самых потаенных, закрытых для многих движений человеческой души. Эти интонационные ходы у Мусоргского удивительны, уникальны! Он, образно говоря, не гнался за музыкальной материей, не пробивался сквозь ее толщу к сути. С помощью скупых средств, незначительного количества нотных знаков он создавал пронзительно правдивые образы, вскрывал правду народной жизни.
Критик: Проведенная Вами параллель справедлива, но не забудем, что Б.Чайковский вообще прочно связан с отечественными традициями искусства (и не только музыкального). Он плоть от плоти его.
Композитор: Безусловно. Ведь нравственные, этические вопросы всегда были главными в русской культуре, что общеизвестно. Как мне кажется, русский художник творчески исследует объект не только “на расстоянии”, не только созерцает, описывает его; он как бы приживляет к себе, срастается с ним. По своему миропониманию, миропредставлению Б.Чайковский, безусловно, сын своей земли, потому что “щупает, теребит” (Мусоргский) коренные проблемы искусства.
Критик: Мне, например, кажется, что русское начало его Второй симфонии восходит к Глинке, а в интонировании поэтического слова Б.Чайковский ближе Бородину, Римскому-Корсакову. В элегических страницах квартетов ощущается перекличка с образами П.Чайковского. А хрупкие утонченные, сказочно-фантастические эпизоды (во Второй, Третьей, Камерной симфониях или кантате “Знаки Зодиака”) вызывают в памяти изысканную филигрань лядовского письма.
Композитор: Да, музыка Б.Чайковского — продолжение этой чудесной цепи. Но, знаете, это едва ли не первый случай, когда я попросту не задумывался — кому же конкретно из классиков близок композитор. Он для меня предельно индивидуален. Во всем. Индивидуальность, конечно, выражается через интонацию, несущую мысль, образ.
Критик: Если позволите, к разговору об авторской интонации мы еще вернемся, и прежде всего ради того, чтобы наш портрет композитора оказался возможно ближе к оригиналу. А пока затронем еще один общий вопрос.
Творчество каждого художника эволюционирует. Это закономерно. И эволюционирует индивидуально. Можно, хотя и достаточно условно, обозначить свои вехи на пути Б.Чайковского, хотя определенная высота им взята уже в молодые годы: приведенный отзыв Н.Мясковского не требует комментариев. Например — смолоду была избрана инструментальная музыка как область наиболее близкая; незавершенная опера “Звезда” по Э.Казакевичу и два романса на стихи Лермонтова были скорее эпизодическими пробами пера. Вспомним первые симфонические опусы: Первая симфония, “Фантазия на русские темы”, “Славянская рапсодия”, Симфониетта. Параллельно шла работа в камерной сфере (и, очевидно, особенно результативно): Первый и Второй квартеты, два Трио — струнное и фортепианное, фортепианные сочинения, наконец, масштабный Фортепианный квинтет, с его подлинно симфоническим разворотом музыкально-психологической драмы, во многом подготовивший крупные работы — Виолончельный концерт и Вторую симфонию. В этой художественной эволюции привлекает какая-то особая серьезность, углубленность, основательность — несомненно, черты человеческого характера.
Следующим рубежом оказался вокальный цикл “Лирика Пушкина”. Долгое время остававшийся на сугубо “инструментальных позициях”, Б.Чайковский обратился не просто к слову, но к поэту, который помог просветлить, очистить, а главное — классически уравновесить мысль и эмоцию, к чему, собственно, и стремился, как кажется, композитор. За “Лирикой” последовали “Тема и восемь вариаций”, кантата “Знаки Зодиака”, Третья симфония, цикл “Последняя весна”. И хотя к некоторым жанрам композитор обращался неоднократно, результаты всегда были оригинальны, подчас неожиданны. Так, непохожи друг на друга четырехчастный Виолончельный концерт (автор во многом отталкивался от опыта Д.Шостаковича — и интонационного, и концептуального) и одночастный Скрипичный. В первом случае перед нами многофигурная композиция, конфликтное противоборство образов лирико-драматических (сонатное andante), саркастических и гротесковых (вторая и третья части) и ярко жанровых (в блестящем калейдоскопе парадного финала мы улавливаем и элегичную вальсовость, и характерный рисунок полонеза, и незатейливый мотив уличной песенки, и маршевый ритм, и бравурную фанфарность). В Скрипичном — образный строй много строже. Живой музыкальный процесс устремлен как к некоему примирению в финале солиста и оркестра, поначалу игравшего роль бесстрастного наблюдателя.
Столь же оригинален пятичастный цикл Фортепианного концерта, с его совершенно неожиданным драматическим, даже с оттенком трагического, финалом. Напомню, что после динамичной, напористой токкаты следуют одухотворенно-созерцательная, типа ноктюрна, вторая часть и два своего рода скерцо: “проход” гротесковых, механических персонажей-марионеток, достигающий своего апогея в эпизоде солирующих большого и малого барабанов, с неуклонной настойчивостью выбивающих ритм (четвертая часть). В таком контексте финал воспринимается как подлинный, хотя и необычный катарсис музыкальной драмы. Главная ее тема волнующе значительна.
Может быть, более тесное родство существует между квартетами...
Добавлю еще одно наблюдение, позволяющее констатировать внутреннюю связанность отдельных опусов композитора. В ряде случаев какой-либо мотив будущего сочинения зарождается в недрах предыдущего, прорастает в самостоятельный образ. Это объясняется тем, что в сущности в музыке Б.Чайковского последовательно разрабатывается одна художественная идея, которая была уже очень точно, по-моему, сформулирована критиком: “Устремленность к истинным ценностям бытия, острота переживания высокого, вечного, сердечная тревога от соприкосновения с ним и печаль его утраты, — разве это не сильнейшая гуманистическая тема большого искусства нашего времени?” [Рахманова М. Предисловие к анализу // Сов. музыка, 1975, № 6. С. 18].
Воплощая ее в музыке, Б.Чайковский каждый раз настойчиво испытывает новые, но всегда точно соответствующие художественной сверхзадаче формы. И для творческого испытания избирает принципы симфонические. Но вот что важно: в его симфонических концепциях едва ли не ведущую роль играет лирическая образность — лирическая стихия, доведенная до обобщения, символа.
Нередко лирический образ становится драматургическим центром композиции. “Острота переживания высокого, вечного” выразилась во Второй симфонии в сопряжении с сильно действующим “словом” классиков. Лирическим центром Третьей симфонии стала с в о я тема — удивительной красоты, широкого дыхания, по-русски окрашенная мелодия-песня солирующей альтовой флейты, в кульминации обрастающая голосами флейт, гобоев, кларнетов, к которым подключается пронзительно щемящий тембр солирующей трубы-piccollo, а со следующей, самой высокой волной — и струнные.
К названным примерам можно добавить и лирическую вариацию из “Темы и восьми вариаций”, и весь Скрипичный концерт, многие страницы квартетов, вокальных циклов. Господствует в них лирическая образность во множестве градаций — от хрупких, отрешенных, почти ирреальных до открыто эмоциональных, остродраматических, даже трагических тонов.
Композитор: Я бы сказал, что Квинтет, квартеты, трио, как сквозь увеличительное стекло, позволяют увидеть черты, знакомые по симфониям, концертам. Многие страницы камерных сочинений Б.Чайковского ассоциируются с картинами природы и одновременно одухотворены человеческой эмоцией, пронизаны чувством сострадания, щемящей боли. Композитор пытается глубоко осмыслить философскую идею красоты и быстротечности человеческой жизни и запечатлеть в музыке и этот образ красоты, и это состояние ускользающего мига, мгновения...
Критик: Кстати, мне кажется, отношение к лирическому, его трактовка Б.Чайковским тоже эволюционировали. В ранних сочинениях данная сфера примечательна тонкостью, хрупкостью как бы отфильтрованных художественных эмоций. Условно это можно назвать интеллектуализированной лирикой. Нередко она окрашивалась жанрово: вальс, серенада, ноктюрн и т.д. ... В более поздних сочинениях лирическая сфера, как уже говорилось, обогащается драматическими, экспрессивными, а также эпическими тонами. (Последнее отчетливее, как кажется, выражено в архитектонике, в соотношениях относительно завершенных, закругленных эпизодов, повторности построений, и почти без изменений, и варьированных, на разных этапах развертывания формы.) Ярким подтверждением сказанному могут служить и Третья симфония, и кантата “Знаки Зодиака”, и Шестой квартет (я специально беру разные жанры).
Один из важных драматургических приемов — переклички (на расстоянии) между отдельными сочинениями. Например, между Камерной симфонией (1967) и “Шестью этюдами для струнного оркестра и органа” (1976). В обоих случаях — общий принцип сюитного объединения шести разделов цикла, его программность. В симфонии образное содержание “режиссируют” заголовки относительно законченных частей: Соната, Унисон, Хоральная музыка, Интерлюдия, Маршевые мотивы, Серенада; в Этюдах — уже название ориентирует на восприятие эскизов — мимолетных зарисовок настроений, сюжетов природы, типов движения.
В “Лирике Пушкина” композитор все договаривает до конца, побуждаемый докопаться до исконного смысла стиха. В “Последней весне” слово Н.Заболоцкого — загадочное, богатое подтекстом, обусловливает соответствующий музыкальный отклик-прочтение, остролирическое и одновременно обобщенное, метафорическое.
Стиль Б.Чайковского проявляется, можно даже сказать, в лирическом отношении к самому звуку, к музыке, которую он полагает высшей ценностью духовной культуры человека...
Композитор: Безусловно, Б.Чайковский мыслит концептуально, масштабно. Мне кажется, что существенная эволюция в его творчестве произошла лишь недавно. Активное преобразование, преображение материала внутри частей, которое Вы справедливо отметили, скажем, в Виолончельном концерте (пример, по-моему, очень яркий), сменилось иной трактовкой конфликтности. Она не только вынесена за пределы частей и действует на расстоянии, что как раз и дало критикам основания констатировать элементы эпического в музыке композитора. Здесь конфликт принципиально иной — допустим, в сравнении с симфонизмом Д.Шостаковича. Расстановка сил ясна сразу же, и возможности переосмысления образов, в сущности, предопределены. Припомните: Пятый квартет сразу экспонирует главную тему-идею сочинения и ею же завершается; в интонационном процессе ведущий образ перемежается иными, так сказать, контрастирующими, либо оттеняющими эпизодами.
Соответственно и процесс формообразования тоже решительно обновляется — по сравнению, например, с Виолончельным концертом или Второй симфонией. Чтобы закончить мысль, скажу, что если раньше в сочинениях композитора действовала диалектика образных сопряжений (а диалектичность в европейской музыке наиболее полно, как известно, выражается сонатностью), то в поздних опусах наблюдается стремление преодолеть эти сопряжения — вероятно, как слишком традиционные. Иными словами, эволюция привела Б.Чайковского к новой концепционности. Он, как бы долго “наводя на резкость”, в конце концов нашел то “фокусное видение”, благодаря которому его эстетика выявилась наиболее полно. Один из примеров — “Ветер Сибири”.
В известной степени такой поворот был неожидан. Слово “неожидан”, которое я употребил по отношению к эволюции композитора, в полной мере может характеризовать и особенности развития материала в каждом конкретном сочинении, так сказать, его музыкальный ход. Вот Вы слушаете симфоническую поэму “Ветер Сибири”. Вам кажется, что название настолько конкретно, что сам образный строй (да, кстати, поначалу так оно и есть) полностью “предсказан”. И тем не менее, лишь к концу по-настоящему понимаешь то, что хотел сказать автор. Напомню кульминационный эпизод поэмы, где композитор резко меняет тип движения, фактуру. Внешне он кажется просто решенным: разбегающиеся варьированные сегменты диатонической ми-минорной гаммы. И именно в этот момент для Вас как бы открывается внутренняя сущность музыки. Ветер духовных пространств! Найдено и передано именно это состояние.
И вот если попытаться задуматься над тем, к какой драматургии обращается в данном случае композитор, то, мне кажется, надо отметить важную новую закономерность: переключая внимание с одного состояния на другое, он планомерно и неуклонно ведет нас к очень высокой по концентрации высказывания точке. И когда эта точка достигнута, вы чувствуете: сочинение, что называется, прочно становится на свое основание. Оно сделано. Художественная идея получила яркое образное воплощение. Для нас этот процесс неожидан. Он живой.
Акцентируя внимание на передаче в музыке живого состояния, я и говорю прежде всего о “Ветре Сибири” как о важном этапе в творческой эволюции композитора. Еще одна ее примета — явственно ощутимое в поздних сочинениях Б.Чайковского живописное начало. И только что упомянутая мной поэма “Ветер Сибири” особенно показательна в этом отношении.
Едва ли не главным принципом формообразования при подобной драматургии ставится своеобычное сопряжение блоков-эпизодов, из которых складывается целое. Причем, как уже было сказано, здесь всегда присутствует точный драматургический расчет, регулирующий слушательское восприятие. Так строятся и вокальные циклы.
Критик: Естественно, что в вокальной музыке концепция автора выявляется с помощью поэтического слова, и даже в самом подборе авторов. Скажем, кантата объединила очень разные “миры”. После одного из пронзительно философских откровений Тютчева (“Молчание”), после глубоко сосредоточенного, даже отрешенного блоковского символа (“Там, далёко”), после, наконец, страстного трагического причета (“У четырех дорог”) Цветаевой следует финал — неожиданное, отстраняющее, переводящее повествование в совершенно иную, чуть ли не с оттенком “бытовизма” сферу. Напомню в данной связи первую строфу стихотворения Заболоцкого:
Меркнут знаки Зодиака
Над просторами полей.
Спит животное Собака,
Дремлет птица Воробей.
И в этом повороте от сложности к простоте — тоже принципиальная установка мудрого, зрелого мастера.
И в “Лирике Пушкина” мы находим неожиданное: дважды музыкально прочтенное стихотворение (“Если жизнь тебя обманет”), причем в совершенно разных ключах — философическом, с оттенком меланхолии, и — в безмятежно-светлом, чем-то напоминая непритязательную лирическую песенку...
Хочу теперь вернуться к затронутому Вами вопросу о “живописности кисти” композитора. Подчеркну: в музыке Б.Чайковского разного периода мы находим немало интересных запечатлений образа природы — картинного и психологического — в том понимании, которое содержится вот в этих строках Тютчева:
Не то, что мните вы, природа:
Не слепок, не бездушный лик —
В ней есть душа, в ней есть свобода,
В ней есть любовь, в ней есть язык...
Композитор: Очень созвучные миру Б.Чайковского строки...
Критик: В природе композитор ищет гармонию. Но она мыслится как нечто недосягаемо прекрасное. Вместе с тем образ природы для Б.Чайковского — не абстракция и не просто пасторальная зарисовка, не пейзаж. Он неотделим от образа человека, его переживания. Отсюда своего рода пантеизм в “Шести этюдах” с гимнически светоносным финалом. Отсюда многообразие тончайших связей души человека и души природы, воссозданное в “Последней весне”. Отсюда поразительные пространственные эффекты в “Ветре Сибири”, “Севастопольской симфонии” или в Сонате для двух фортепиано (характерны и названия частей — “Отзвуки”, “Голос полей”)...
Композитор: Вы правы. Но пора нам поговорить о конкретной интонационной природе музыки композитора, ибо она являет собой пример виртуознейшей работы с материалом. Показателен в этом плане Скрипичный концерт. В определенном смысле он воспринимается как гигантская длительная монодия. На фоне многократно повторенного фа-мажорного трезвучия в оркестре скрипка вступает со своей импровизацией. Начинается она с очень, казалось бы, простого, ничем внешне не примечательного мотива. Но постепенно музыка разворачивается, захватывает внимание, и возникшая было мысль о незначительности происходящего тут же отступает. Знаете, подобная интонационная работа напоминает мне труд рудокопа, который, все глубже вгрызаясь в землю, по крупицам добывает ценную породу: одна мысль цепляется за другую, развитие все более насыщается, обостряется. Вот это и есть чудесный процесс творчества, процесс создания живого организма, в котором все голоса — и солиста, и оркестра — чутко взаимодействуют, словно обмениваются мыслями.
Критик: Музыка Б.Чайковского тематична в самом непосредственном смысле этого понятия. Композитор трактует тему как “богатую выводами идею”, в которой (напомню известную мысль Асафьева) “противоречие является движущей силой”. О сильном мелодическом даре композитора свидетельствуют solo альтовой флейты в Третьей симфонии, медленная часть Фортепианного концерта, основная тема солирующего виоль д’ амур в “Подростке” — примеры можно умножить. И в этом смысле Б.Чайковский — прямой наследник русских классиков. Причем нередко мелодические центры, подобные упомянутым, находятся словно бы в глубине формы, не сразу открываясь слуху, — как важные художественные выводы.
Композитор: Приступая к работе над интонацией, композитор всегда как бы выбирает для себя опорную точку, от которой он будет в процессе тематического продвижения постепенно “отходить”. Разумеется, всегда важен строжайший интонационный отбор. Все неработающее в конкретном контексте (пусть даже очень интересное и выразительное) беспощадно отбрасывается. Принцип всех больших мастеров — и прошлого, и настоящего!
Критик: Да, Б.Чайковский в этом плане весьма свободен, но всегда строго избирателен. Он широко использует классический прием прорастания — из отдельных интонаций, мотивов формируется художественное целое. В других случаях — дает своего рода интонационный конспект в начальном разделе сочинения (Третья симфония). Бывает, что методом развития становится вариационность и т.д. Своеобразие стиля этого художника — в особом складывании темы из отдельных внутренне сопряженных и всегда весомых тонов (тема в вариационном цикле, главная партия Второй симфонии). В его композиторской речи есть любимые интонации, несущие определенную образно-семантическую нагрузку (вопрошающая секста в Виолончельном концерте, настойчиво-пронзительная восходящая секунда в одной из тем Третьей симфонии, умиротворенно-пасторальная кварта в Серенаде из Камерной симфонии, а в “Теме и восьми вариациях” или Третьей симфонии — кварта призывная, побуждающая к действию). Пожалуй, можно даже говорить о собственном словаре композитора.
Композитор: Его интонирование есть точное выражение авторской мысли. Я не случайно провел выше параллель с Мусоргским — именно в этом смысле!
Помню, каким откровением стал для меня финал Фортепианного концерта. В нем я услышал очень острую, пронзительно личностную интонацию, которая высекается из многократно, с настойчивым упорством повторенного до-минорного трезвучия. Предельно простой кажется вторая тема Шестого квартета, но с помощью, казалось бы, архиэлементарных средств достигается выразительность образа. Вы правильно отметили постепенное формирование темы оркестровых вариаций из внутренне сопряженных тонов. А ведь истинный ее облик открывается только в финале, в кульминации. Помните? Весь оркестр одноголосно скандирует тему. И вот этот упругий, напряженный, громогласный унисон подобен гигантской пружине, которая заведена до немыслимого предела и начинает раскручиваться — ритмически, интонационно.
Критик: “Обратным примером” вступления темы с вершины-источника может служить начало Третьей симфонии, где четыре флейты, продублированные октавой ниже четырьмя гобоями, интонируют интервал большой секунды на динамике f, — пронзительно яркая краска! Подобным эффектом броского начала композитор тоже мастерски владеет. И как бы ни раскрывалась тема, едва ли не каждое его сочинение свидетельствует о том, что авторское слово всегда весомо, потенциально значительно. Оно побуждает внимать.
Композитор: В музыке Б.Чайковского есть и своего рода ритмознаки. Скажем, выбивающиеся из мерной квадратности триоль или квинтоль. Примечательна в этом плане первая часть Фортепианного концерта. В напористом, истовом ostinato ровных восьмых длительностей возникает эффект прерывистого дыхания (квинтоль), усиливающий и без того напряженное движение. В других случаях, наоборот, перед нами нарочитая однозначность (унисонная тема в финале вариаций): только так и хотел, понимаем мы, сказать композитор.
Вообще, мне кажется, что в его поздних сочинениях ритм все больше выполняет функцию дыхания. И конечно, он неразрывно связан с интонацией, как бы режиссирует сгущения интонационной напряженности или, наоборот, ее разрежения.
Критик: Иными словами, интонация трактуется Б.Чайковским как живая речь, говорение? Опять приходим мы к традиции Мусоргского. Может быть поэтому не ощущается столь уж принципиальной разницы между инструментальным и вокальным мелосом Б.Чайковского. И в том, и в другом случаях действует, мне кажется, один метод. И так же, как в сущности инструментальны вокальные партии в “Знаках Зодиака”, “Лирике Пушкина”, “Последней весне”, так и, можно сказать, вокальны темы альтовой флейты в Третьей симфонии или виоль д’ амур в “Подростке”.
Во многих статьях о музыке Б.Чайковского высказывается мысль о ее простоте. Но это — простота, которая, как однажды выразился он сам в отклике о своем коллеге, “стоит дорого, она дается не сразу”.
Композитор: Я тоже об этом много думаю. Мы уже говорили: композитор пользуется очень простыми средствами — ясной мелодикой, естественной ритмикой. Если подумать о гармоническом языке, то в основе своей он диатоничен, хотя автор, если того требует развитие мысли, использует плотные кластерные мазки. Но господствует все равно диатоника — необыкновенно богатая, многокрасочная. И при этом настроенность слуха — предельно индивидуальная.
Это относится и к оркестровому письму как одному из важнейших показателей именно индивидуальной слуховой настройки. Скажем, совсем непривычна, на первый взгляд, трактовка солирующего органа в “Шести этюдах”. “Король инструментов”, как выразился в свое время А.Серов, звучит в партитуре Б.Чайковского как-то не совсем по-органному, что ли, — камерно-доверительно, прозрачно (иногда просто одноголосно). Но художественный эффект сочетания такого вот органа со струнным оркестром впечатляет.
Композитор вообще трактует тембр не как краску, а драматургически, образно, что, впрочем, не исключает яркого фонизма. Скажем, характерные тремоло контрабасов, скрипок в “Ветре Сибири” воспринимаются как изобразительный прием, как тембровый “знак ветра”. Благодаря ему в значительной степени и достигается ощущение огромного пространства. Кстати, такое же ощущение пространственности есть и в “Севастопольской симфонии”.
Продолжая разговор об оркестровом письме Б.Чайковского, добавлю, что во многих сочинениях композитор нередко пользуется техникой, образно говоря, мазка — он сразу кладет на холст не один, а группу однородных тембров (например, “по четыре” — флейты, кларнета, трубы, тромбона); чередует, тонирует мазки — в одном из эпизодов “Темы и восьми вариаций” засурдиненные трубы на той же высоте сменяются валторнами.
Наряду с этим углубляется тонкое дифференцирование тембра. В “Последней весне” есть партии солирующих флейты и кларнета. В одних случаях они как бы договаривают “оброненную” вокальную мысль, в других — уводят ее в совершенно иную образно-психологическую плоскость, в третьих — живописуют природу и т.д. Наряду со всем этим идет, конечно, и поиск новых звучаний. Как точно найден для образа “Подростка” солирующий виоль д’ амур — эмоционально отзывчивый, широкого диапазона звучания! В этой партитуре вообще немало тембровых сюрпризов — русские гусли, продольная флейта... А использованный в “Знаках Зодиака” клавесин помог автору создать образ завораживающий, таинственный. Примерам мастерского владения оркестровой палитрой несть числа...
И снова возвращаюсь к “Ветру Сибири”, чтобы высказать более общую мысль. Своеобразно трактованная композитором форма симфонической поэмы воспринимается как убедительное воплощение принципов сквозного развития. Тематизм, лежащий в ее основе, выразителен и характерен. Для меня это лишнее доказательство того, что только при наличии четко выраженной мелодической идеи сочинение может состояться.
Критик: Четко выраженная мелодическая идея, традиционные в основе своей средства ее реализации в сущности свидетельствуют о к л а с с и ч е с к о й основе стиля композитора.
Композитор: Эта классическая основа, коротко говоря, — в ясности, простоте, точности выражения, правдивости художественных образов. При этом авторский взгляд на традицию всегда необычен, как бы смещен. Благодаря той неожиданности, непредсказуемости, о которой мы с Вами уже говорили, классический стиль менее всего традиционен по существу.
Критик: Иными словами, по отношению к музыке Б.Чайковского следует говорить не о традиционной классичности, а о той, которая несет новые смыслы и понимается не как повторение — как “смещение” и новизна [О таком понимании развития классической традиции (о ее, так сказать, классичности) см.: Тынянов Ю. Литературный факт. В кн.: Поэтика. История литературы. / М., Кино. 1977]. Это насыщение новыми смыслами свойственно большим художникам, о которых справедливо сказано: их классичность не старая, а новая; те же слова, но отношение между словами — другое (Б.Эйхенбаум). И, если позволите, еще одна ссылка — на “оксюморонность”, то есть причудливость многих поэтических образов А.Ахматовой — например: “Смотри, ей весело грустить”, “И весенняя осень так жадно ласкалась к нему”...
И вот, как мне кажется, — естественная параллель в музыке Б.Чайковского: необычное сочетание крайних регистров-голосов — контрабаса и фортепиано, ведущих разные мелодии в лирической второй части Фортепианного концерта Б.Чайковского. В заключение тема фортепиано постепенно будто поднимается на все более и более высокие этажи, кажется “запредельной”. Уже едва различимы ее очертания, но образ остается, хотя становится иным — смещенным. И эта “запредельность” кажется загадочной. Как и “пространственные унисоны”, которые композитор любит и мастерски выстраивает (скажем, “Зов полей” из Сонаты для двух фортепиано). И оттенок щемящей грусти в красивой лирике квартетов — из того же ряда...
Композитор: Для меня музыка Б.Чайковского значит очень много. Когда слушаешь, например, такие сочинения, как вокальный цикл “Последняя весна” или “Шесть этюдов”, не покидает мысль о том, что в них таится некая тайна. Простая и ясная по форме, естественная и логичная в своем развертывании музыка все же как бы ускользает от окончательного постижения, — образ вроде раскрывается полностью и не исчерпывается. Не случайно среди близких композитору поэтов оказался Н.Заболоцкий:
Архитектура Осени. Расположенье в ней
Воздушного пространства, рощи, речки,
Расположение животных и людей,
Когда летят по воздуху колечки
И завитушки листьев, и особый свет, —
Вот то, что выберем среди других примет.
И в этих строчках, избранных для одной из частей цикла “Последняя весна”, как и в музыке Б.Чайковского, мне тоже видится некая странность, смещенность, загадочность.
Эта “прозрачная” завеса особенно ощутима после первого прослушивания “Весны”. И с этим
MargarMast
(05.08.2011 22:54)
Adcv писал(а):
В том то и дело,что это музыка без страстей. Это душевное состояние абсолютной свободы,состояние,когда человек поднимается над миром...
Я, собственно, не знаю, можно ли считать картину Страшного суда эмоциональной - в конце концов, если смотреть не с позиции библейского сюжета, это - ответ человека перед собой и перед своим высшим предназначением - так я это слышу. Тут без слова `духовность` не обойтись, а духовность не подразумевает страстей. Она подразумевает жизнь духа, а не души.
Adcv
(05.08.2011 22:55)
Б.Чайковский. Час выбора. Беседа с корреспондентом `Литературной России` Ларисой Михайловой
(Л.М.)— Облик века, облик страны, облик народа. Борис Александрович, что создает его? Ведь, с одной стороны, сегодня мы каждый день видим вещи негативного плана, нам бросается в глаза и заполняет наше сознание та `чернуха`, которой ныне посвящено столько газетных статей, радио- и телепередач. Но с другой — существуют художники, творцы, духовные подвижники, которых немало в России ХХ столетия. Образно говоря: торговля жвачкой рядом с Малым театром — одна картина жизни, а входишь в театр — совершенно другая. И они сосуществуют.
(Б.Ч.)— Наш век — век неслыханных контрастов добра и зла. И мне кажется, как раз все эти контрасты и создают лицо века. Что такое ХХ век? Это уничтожение всего: строя, уклада жизни, исторических корней, лучшей части нации. Это развращающие народ `идеи`: будто бы каким-то `новым`, не известным ранее способом можно достичь благоденствия (тогда как способ один — только талант и труд, только свой собственный путь). Это извращение всех естественных христианских понятий, таких, как трудолюбие, совесть, милосердие. Это век, в котором первые люди — палач, доносчик, ненавистник своей страны. И странно — вместе с тем — это век необычайного величия народного духа. Век Глазунова, Скрябина, Рахманинова, Мясковского, Прокофьева, Шостаковича, Свиридова. Век Платонова и Булгакова, Ахматовой, Цветаевой, Блока, Есенина, Пастернака. Это век победы в великой войне. Вот такая странная смесь. Кстати, именно само понятие `век` помогает увидеть лицо народа, лицо страны. Ведь век — время по небесным часам. Поэтому действительно в нем теряется мелкое и остается только большое. К тому же, когда проходит столетие, преодолеваешь какой-то психологический барьер, ибо о современном сказать `великое` мы как-то всегда побаиваемся — и это, вероятно, несправедливо, хотя бы по отношению к себе самим, не сознающим в таком случае до конца, в каком грандиозном времени нам выпало жить.
— Да, наше столетие чрезвычайно контрастно, чрезвычайно противоречиво. Даже непонятно, каким образом при такой тяжести жизни, при таких несчастьях, катастрофах, жертвах, войнах возникает что-то высокое...
— Возникало в прежние годы и возникает сейчас. Причем, если брать более мне знакомую область — искусство, то какая-то часть замечательных художников и музыкантов имела корни как бы еще в прошлом веке. Но удивительно, что в современном искусстве немало явлений колоссальной значимости, которые имеют корни именно в нашем времени. Я имею в виду, например, наших выдающихся писателей — Солженицына, Абрамова, Белова, Астафьева, Распутина, которые, после засилья неправды в литературе, начали писать правдиво и с огромной глубиной. Это возрождение прежних традиций литературы в новом времени. Очень важно, что их таланты питают не прошлые, а именно нынешняя эпоха.
— И нынешние люди.
— Без сомнения. Мы можем слышать разговоры о том, что народ измельчал, испортился и прочее... Но если брать народную гущу, народную среду, то, раз такие люди из этой среды выходят и так замечательно пишут, — наверное, в ней превалирует тот исконный русский характер, о котором столько было сказано русским искусством.
— Если стараешься видеть историю объективно — более глубоко постигаешь и сегодняшний день.
— Конечно, мы сегодня паникуем: войны, обеднение страны, падение нравственности, вороватый бизнес, засилье дешевых рок-групп, нищие в переходах метро. Все так. Но давайте вспомним `золотой` ХIХ век — там тоже все было не так уж гладко. Колоссальные кровопролития в войнах с Наполеоном, крымской, русско-турецкой, народники, убившие царя, декабристы...
— Вспомним ночлежки, систему нищенства, те же отбросы общества, которые грабили и убивали.
— А нигилизм, небезызвестный русский нигилизм с его представлением о человеке как о букашке. Но парадоксально то, что это забыто, а остались вершины духа, которыми мы и гордимся.
— Кстати, о многом заставляет задуматься и такой факт: подлинное величие эпохи никогда не знаешь, живя в ней. Современники Глинки, Пушкина и Лермонтова воспринимали свой `золотой` ХIХ век как злой, трудный, несущий девальвацию прежних ценностей. Они думали: `что там наше столетие? Вот XVIII, XVII были поистине значительны`.
— Доказательства того, что изнутри времени трудно увидеть его масштаб, — бесконечны. Ну разве современники Пушкина (в большинстве своем) подозревали, что живут рядом с человеком, чье имя вскоре станет символом русской поэзии? А во второй половине XIX столетия знаменитый создатель Петербургской консерватории Антон Рубинштейн писал статьи о том, что в России нет настоящей музыки, — и это в то время, когда уже творили Глинка, Мусоргский, Бородин, Римский-Корсаков и Чайковский! Большое действительно видится только на расстоянии.
— Сейчас время — во многом решающее для нашей страны. Своего рода, час выбора. Социализм — рынок... Один путь как будто бы не оправдал себя, на другой, `всеобщий`, возлагаются большие надежды. Но что же мы видим? Высокое искусство гибнет от голода. Люди в поисках заработка уходят от духовных традиций России. И многие сейчас начинают понимать, что капитализм, в виде прямого подражания Западу, — тоже не путь для России. Может быть, действительно у России особый, `третий путь`?
— Сколько раз на моей памяти, а я немолодой человек, страна наша становилась на новый путь! И все пути эти имеют одну общность: все плохи для России. Почему? Да все они не свойственны ей. Мы говорим сейчас, что нужно понабраться опыта в других странах. Я думаю, это ложная идея. Во всяком случае, пока мы ничего хорошего оттуда не взяли. Потому что прежде всего мы должны были бы позаимствовать у них (или в собственной старине) любовь к своей стране, заботу о ее интересах (а не об интересах властей предержащих) и стремление к тому, чтобы ее жизнь соответствовала общечеловеческим нормам. — Сколько раз на моей памяти, а я немолодой человек, страна наша становилась на новый путь! И все пути эти имеют одну общность: все плохи для России. Почему? Да все они не свойственны ей. Мы говорим сейчас, что нужно понабраться опыта в других странах. Я думаю, это ложная идея. Во всяком случае, пока мы ничего хорошего оттуда не взяли. Потому что прежде всего мы должны были бы позаимствовать у них (или в собственной старине) любовь к своей стране, заботу о ее интересах (а не об интересах властей предержащих) и стремление к тому, чтобы ее жизнь соответствовала общечеловеческим нормам. У нас все происходит иначе: мы не задумываемся, что для нашей страны органично, а экспериментируем, пробуя на ней то одну, то другую чужие модели. Если не подошла одна модель, — практически автоматически хватаем другую (и обязательно уже готовую), но не хотим в ы р а б о т а т ь с в о ю. Понимаете, ведь у каждой страны имеется свой путь. И абсурдна сама установка: наша страна должна жить так, как какая-то другая. Такая постановка вопроса почему-то возникает у нас. А она естественна, простите, только для колониальных стран. Вот Петр I вводил западный порядок. Но для чего? Чтобы у России был свой флот, чтобы здесь цвела наука. Петр обращался к Западу для того, чтобы увеличить мощь России, а сейчас все делается для того, чтобы ее ослабить и вынудить с благодарностью принимать гуманитарные подачки. И еще: он прежде всего думал не о своем личном благе, а о будущем своей страны. В этом его колоссальное отличие от нынешних наших лидеров. Сейчас надругательство над страной стало модным. Я не знаю, в чем тут дело, но думаю, что десятилетия безбожия даром не проходят.
— Можно сказать, что наша страна была больна. Чтобы она выздоровела, ее надо лечить. А как?
— Лечить можно и нужно, возвращая нормальные понятия, которые сметены. Я вам приведу примеры, которые не выдумал, а наблюдал на улице или среди знакомых. Вот скромность — кто сейчас говорит, что это хорошо? Сейчас скажут — закомплексованность, а это отрицательное качество. Резня — это межнациональные отношения. Патриот — это фашист. А героизм в войне! Некоторые теперь утверждают, что его проявляли тупые люди, которые за Сталина воевали. Но воевали за свою Родину, которая свята для каждого нормального человека. А кто делает, по теперешним меркам, добро? Дураки. Понимаете, это страшные вещи. И вот, я думаю, возвращение, в сущности, библейским понятиям их исконного смысла — это первый шаг русских к самим себе.
— Сегодня не только Россия, а вообще современная цивилизация находится на грани кризиса. И в первую очередь по таким статьям, как экология и духовность (когда перед материальными ценностями отступают духовные — это ненормально, но это норма западной жизни). Существует теория, по которой возрождение духовности вообще в мире должно прийти из России.
— Очень может быть. Ведь Россия всегда была страной глубокой и светлой веры. Другое дело, что у нас долгое время насаждали воинствующий атеизм (кстати, свобода совести: хочешь — верь, хочешь — не верь, — это хорошо, а вот глумление над религией — это страшное преступление). Но сейчас наконец происходит возвращение к вере, становится понятным, например, почему раньше в Москве было сорок сороков церквей, — теперь оставшихся явно не хватает, особенно на праздники это заметно. И что мне кажется самым главным, — детей начинают приобщать к религии. Важно даже не то, что к религии, а то, что к основным христианским — просто здоровым — понятиям. А ведь это основа жизни, как основа музыки — наука гармонии. Я думаю, если Россия в полной мере вернется к вере, — ее духовности действительно хватит на весь мир.
— Сегодняшние заботы нас поглощают. Но наступает такой момент в жизни страны, когда нужно акцентировать внимание на том, что сегодняшний день — продолжение вчерашнего. Люди теряют чувство историзма не нарочно — заедает быт, как говорится. Но если они его теряют, то становятся своего рода манкуртами, не знающими, где они живут и зачем. Конечно, нужно говорить о недостатке колбасы и хлеба, но если говорить только об этом — теряется ощущение великой Родины за плечами...
— Чувство историзма в сегодняшней сложной ситуации, как никогда, необходимо. Ведь многим, переживающим нынешние наши общие трудности, кажется, что их не преодолеть, что мы зашли в невиданный и ни с чем не сопоставимый тупик. Но стоит только осознать, что подобные, а может, даже более существенные испытания уже были в нашей истории, и Россия всегда выходила из них живой, а порой и преображенной, — и уже не так становится тяжело на душе. Я имею в виду такие события, как монголо-татарское иго, реформа Петра, проходившая далеко не безболезненно, на фоне стрелецких казней и горящих раскольников. Смутное время со всеми его самозванцами, временщиками, убийствами и угрозой польского владычества. И если все это Россия пережила, почему же сейчас вдруг она должна сломаться?
— Вообще говоря, чтобы найти аналогии, можно даже не выходить за рамки нашего столетия. Конечно, такой точно ситуации не было, но война была, и наш народ не только ее перенес, но перенес с достоинством и даже победил!
— Кстати, лишения военных лет людям помогала терпеть идея победы, а не идея поражения (хотя, разумеется, исход войны никому не был известен), а предлагаемой сегодня идеей жевательной резинки воодушевиться никак нельзя.
— За последнее время о социалистической революции в нашем обществе было сказано немало. И рассматривали ее в самых разных ракурсах. Но как-то старались уходить от того, что она была шагом величайшего романтизма. Фраза из `Коммунистического манифеста`: `Призрак бродит по Европе, призрак коммунизма` — выражает не миф, а реальность. Бродил! Но кому-то надо было взять на себя испытание этой, в основе своей очень романтичной и гуманистической идеи. В ы з в а л а с ь Россия. Она стала последним романтиком в этом прагматичном мире.
— В том, что вы говорите, что-то есть, что-то заложено. Но ведь результат-то получился отнюдь не романтический. Я вообще никогда не мог понять идею всеобщего равенства, то есть понять, как его реально осуществить. Я не очень силен во всех разновидностях социалистического учения, но если внимательно почитать Томаса Мора, то на меня это производит ужасающее впечатление. Ведь идея равенства, как правило, трактуется упрощенно: люди равны не в раскрытии своих способностей, не в стартовых возможностях, а в итоговых. Эта идея выливается обязательно в следующее: у того достаток, а у меня — нет, значит, ему нужно сделать кровопускание. И выходит, что такую справедливость никак нельзя организовать без чудовищных кровопролитий. Возможно, в этом есть какой-то закон, который сказывался в революциях всех времен. А ведь Достоевский сказал, что все завоевания мира не стоят слезинки ребенка. И это, на мой взгляд, действительно так.
— Последнее время очень активно распространяется идея о том, что наш народ сегодня жалок и унижен, а страна сама себя бесповоротно дискредитировала. Но если посмотреть с точки зрения не узкой, а глобальной, эпохальной, — быть может, то, что, пройдя через такие испытания, мы еще не перестали быть народом, не потеряли свои исконные качества и душу, свою великую культуру, творимую сегодня, — уже подвиг?
— Это парадокс, но мы действительно сегодня переживаем в некоторой мере подвиг. Мне вот недавно пришлось слышать от одной американки — а вы знаете, что американцы все патриоты, — следующее: `Я в России первый раз и приехала к вам в страшное время. Я наслушалась о мифических замечательных русских качествах, но не думала, что это так на самом деле, и что русские остались легендарными русскими в такие тяжелые дни. Легко быть добрым и симпатичным, когда ты сыт и одет. Но если бы на наш народ свалилась такая нескончаемая цепь чудовищных испытаний, — я не знаю, сумел ли бы он сохраниться хотя бы в таком виде, как ваш. При всем своем патриотизме — не знаю`. Так что сила нашего народа очень велика.
— Да, но есть категория людей, которые считают, что бороться уже не за что и незачем, что уже все потеряно и ничего не вернешь.
— На таком образе мыслей никогда, нигде и ничего, кроме сорняков, не могло вырасти. И вообще мне кажется, что опускать руки в ситуации переломной, в час выбора, который мы сейчас переживаем, по-христиански говоря, просто грех.
— ХХ век в России — страшный и великий, приземленный и романтичный. И все же, говоря обобщенно, чем он стал для России, для русского народа?
— Очень велика разница между тем, чем этот век стал для тела русского народа и для его души. Для тела он был чрезвычайно плох. Но вот мы с вами говорили о подвиге, а подвиг всегда там, где дух побеждает тело. Подумайте: революция, кровь, ужас, насилие и вдруг — серебряный век русского искусства, Блок, Гумилев, Есенин, Петроградский Дом искусств с его особенной атмосферой, неистовство московских поэтических вечеров, где царствовали то Маяковский, то Сологуб; братья Корины, Маковский, Петров-Водкин. А позже война — и Шостакович, Константин Симонов. Какие взлеты духа! Вообще, величие народа не в последнюю очередь определяется величиной перенесенных им испытаний. Поэтому, несмотря на все физические трудности, ХХ век многое даровал душе русского народа. Удивительно, что просто в непредставимо тяжелых условиях душа народа обрела еще и свет. Достаточно прочесть Солженицына, чтобы этот свет узреть. А ведь Александр Исаевич не скрывает, а, наоборот, обнажает страдания России в своих книгах. Да и на долю самого Солженицына как личности легло немало испытаний, и на долю других наших лучших писателей. И разве результатом стало нытье? Нет. Только глубина понимания вещей.
— Народ и власть — вопрос сакраментальный для России. Пушкинский вопрос. Вы согласны с формулой: `Каждый народ заслуживает своего правительства`? И если — да, то как объяснить тот факт, что один и тот же народ за сравнительно небольшой период времени заслуживал Романова, Ленина, Сталина, Брежнева, Горбачева, Ельцина? Или же каждого нового правителя ждал уже другой народ?
— Из любых потрясений — не только в нашем государстве и нашем веке — народ никогда не может выйти таким же, каким был до них. И, конечно, из Октябрьской революции русский народ вышел уже другим. Любая нация в те или иные периоды своей истории может стать озлобленной, агрессивной или, наоборот, пассивной. И все же ни один народ, если иметь в виду его душу — всегда нежную и высокую, — плохого правительства не заслуживает. И вообще говоря, я не очень доверяю этой формуле. Почему-то ее употребляют тогда, когда хотят оскорбить народ. Следуя логике этой формулы, можно решить, что та или иная страна заслуживает и войну, и голод: мол, если б народ был не дурак, — он мог бы всего этого избежать. Но как можно избежать судьбы?
— Россия полна бурных событий, поисков, и колебания в ней так велики. Не был исключением и нынешний век. Но все же, разрушая, он предоставлял нам и возможность строить...
— Знаете, мы до сих пор не использовали по-настоящему эту возможность, а используем ли и как, будет зависеть от пути, час выбора которого в очередной раз в истории России пришел. Нам нужно не пропустить этот час, не обмануть себя и выбрать путь, прислушиваясь к родной стране, вглядываясь в ее историю, в рисунок судьбы, начертанный эпохой, а не экспериментируя так, будто Родина дается народу дважды.
(`Литературная Россия`, 1992, № 46.)
Andrew_Popoff
(05.08.2011 22:57)
Adcv писал(а):
Но в то время было столько гениев,сколько сейчас нет! Значит, время было и в чем-то лучшим! Нельзя однобоко ценить время. А концерт глубокий,личный,с надрывом...
Я вообще думаю, что гений - это не столько качество или свойство, сколько функция. Если время и общество хотят гениев, они их получат. До Бетховена гениев не было. Баха, Моцарта, Гайдна записали в гении post factum. С падением СССР нужда в гениях пропала (причем не только в бывшем СССР, но и во всем мире. Катастрофа была глобальной, последствия еще не поняты всеми), поэтому их снова нет. Композиторы, художники, писатели не стали менее талантливы, просто время и общество смотрит на них с равнодушием. В бездарное время гении не видны.
Adcv
(05.08.2011 22:59)
СЛОВО К ЮБИЛЕЮ
Georgy Sviridov Исполнилось 50 лет замечательному советскому композитору Борису Александровичу Чайковскому. Его творческий путь и весь его творческий облик вызывают у меня самую горячую симпатию и уважение. Пройдя прекрасную школу у Дмитрия Дмитриевича Шостаковича, впитав и другие влияния, Борис Чайковский сумел обрести себя, найти свою дорогу в пестром мире современной музыки, найти свою собственную тему в искусстве.
На наших глазах вырос большой композитор со своим чрезвычайно содержательным, глубоким, красивым душевным миром, со своей манерой, своей интонационной сферой, своим чувством формы.
По складу дарования Борис Чайковский — лирик. Будучи автором значительного числа самых разнообразных произведений, он все же отдает предпочтение музыке инструментальной: симфонической и камерной. В этих сложных и трудных жанрах нашего искусства, продолжая традицию больших русских композиторов, ему удалось сказать и свое слово.
Вот этим-то своим словом и ценен художник.
Композитор Борис Чайковский замечателен цельностью своего стиля, цельностью своего характера, глубокой принципиальностью творческой и человеческой.
Это композитор — глубоко русский. Его душевный мир — это мир чистых и возвышенных страстей. В этой музыке много чего-то недосказанного, какой-то затаенной нежности, большого душевного целомудрия. Выражение таких чувств требует подчас тонкого, изысканного музыкального письма и безупречного мастерства, которым, надо сказать, владеет Борис Чайковский. Это — мастер, в настоящем смысле этого слова, то есть художник, обладающий, прежде всего, богатым внутренним содержанием и умеющий выразить его средствами своего искусства.
Борис Александрович Чайковский находится в расцвете сил и таланта. От него можно и должно ждать новых прекрасных произведений. Но и сделанного им достаточно, для того, чтобы поставить его имя в ряд выдающихся представителей советской музыкальной культуры.
(Всесоюзное радио, слово к 50-летнему юбилею Б.Чайковского.)
Adcv
(05.08.2011 23:01)
Мнения коллег-музыкантов
о Концерте для скрипки с оркестром
Новое произведение Б.Чайковского — одночастный Концерт для скрипки с оркестром — впервые прозвучало на заседании Секретариата СК РСФСР 13 февраля 1970 года. Его исполнил В.Пикайзен, которому посвящен концерт, в сопровождении автора (фортепиано). Присутствующие единодушно поздравили композитора с большой творческой удачей.
Общее мнение выразил А.Николаев: “Последние сочинения Бориса Чайковского говорят о том, что композитор переживает счастливую пору творческой зрелости. Увлекательный, своеобразный мир запечатлен во Второй симфонии, в Третьем квартете... Новый Скрипичный концерт — сочинение, покоряющее содержательностью и естественностью, могучим темпераментом и хрупкой красотой, стихийным эмоциональным размахом и изяществом выражения мысли. Произведение настолько захватывает, что не хочется анализировать, в чем секрет его воздействия; так бывает всегда, когда соприкасаешься с подлинным, непреходящим искусством. Кажется, что автор берет тебя за руку и ведет по нелегкому пути, щедро делясь своими духовными сокровищами. Это сочинение написано с той степенью мастерства, когда праздными становятся рассуждения о формальных особенностях, приемах, истоках и т.п. Такие сочинения не восходят к “школе”, они сами суть вехи, оставляемые на непроторенной дороге художниками, которым дано заглянуть дальше других и раньше других услышать истинную тональность грядущего.
Современная музыка — настолько сложный лабиринт направлений и веяний, что многие, даже замечательные таланты выбирают заманчивый, на первый взгляд, поворот, не ведая, что он ведет в тупик, и не всегда успевают отыскать дорогу к выходу или хотя бы повернуть назад. Можно, правда, успешно работать, не сворачивая с накатанного пути. Можно, с другой стороны, культивируя свою индивидуальность, любознательно выковыривать начинку из каждого нового музыкального пирога. Но лишь немногим удается трезво оценить многоликие, причудливые ответвления разросшегося ныне музыкального древа, не стать рабом складывающихся на наших глазах новейших правил и закономерностей, а овладеть ими и подчинить их строю своего музыкального мышления, достойно, веско и доступно выразить в музыке свое видение мира. К этим немногим принадлежит и Борис Чайковский. Он никогда не был кузнецом собственного успеха — и, наверное, именно поэтому так правомерно, основательно занял сегодня место в первой шеренге наших мастеров.
С нетерпением, как ярчайшее музыкальное событие, предвкушаю первое исполнение Скрипичного концерта Б.Чайковского с оркестром”.
Об искренности, цельности и своеобразии душевного строя художника, покоряющих слушателей в Скрипичном концерте Б.Чайковского, говорили Н.Сидельников: “Сочинение, мир которого ты принимаешь сразу, которому веришь от первой до последней ноты, мир очень глубокий, очень убедительный...”; И.Ойстрах: “По своим человеческим качествам эта музыка изумительная, музыка большой правды. Мне произведение представляется исключительно цельным, отнюдь не традиционным по форме и отнюдь не коротким для одночастного концерта”; В.Рубин: “Сегодня день радостный и возвышенный, ибо не так уж часто встречаешься с подлинным талантом, с подлинно художественным миром, своеобразным и тем прекрасным, что несет в себе чистые душевные помыслы”.
Выступавшие отмечали оригинальность композиционного замысла и выразительных средств, которые избраны автором. “О технической стороне, о приемах мастерства сегодня говорить не хочется, — сказал Я.Солодухо. — Сила этого мастера в том, как он, действительно, от начала до конца, в течение примерно получаса, держит слушателя в неослабном внимании. Это свидетельствует об очень высокой художественной, философской, этической ценности сочинения”. “Интересно, — подметил И.Ойстрах, — что, несмотря на солидный масштаб Концерта, целостность его формы и смысл этой музыки особенно глубоко раскрываются, вырисовываются в самом конце произведения”. “Совершенно верно: в финале как будто дается философское истолкование проблемы, поставленной автором вначале, — поддержал его В.Пикайзен. — Вообще Концерт — просто первоклассное сочинение, оно обогащает советскую скрипичную литературу и все наше искусство в целом. Работа над ним была настоящим праздником, а для меня еще, кроме того, словно встречей с юностью: ведь наша творческая дружба с Борисом Александровичем завязалась еще в 1956 году, когда мы вместе готовили к исполнению его Трио. И я благодарю композитора за эту радость”.
Завершил беседу Г.Свиридов: “Сегодня у нас у всех ощущение большого праздника: прозвучала замечательная музыка. Мне кажется, за последние годы на наших глазах сформировался очень крупный композитор — Борис Чайковский. Композитор со своим голосом, со своим, чрезвычайно содержательным, глубоким, сильным, красивым душевным миром, со своей прекрасной манерой, своей интонационной сферой, своим чувством формы. Он сейчас создает работы, которые выводят нашу советскую симфоническую музыку, этот труднейший и сложнейший жанр, на новые пути. И поэтому его деятельность представляется мне серьезной и принципиально важной”.
(“Советская музыка”, 1970, № 5. С. 145– 147.)
Adcv
(05.08.2011 23:05)
Andrew_Popoff писал(а):
Я вообще думаю, что гений - это не столько качество или свойство, сколько функция. Если время и общество хотят гениев, они их получат. До Бетховена гениев не было. Баха, Моцарта, Гайдна записали в гении post factum. С падением СССР нужда в гениях пропала (причем не только в бывшем СССР, но и во всем мире. Катастрофа была глобальной, последствия еще не поняты всеми), поэтому их снова нет. Композиторы, художники, писатели не стали менее талантливы, просто время и общество смотрит на них с равнодушием. В бездарное время гении не видны.
Но достаточно назвать,Королева и Гагарина,Шафаревича(математика,а не бунтаря),Солженицына и Шаламова,Ботвинника,Таля,Смыслова,Петросяна,Карпова,Шостаковича,Караманова,Гаврилина,Борис а Чайковского,Гаврилина,Уствольской,Веселова,Ростроповича,Рейзена,Пирогова,Лемешева,Козловск ого,Гилельса,Рихтера. И это малая толика-сколько их блистало в 50-60 годы...
Andrew_Popoff
(05.08.2011 23:16)
Adcv писал(а):
Но достаточно назвать,Королева и Гагарина,Шафаревича(математика,а не бунтаря),Солженицына и Шаламова,Ботвинника,Таля,Смыслова,Петросяна,Карпова,Шостаковича,Караманова,Гаврилина,Борис а Чайковского,Гаврилина,Уствольской,Веселова,Ростроповича,Рейзена,Пирогова,Лемешева,Козловск ого,Гилельса,Рихтера. И это малая толика-сколько их блистало в 50-60 годы...
Вы невнимательно прочитали мой коммент. Я писал, что гении были возможны до распада СССР (до 1991 г.). Своими примерами Вы лишь подтвердили мой тезис. Ибо даже Алла Пугачова `гением советской попсы` стала до указанной даты. Даже попсовикам гении стали не нужны, одни только звезды. Так звезд и в академической музыке сейчас завались.
Adcv
(05.08.2011 23:28)
Andrew_Popoff писал(а):
Вы невнимательно прочитали мой коммент. Я писал, что гении были возможны до распада СССР (до 1991 г.). Своими примерами Вы лишь подтвердили мой тезис. Ибо даже Алла Пугачова `гением советской попсы` стала до указанной даты. Даже попсовикам гении стали не нужны, одни только звезды. Так звезд и в академической музыке сейчас завались.
Сейчас нет подобных личностей. как только они появятся подъем произойдет.
Adcv
(05.08.2011 23:30)
Andrew_Popoff писал(а):
Вы невнимательно прочитали мой коммент. Я писал, что гении были возможны до распада СССР (до 1991 г.). Своими примерами Вы лишь подтвердили мой тезис. Ибо даже Алла Пугачова `гением советской попсы` стала до указанной даты. Даже попсовикам гении стали не нужны, одни только звезды. Так звезд и в академической музыке сейчас завались.
Гении нужны всегда.,как и простые люди,а наше времяч-время мифов. Я думаю,Кожинов прав-России нужна великая идея! Без нее ничего не будет! НЕт просто идеи. Как только она появится-все станет очень хорошо...
Andrew_Popoff
(05.08.2011 23:30)
Adcv писал(а):
Сейчас нет подобных личностей. как только они появятся подъем произойдет.
Я думаю, здесь обратная зависимость. Как что-нибудь произойдет, так они и появятся. Именно так, а не так, как обычно думают люди.
Andrew_Popoff
(05.08.2011 23:32)
Adcv писал(а):
Я думаю,Кожинов прав-России нужна великая идея! Без нее ничего не будет! НЕт просто идеи. Как только она появится-все станет очень хорошо...
С этим я согласен. Но идею нельзя просто выдумать,в неё должно поверить большинство. И поверить так, как в отца с матерью, чтобы жизни не жалко. Тогда и гении появятся.
Adcv
(05.08.2011 23:40)
Andrew_Popoff писал(а):
С этим я согласен. Но идею нельзя просто выдумать,в неё должно поверить большинство. И поверить так, как в отца с матерью, чтобы жизни не жалко. Тогда и гении появятся.
Идея одна-национальная Русская,не нацистская,не западный коммунизм,но социализм,ничего с Запада нам не надо. У нас все есть-нужно только все поднять...
MargarMast
(05.08.2011 23:42)
Adcv писал(а):
Идея одна-национальная Русская,не нацистская,не западный коммунизм,но социализм,ничего с Запада нам не надо. У нас все есть-нужно только все поднять...
Господи, опять пошли разговоры о русской национальной идее. Неужели без этого никак нельзя прожить - хотя бы в музыкальном пространстве?
Adcv
(05.08.2011 23:52)
MargarMast писал(а):
Господи, опять пошли разговоры о русской национальной идее. Неужели без этого никак нельзя прожить - хотя бы в музыкальном пространстве?
Просто Дневнки Свиридова перевернули мой мир. Даже водку теперь не пью-читаю! Сколько он вылил грязи на музыкантов,но Бог ему судья...А Россию он понимал так,как никто. Например,в Отчалившей Руси или Струнной симфонии. Под его влиянием эти идеи и сформировались-до этого я ненавидел Россию,а теперь люблю. Сам сильно поменялся.
MargarMast
(05.08.2011 23:54)
Adcv писал(а):
Идея одна-национальная Русская,не нацистская,не западный коммунизм,но социализм,ничего с Запада нам не надо. У нас все есть-нужно только все поднять...
Уважаемый Adcv, Вы хорошо пишите о музыке, Вы находите интересный материал о композиторах (немного длинновато только) - но почему нужно постоянно пропихивать здесь идеологию? Разве Рахманинов, Мусоргской, Бунин, Булгаков, Левитан, Врубель и т.д. были одержимы `русской национальной идеей`? Они были просто великими русскими Художниками и пели свою любимую Родину так, как они её видели и чувствовали. Это - та Россия, которую люблю я. Я не хочу никакой идеологии и никакой `русской национальной идеи` - имею право её не хотеть? Поскольку `русская национальная идея` начинает примыкать к национализму, а затем - шовинизму и т.д. Можно об этом здесь не говорить?
MargarMast
(05.08.2011 23:58)
Adcv писал(а):
Просто Дневнки Свиридова перевернули мой мир. Даже водку теперь не пью-читаю! Сколько он вылил грязи на музыкантов,но Бог ему судья...А Россию он понимал так,как никто. Например,в Отчалившей Руси или Струнной симфонии. Под его влиянием эти идеи и сформировались-до этого я ненавидел Россию,а теперь люблю. Сам сильно поменялся.
Я не понимаю, ничего не понимаю - ведь Свиридов говорил об ушедшей Руси, которой нет и уже никогда не будет - недаром в цикле на стихи Маяковского, если Вы заметили, он отпевает ушедшую Русь - как Павел Корин, который хотел создать неимоверное по своим масштабам полотно `Русь уходящая` - и так это всё и осталось в эскизах. Этой Руси уже нет, как это можно не понять? Об этом можно горевать, печалиться, но это должно жить в Вашей душе - та самая Русь. Действительность иная.
Adcv
(06.08.2011 00:04)
MargarMast писал(а):
Я не понимаю, ничего не понимаю - ведь Свиридов говорил об ушедшей Руси, которой нет и уже никогда не будет - недаром в цикле на стихи Маяковского, если Вы заметили, он отпевает ушедшую Русь - как Павел Корин, который хотел создать неимоверное по своим масштабам полотно `Русь уходящая` - и так это всё и осталось в эскизах. Этой Руси уже нет, как это можно не понять? Об этом можно горевать, печалиться, но это должно жить в Вашей душе - та самая Русь. Действительность иная.
Но он говорил о возрождении,о подъеме нации и народов России. Единственный его минус антисемитизм,но это можно простить.
Adcv
(06.08.2011 00:09)
ГРАЖДАНСТВЕННОСТЬ И ДУХОВНОСТЬ
(К 60-летию Бориса Александровича Чайковского)
ВЛАДИМИР ФЕДОСЕЕВ
Говорить о Борисе Александровиче сложно: искусство его начисто лишено всего внешнего, показного. У меня есть как бы два взгляда на его творчество, сопоставление которых, быть может, и позволит читателям найти некоторую “объективность” в высказанном. Один взгляд — издали, как бы со стороны; другой взгляд вблизи.
V.I.Fedoseyev
Творчество Бориса Чайковского привлекало меня давно — еще в ту пору, когда я слушал его музыку в исполнении других дирижеров, других оркестров или солистов. И мне всегда хотелось приобщиться к ней самому, не только как слушателю, но в первую очередь как исполнителю. Пожалуй, я даже в чем-то завидовал тем, кто имел возможность в свое время играть его произведения, преломлять их сквозь призму своего музыкантского сознания. Нетрудно представить себе, какую радость испытал я, когда Борис Александрович принес свои сочинения в наш коллектив — Большой симфонический оркестр Гостелерадио СССР. Мне было подарено судьбой счастье непосредственно работать над ними, соприкоснуться с его творчеством изнутри. А вскоре после этого мы уже не только прониклись содержательностью и глубиной его музыки, но и включили ее в наш постоянный репертуар. Она звучала во многих городах СССР, в Югославии, в Италии, в странах Скандинавии.
Где бы это ни происходило, на разных национальных “почвах”, музыка Бориса Александровича воспринимается слушателем как нечто незаурядное, воспринимается неизменно активно и восторженно. Здесь не место цитировать отзывы прессы, которые могли бы занять десятки страниц. Но не могу удержаться, чтобы не привести на мой взгляд достаточно веское и проницательное замечание одного из норвежских рецензентов. “Прошу обратить внимание, — писал он, — что теперь есть два Чайковских: Петр Чайковский и Борис Чайковский; и прошу запомнить второе имя — оно также будет жить!”
Оценивать любого современника, будь то композитор или артист, высокими словами и превосходными степенями всегда несколько рискованно. Как правило, такие слова приходят позднее, их утверждают, когда уже минует некоторое время, сами слушатели. Потому я бы и не хотел произносить сейчас ничего подобного. Однако могу с уверенностью сказать, что для меня лично вся работа Бориса Александровича, все его творчество — Музыка с большой буквы. Прежде всего она глубоко духовна и глубоко гражданственна. Этот художник ищет и выявляет через музыку исторические связи времен, чаяния народа. Думается поэтому, что такие определения, как гражданственный и духовный, национальный и славянский композитор, будут ему наиболее полной и точной характеристикой. Да, эти слова вспоминаются не случайно. Известно, что уже начальный период творческого пути Бориса Чайковского был отмечен успехом “Славянской рапсодии” на болгарскую, польскую и чешскую темы.
Еще одна непременная черта его искусства: все, что он делает, он пропускает через свое сердце и всегда поверяет бескомпромиссной взыскательностью большого художника.
Вот он приносит к нам в оркестр новую партитуру. Для меня очевидно, что она готова и тщательно отделана, можно приступать к работе. А Борис Александрович снова и снова возвращается к ней, что-то зачеркивает, переделывает, рвет. И опять мучается, и опять ищет. Этот человек не терпит к себе послаблений и не дает их себе, вынашивает ту или иную мысль до полного завершения и представляет на суд музыкантов, а тем паче на суд слушателей, только абсолютно законченное произведение.
Буквально всем своим творчеством он неразрывно связан с исторической судьбой народа, родной страны. И тогда, когда обращается к страницам героической летописи Севастополя, как в “Севастопольской симфонии” (на мой взгляд, в нашей оркестровой литературе — это одно из наиболее значительных произведений последнего десятилетия). И тогда, когда образной музыкальной речью повествует о памятных вехах истории и современности великого края Родины во вдохновенной симфонической поэме “Ветер Сибири”. А поэма “Подросток”! Выросшая из музыки к фильму, она представляет собой уже не сюиту, но новое самостоятельное произведение, навеянное чтением повести Достоевского, судьбами его героев, увиденными опять-таки из нашего сегодняшнего времени. Создавая музыку, Борис Чайковский пропускает через себя и боль, и горе, и радости своего народа. Иначе он не может. Собственно, так творили все выдающиеся композиторы, отечественные и зарубежные! Только такая музыка прочна и долговечна, тесно связана и с прошлым, и с настоящим, и с будущим.
Язык Бориса Чайковского отличен от всех других, индивидуально узнаваем. Это его собственная композиторская речь, с которой он вошел в музыкальное искусство, его голос, проявившийся сразу, еще в ранних произведениях. У него своя гармония, свое оркестровое письмо, своя мелодика, наконец, без которой и не может быть настоящей музыки. Мелодии его прекрасны, они напевны и бесконечны, как это было всегда в русской музыке. Протяжная, плавная инструментальная мелодия, подобная главной теме “Подростка”, так же бесконечна в своем развитии, как и человеческая мысль.
В своих сочинениях этот композитор затрагивает вечные проблемы бытия, решает спор между добром и злом. Но и в самых трагических моментах — что очень важно — всегда с позиции добра. В этом — оптимизм его творчества, так меня привлекающий. Я хотел бы и дальше играть и играть его музыку, быть рядом с ней, ибо она мне дарит очень многое. Соприкасаясь с ней, я получаю какой-то особый внутренний заряд, начинаю по-новому видеть и воспринимать многое вокруг, сам процесс творчества.
Что бы ни писал Борис Александрович, это всегда музыка самых высоких художественных достоинств. Возьмите его инструментальные концерты — Скрипичный, Виолончельный, Фортепианный, Кларнетовый. Они — украшение репертуара любого солиста. Композитор в совершенстве знает лексику каждого инструмента, он досконально изучил “предмет своей беседы со слушателями” и ведет эту беседу страстно, убежденно и аргументированно. А его вокальные циклы! Они тоже открывают нам привлекательный облик этого человека и музыканта. Борис Александрович — тонкий ценитель литературы, находящийся в постоянном общении с ней. Для своих вокальных сочинений он не просто отбирает более или менее подходящие поэтические тексты, но отыскивает только те, что смыкаются с его собственным мироощущением, художественным видением. Единственно так, наверное, могли появиться на свет его дивная кантата для голоса и камерного оркестра “Знаки Зодиака” на стихи Блока, Тютчева, Цветаевой и Заболоцкого, его пушкинский цикл.
Бывают композиторы, которые предельно категоричны в интерпретации своей музыки; они не допускают и мысли, что исполнитель способен увидеть в ней что-либо свое, воспринять ее на свежий, как говорится, взгляд и тем самым обогатить интерпретацию. Борис Александрович не таков. Он всегда внимательно выслушает до конца и уже потом, очень вежливо, может оспорить, поправить, а может и согласиться с предложениями дирижера. Это хороший друг исполнителей, у которого многое можно почерпнуть и с которым всегда приятно общаться. Он дружен со всеми музыкантами нашего оркестра. Но чем проще и ближе наше общение, тем значительнее становится он для нас и в музыкантском авторитете, и в добром человеческом обаянии, и в своем человечнейшем, открыто эмоциональном и всегда искренне обращенном к людям искусстве.
Удивительная требовательность к себе сочетается в нем со столь же удивительной человеческой скромностью и доброжелательностью. Качество, кстати, не так уж часто встречающееся теперь в нашей профессиональной среде. Немало можно встретить композиторов, которые предпочитают сами рекламировать себя. Борис Александрович гораздо охотнее скажет доброе слово о другом, поддержит коллегу. Если он выступает на каких-либо обсуждениях, то говорит всегда точно, емко, с достоинством, но в очень деликатной и уважительной форме. Меня это его качество просто покоряет. К сожалению, иногда скромность считают недостатком: значит, не умеет себя “пробивать”, не способен добиться “заметности” своего творчества. Увы, фортуна часто тоже бывает неблагосклонна к таким людям. Тем отраднее, что творчество Бориса Александровича составляет счастливое исключение, оно говорит само за себя. Музыка его принимается, как правило, с первого исполнения. Причем, чем больше ее играешь, тем больше она нравится, с каждым разом выразительнее и полнее раскрывается ее содержание, все больше красот замечаешь в ней и стараешься донести их до слушателей.
Можно сыграть эффектную пьесу впервые — и она произведет впечатление. Но раз от разу она будет казаться исполнителям, а вслед за ними слушателям, все скучнее и беднее; станет ясно, что оркестру в ней попросту нечего делать. Рост же значимости произведения с каждым новым его прочтением — отличный индикатор того, что музыке предстоит большая жизнь и с нами, и долгие годы уже после нас.
Такова музыка Бориса Чайковского — одного из крупнейших, талантливейших композиторов нашей современности.
(“Музыкальная жизнь”, 1985, № 17. С.8.)
MargarMast
(06.08.2011 00:09)
Adcv писал(а):
Но он говорил о возрождении,о подъеме нации и народов России. Единственный его минус антисемитизм,но это можно простить.
Во-первых, нельзя поднимать того, чего нет. Во-вторых, национальные идеи всюду приводили к национализму - и чем это кончалось, мы слишком хорошо помним. Национализм и шовинизм, как показано и в случае со Свиридовым, неизбежно приводит к противопоставлению народов.
Adcv
(06.08.2011 00:09)
С ОТКРЫТОЙ ДУШОЙ
ВИКТОР ЛИХТ
Ранним весенним утром бывает непривычно тихо. Изредка прошумит машина, прогудит самолет — и снова тишина. А в ней отчетливо раздается — кап... кап-кап... кап... Каждая капля по-своему. Негромко, почти шепотом. Вот несколько их звякнуло подряд в причудливом ритме и даже с намеком на какую-то попевку...
Так иногда начинаются и сочинения Бориса Чайковского. Пощелкивают, перекликаясь, скрипичные пиццикато, постукивает древком смычка виолончель, повисают прозрачные паутинные нити флажолетов, или звенят флейты... Отдельные звуки то сольются в созвучии, то наметят интонационный мотив, то засверкают сами по себе... Почему они заставляют нас напряженно вслушиваться? Не потому ли, что мы угадываем за ними какую-то тайну, открытие которой так важно, так необходимо? Не потому ли, что в них действительно скрыт секрет человеческой души, человеческой жизни, которая ведь тоже — отдельная, особенная капля в океане бытия? В наше гремящее моторами и репродукторами, транзисторами и синтезаторами время человеку хочется хотя бы на мгновение остаться наедине с тишиной... Потом отдельные капли вольются в весенний гомон струй, ливней, услышат голос грома. А пока мы присутствуем при таинстве рождения жизни. Один звук, другой. Негромко, почти шепотом. Но вот удар всего оркестра! Жизнь началась! Вперед, за нею, она сулит открытие многих тайн — там, за далью весеннего потока.
Маститые учителя Бориса Чайковского — В.Шебалин, Н.Мясковский, Д.Шостакович — еще в его студенческие и аспирантские годы неизменно отмечали самобытность таланта своего воспитанника, серьезность его отношения к делу, редкую работоспособность и рано проявившееся мастерство. Критика фиксировала высокий вкус, тщательность отделки, мелодическое богатство его сочинений. Но все же в полный голос о масштабности таланта Бориса Чайковского заговорили, пожалуй, лишь после того, как в 1964 году прозвучал его Виолончельный концерт — подлинная симфония для солирующего инструмента с оркестром. Созданная три года спустя Вторая симфония в 1969-м была удостоена Государственной премии СССР. Однако вряд ли справедливо считать весь предшествующий период творчества лишь подготовительным. Неслучайно и ныне рядом с его зрелыми опусами (Вторая, Третья и Камерная симфонии, виолончельный, скрипичный и фортепианный концерты, квартеты с Третьего по Шестой, “Тема и восемь вариаций” для большого симфонического оркестра, “Шесть этюдов для струнных и органа”) продолжают жить на концертной эстраде, в грамзаписях и радиопередачах многие сочинения 50-х — начала 60-х годов —Симфониетта для струнного оркестра, Концерт для кларнета и камерного оркестра, Соната для скрипки и фортепиано, Фортепианный квинтет, а также музыка к радиосказкам Андерсена, Дж.Родари, Д.Самойлова. Все они прошли проверку временем.
Да, творческий почерк Бориса Чайковского сформировался еще в 50-е годы. Конечно, обновляется его музыкальный язык, меняются композиционные приемы, расширяется круг образов, но в самых глубинных своих основах стиль мастера остается единым, в нем неизменно присутствуют дисциплина и культура композиторского мышления. В Чайковском подкупает последовательная неприязнь к погоне за музыкальной модой. Внимательно вслушиваясь в звучания окружающей жизни, композитор отбирает их тщательно, неторопливо, и они предстают в его произведениях обновленными, готовыми “дойти до самой сути”...
Один из главных признаков всегда узнаваемого музыкального языка Бориса Чайковского — его почвенно русский и в то же время глубоко оригинальный мелодизм. Положены ли мелодические темы в основу дальнейшего развития, как это бывало в сочинениях 50-х годов, или они рождаются непосредственно в ходе варьирования коротких, порою нарочито простых мотивов, как в произведениях более позднего времени, они всегда отмечены печатью своеобразия. При этом сам ход “музыкальных событий” может быть совершенно различным. В ранней “Фантазии на русские народные темы” для большого симфонического оркестра, связанной с думой о недавней войне, они движутся в “историческом” порядке: “мирная” экспозиция, драматическая разработка и победная реприза, обрамленные былинными вступлением и заключением. В Третьей симфонии — история (а о том, что это произведение посвящено волнующим страницам прошлого, свидетельствует и само название “Севастопольская”); исторические реалии предстают во множестве эпизодов, сцепленных логикой мысли, стремящейся не столько восстановить подлинную последовательность событий, сколько проникнуть в суть народного характера. Человек и народ, люди и природа, история и современность предстают в этом сочинении как звенья единой нерасторжимой цепи.
Лирический герой произведений Бориса Чайковского чаще всего сдержан в проявлении своих чувств. Большинство мелодий композитора по характеру напоминают неспешное повествование или тихое, застенчивое высказывание. Иногда лирическая экспрессия скрыта под полушутливой, полуиронической маской стилизации. За условными жестами жанровых “движений”, за ритуальными “реверансами” старинных кадансовых формул и типов фактуры можно уловить нечто большее, чем мастерскую игру стилями. В таких сочинениях, как Партита для виолончели и камерного ансамбля или Камерная симфония, сквозь затейливую вязь токкат, инструментального хорала и унисона, интерлюдии и маршевых мотивов просвечивает искреннее и глубокое чувство. Оба произведения завершаются возвышенно-печальными финалами, где, наконец, прорывается истинное лирическое высказывание, чередующееся с отголосками-осколками предыдущих частей. В какой-то мере к данным произведениям примыкают и созданные десять лет спустя “Шесть этюдов для струнных и органа”. Здесь за чередованием различных видов фактурного материала скрывается и второй план — наброски, “этюды” лирических размышлений, отражающих процесс рождения стройной картины мира из разрозненных впечатлений бытия.
Лирика Бориса Чайковского всегда сохраняет ясность и незамутненность родникового источника. В условиях строгого отбора и тщательной взвешенности каждой интонации неожиданно сильно могут воздействовать даже простейшие из них. Мудрым спокойствием дышат обыкновенные кадансовые вздохи оркестра, звучащие среди тихих протяжных флажолетов в “Теме и восьми вариациях”. Именно они в ходе дальнейшего развития обернутся и терпкими барочными аккордами, и романтической кантиленой, и грандиозными диссонирующими звучаниями, и фанфарными зовами...
Примеры такой возвышенной и емкой простоты не раз являла и киномузыка композитора. Вспомним прозрачный звон клавесина и мелькающие в нем попевки “запредельно” высоких скрипок — музыкальный финал, символизирующий чистоту нравственного итога в телефильме “Уроки французского” по рассказу В.Распутина. Вспомним ломающийся, мальчишески неустойчивый голос виоль д’амур в лейттеме главного героя недавно прошедшего на малом экране фильма “Подросток” по роману Ф.Достоевского. Вспомним, наконец, как простые минорные аккорды будто застывают в ужасе, с леденящей силой передавая ощущение надвигающейся катастрофы в конце четвертой серии того же “Подростка”! Этот эпизод перекликается с полными сдержанной скорби финалами Квинтета и Фортепианного концерта...
Долгие годы Борис Чайковский воспринимался, по преимуществу, как певец радости бытия, его светлых, добрых сторон. Однако мир его искусства оказался намного сложнее, о чем свидетельствуют и Вторая симфония, и Пятый квартет, и кантата для сопрано, клавесина и струнного оркестра — “Знаки Зодиака”. Композитору чужды экспрессионистические крайности. Напротив, чем сгущеннее душевное состояние, тем строже и экономнее средства его выражения.
В кантате “Знаки Зодиака” сами по себе поэтические строки ведут нас в таинственные закоулки человеческого сознания. Между тем, в музыкальном прочтении стихов особенно подчеркнуты их “позитивные” стороны. В тютчевской части кантаты музыка обнаруживает не только смятение, но и строгую красоту, возвышенный строй поэтических раздумий; в стихах Блока композитор усиливает иронический смысл; лишь в части, написанной на стихи Цветаевой, сгущается трагическая экспрессия музыкальной речи, но именно после нее следует неожиданный поворот в образном строе всей кантаты. Финал написан на стихи Заболоцкого (“Меркнут знаки Зодиака”), в которых “ночные” мысли предстают странными и забавными фантасмагориями. Лукавая и чуть печальная музыка финала — это “парафраз”, просветленное преображение мотивов всех предыдущих частей, смысл которого — нечто вроде “утро вечера мудренее”.Открывается же кантата оркестровой “Прелюдией”, где композитор как будто пробует высказать заветные думы сначала чисто музыкальными средствами, используя лишь выразительную декламацию струнных да блеклые “покалывания” клавесина. Но музыка словно бы не складывается, не выстраивается, и появление конкретизирующего поэтического слова воспринимается как необходимость.
Эта особенность композиции кантаты не случайна для Б.Чайковского. Он предпочитает обходиться без средств, привлеченных из арсенала других искусств, до тех пор, пока музыка исчерпывающе выражает его концепции. Быть может поэтому он не обращается к музыкальному театру (его единственная опера “Звезда” по Э.Казакевичу осталась незаконченной) и даже к словесным заглавиям прибегает чрезвычайно редко, ограничиваясь чаще всего жанровыми определениями.
Зато уж если слово сказано, то слушатель получает выразительную информацию не только о смысле данного сочинения, но и, как нам кажется, “о плодах любимых дум” художника. Название Третьей симфонии — “Севастопольская” — наталкивает на мысль о том, какое место занимает историческая тема и в непрограммных сочинениях Б.Чайковского. Размышления о труде и предназначении поэта в вокальном цикле “Лирика Пушкина” воспринимаются как продолжение или, наоборот, предвосхищение некоторых его произведения “без слов”. А тема “человек и природа”? Ведь и она трактуется не только в чудесных музыкальных акварелях вокального цикла “Последняя весна” на стихи Н.Заболоцкого.
В отборе поэтических текстов для своих произведений Борис Чайковский не менее скрупулезен, чем в работе над музыкальной интонацией. Порою он не довольствуется окончательными, общеизвестными авторскими вариантами. Так, в “Лирике Пушкина” в части, озаглавленной “Твой образ”, использован пушкинский вариант “Прощания” с более певучими восьмой и последней строками, а тютчевское “Silentium” в кантате “Знаки Зодиака” дано в том виде, в каком оно было опубликовано в 1854 году в “Современнике” — без неожиданных смещений ударной стопы. Чайковский будто хочет сродниться со стихотворением, ощутить его “своим”. Зато уж интонационные его решения таковы, что и в последующем чтении вне музыки стихи продолжают звучать с теми же мелодическими ходами, даже как бы с тем же прозрачным аккомпанементом, которые нашел для них композитор.
Можно только удивляться этой “снайперской меткости” — ведь она свидетельствует, казалось бы, о систематической работе со словом. Между тем, вокальные произведения у Бориса Чайковского редки — мы уже назвали все, кроме ранних романсов на стихи Лермонтова (1940). Вспомним, правда, что композитор написал немало песен для радиопередач и кинофильмов. Простые и на первый взгляд незатейливые, они всегда точно соответствуют характеру или ситуации. Особенно замечательна в этом смысле радио- и киномузыка Б.Чайковского для детей. Тот, кто слышал радиоинсценировки андерсеновских историй, осуществленные С.Богомазовым (“Свинопас”, “Новое платье короля”, “Стойкий оловянный солдатик”, “Калоши счастья” и другие), или радиосказки о Слоненке Д.Самойлова, его же версию “Кота в сапогах” (почти все они записаны и на грампластинки), тот, кто видел “Айболита-66” Р.Быкова, согласится, что их трудно себе представить не только без музыки, но и с музыкой другого автора. Так умеет Б.Чайковский, не “сюсюкая”, не подделываясь под ребенка, увлечь нас в добрый и умный мир сказки. Он явно предпочитает те из них, которые впору и малышу, и слушателю повзрослее. Последний обнаружит в них множество остроумных деталей, не перегружающих действие, но углубляющих смысл. Мир детской музыки композитора создан из тех же драгоценных интонаций-“капель”, что мир его симфоний и квартетов. Он противостоит автоматизму мышления, который еще навязывается порой и детям в виде общедоступных “шлагеров”. Б.Чайковскому доставляет несомненное удовольствие в незамысловатых песенке или вальсе тонко и метко спародировать “заезженную” интонацию или просто созорничать, не преследуя глубокомысленных целей.
Вообще, пафос отрицания стандартизированного, заштампованного мира агрессивной шлагерности пронизывает, как представляется, все творчество Бориса Чайковского. И главное, конечно, не в пародийных цитатах или стилизациях. Напротив, его пародии носят часто добродушный характер, будь то душещипательные “р-романсы” Кота из радиосказок про Слоненка и его друзей, псевдогероические песни Бармалея или “полуцитата” из штраусовской оперетки во второй части Виолончельного концерта. Гораздо важнее другое. Он смело вводит в свои произведения самые простые попевки и ритмоформулы. Но, пройдя сквозь фильтр его поразительного звукоощущения, его неистощимой изобретательности, наконец, благодаря свежей и прозрачной инструментовке, обычнейшая интонационная молекула предстает перед нами словно заново родившейся, лишенной груза обыденных значений.
Как река непрерывно пополняет свои воды из одного и того же источника, так и творчество Бориса Чайковского питается животворным ключом неустанной душевной работы, неустанных поисков. О них он и стремится рассказать нам, не боясь “возмутить ключи”, мечтая лишь быть услышанным и понятым. Он делает все, что зависит от него, для контакта со слушателем на почве настоящего искусства, делает честно, искренне, открыто. И той же открытости души, того же желания идти навстречу ждет его музыка и от нас.
(“Музыкальная жизнь”, 1984, № 13. С. 9–10.)
Adcv
(06.08.2011 00:11)
MargarMast писал(а):
Я с ужасом понимаю, что я не понимаю Бориса Чайковского! Я терпеть не могу что-нибудь не понимать! То есть я понимаю, что это велико, но проникнуться всем этим мне не удаётся. Я всё-таки недоразвитый слушатель :(.
Советую начать с Симфониетты для струнных,или прослушать Подростка-удивительная музыка.
Adcv
(06.08.2011 00:12)
В музыке Бориса Чайковского сочетаются удивительная чистота и искренность лирических высказываний, психологическая глубина мышления и драматическая напряженность; язык его сочинений, чаще всего простой и диатоничный в своей основе, в то же время воспринимается как остро современный, никогда не теряющий свежести и новизны.
Таков и Концерт для скрипки с оркестром, созданный в 1969 году. Он поражает прежде всего необычностью замысла. Это грандиозное по масштабу и протяженности одночастное произведение (Концерт звучит почти сорок минут), построенное по принципу “неповторяемости” материала, непрерывного развития мысли, — явление поистине уникальное в музыкальной литературе. Действительно, в чередовании сменяющих друг друга эпизодов можно обнаружить лишь намек на сонатную форму — так, “угадываются” здесь сферы “главного” и “побочного” материала, весь центр Концерта по непрерывно нарастающей напряженности развития, несомненно, имеет характер “разработки”; однако репризы, в которой окончательно бы утверждался основной тематический материал, нет как таковой, и до самого конца концерта, за исключением нескольких интонационных образований, звучит все время новая музыка (лишь тональный план соответствует принципам сонатной формы).
Так что же это за форма? Свободная? Да, в какой-то мере. Импровизационная? Нет, импровизационность и вытекающая из нее рыхлость здесь вовсе отсутствуют. Автор мастерски развивает весь материал из одного тематического “зерна” (поэтому, несмотря на огромное разнообразие музыки, слушателя концерта нигде не покидает ощущение ее внутреннего неразрывного единства); точность драматургического расчета — от безыскусственной простоты и ясности начала ко все большему драматическому напряжению центра и, наконец, после кульминационного “взрыва” к просветленному “умиротворению” заключения — приводит к тому, что произведение воспринимается как “единая волна”, как нечто цельное, логичное, необычайно стройное, увлекательное и живое.
Драматургически точный замысел композитора обнаруживается и в инструментовке, в очень экономном и расчетливом “развертывании” оркестровой палитры: вначале — только струнные инструменты, в “разработке” к ним присоединяются литавры, и на подходе к кульминации появляется грозно звучащая медь (деревянные духовые инструменты вовсе исключены автором из партитуры).
Партия солирующей скрипки требует от исполнителя выносливости и виртуозной техники, но виртуозность нигде не выступает на первый план, являясь только средством для передачи глубокого содержания музыки. В сущности, весь концерт звучит как взволнованный и выразительный монолог солирующего инструмента, уступающий место оркестровому “соло” лишь в кульминационном разделе. В то же время ведущая роль скрипки вовсе не означает, что партия оркестра сводится к аккомпанементу, — наоборот, оркестр все время живет самостоятельной жизнью, дополняет и углубляет авторскую мысль.
Премьера Концерта для скрипки с оркестром Б.Чайковского состоялась в апреле 1970 года. Первыми исполнителями были В.Пикайзен (которому автор посвятил свой Концерт) и оркестр Московской государственной филармонии под управлением К.Кондрашина. < ...>
Andrew_Popoff
(06.08.2011 00:24)
MargarMast писал(а):
Во-первых, нельзя поднимать того, чего нет. Во-вторых, национальные идеи всюду приводили к национализму - и чем это кончалось, мы слишком хорошо помним. Национализм и шовинизм, как показано и в случае со Свиридовым, неизбежно приводит к противопоставлению народов.
Наконец, Маргар, я с Вами целиком и полностью согласен. Конечно, никакого национализма у нас не будет, слишком мы разные рядом все живём, в одном доме. Так, парочка дураков подерется, этим ограничится все. Да и какой национализм! Спасать надо планету и род человеческий, какая нация с этим справится? Чушь! Мы уже давно все в одной лодке, хоть и не нравимся друг другу и пихаемся локтями.
Rudra
(06.08.2011 01:39)
MargarMast писал(а):
... национальные идеи всюду приводили к национализму - и чем это кончалось, мы слишком хорошо помним. Национализм и шовинизм, как показано и в случае со Свиридовым, неизбежно приводит к противопоставлению народов.
К противопоставлению народов может привести не только национализм - но и непомерное желание `дружить` с теми, кому твоя дружба нафиг не нужна (пример, Горбачёва, Ельцина и Ко).
А по поводу национализма - так он приводил не только к Гитлеру с концлагерями.
Вспомним древнегреческий `национализм` (или, точнее говоря, полисную непримиримость, когда каждый город ненавидел все остальные и пытался превзойти их в `доблестях` - почитайте Фукидида), а заодно и древнеримский (Муссолини хорошо знал родную историю, и потому далеко не только в пропагандистских целях называл первым фашистом Гая Юлия Цезаря).
А уж что говорить о древнееврейском национализме (приправленном религиозным мессианством)! Ознакомьтесь с Ветхим Заветом - евреи не церемонились в выборе средств (вплоть до геноцида) для достижения своих целей.
И к чему же это всё привело? -
Именно античный `шовинизм`, чувство соперничества, зависти послужили основой создания великой культуры (по Гесиоду, кстати, зависть не порок, а стимул для самосовершенствования).
Иудейский же национализм из разрозненных семитских племён создал единый народ, который морями крови, которую пускал и другим, и самому себе (сионисты сотрудничали с Гитлером, если кто не знал), отвоевал право именоваться избранным...
Словом, Маргар, было бы ошибочным подходить столь однобоко к такой сложной и многогранной проблеме, как национализм.
kollontay_
(06.08.2011 09:41)
musikus писал(а):
партию литавр ведет, если не ошибаюсь, Эдуард Галоян
Больше всего похоже на то, что Галояны - династия ударников. У меня в одном сочинении в 1989 участвовал молодой человек по фамилии Галоян. Имя забыл. То ли родня (сын?), то ли, может, Вы ошибаетесь? Маловероятно, чтоб концертмейстер ударных в филармонном оркестре был таким молодым.
kollontay_
(06.08.2011 09:49)
vmb1 писал(а):
Послушал. Да, интересно. Да, внимание держит. Но чрезмерно восторженные оценки неуместны. Слишком легко читается обратный адрес, узкий и локальный: Страна Совковия, 60-е годы, Шостакович (вместе с длиннотами)...
Совершенно соглашусь с одной оговоркой: в этом нет ничего негативного. Просто мы пока еще советскости нашей стесняемся. Я себя считаю советским композитором, и даже думаю, что и все мои коллеги моей или бывшей моей страны таковыми являются, хотя, опять, сказать это как-то и неудобно. Наоборот, это наш знак качества. Про молодых ничего сказать не могу, естественно - говорю о своем поколении и о старших. Из опыта разговоров с иностранцами - они вполне сами на такой же, как мне показалось, точке зрения. Слово `русская` музыка тоже подходит и никого не шокирует. А вот когда я в 1987 (кажется) году дал концерт и написал шапку `Концерт русской музыки` - шок был труднопредставимый. Там были Арзуманов, Чугаев, может и еще что-то, не помню. Чуть ли не к Хренникову начальство ходило спрашивать, можно ли. Вдобавок ведь там я играл опус свежего эмигранта (Валерия Арзуманова). И это все было едва ли не впервОй. Простите, что отвлекся, но считаю правильным все вот такие мемуарные заметки помещать по случаю и без случая. Это история. К тому же призываю и других, заранее прося прощения у темы и ее автора, если таковой есть.
Adcv
(06.08.2011 09:54)
kollontay писал(а):
Совершенно соглашусь с одной оговоркой: в этом нет ничего негативного. Просто мы пока еще советскости нашей стесняемся. Я себя считаю советским композитором, и даже думаю, что и все мои коллеги моей или бывшей моей страны таковыми являются, хотя, опять, сказать это как-то и неудобно. Наоборот, это наш знак качества. Про молодых ничего сказать не могу, естественно - говорю о своем поколении и о старших. Из опыта разговоров с иностранцами - они вполне сами на такой же, как мне показалось, точке зрения. Слово `русская` музыка тоже подходит и никого не шокирует. А вот когда я в 1987 (кажется) году дал концерт и написал шапку `Концерт русской музыки` - шок был труднопредставимый. Там были Арзуманов, Чугаев, может и еще что-то, не помню. Чуть ли не к Хренникову начальство ходило спрашивать, можно ли. Вдобавок ведь там я играл опус свежего эмигранта (Валерия Арзуманова). И это все было едва ли не впервОй. Простите, что отвлекся, но считаю правильным все вот такие мемуарные заметки помещать по случаю и без случая. Это история. К тому же призываю и других, заранее прося прощения у темы и ее автора, если таковой есть.
Действительно,нечего стесняться! Можно подумать,что раньше было все плохо. Была и жизнь и интересные люди,и музыка. А гениальность художника призвана красиво и правдиво изобразить то время,в котором он жил.
musikus
(06.08.2011 17:34)
Adcv писал(а):
В музыке Бориса Чайковского...
Adcv, право, нет смысла делать такие извлечения, загромождающие форум. Любви к Б.А.Ч. они не прибавят тому, кому он неблизок или тому, кто его попросту не понимает. Если уж так хотите, дайте ссылку. Говорю это как человек, ОЧЕНЬ любящий музыку Б.А.Ч. (Это, кстати, относится и к другим случаям. Не понимаю - зачем выкладывать здесь тексты советских песен, они - порой - чудесны, но ведь Форум - не караоке).
Adcv
(06.08.2011 18:29)
musikus писал(а):
Adcv, право, нет смысла делать такие извлечения, загромождающие форум. Любви к Б.А.Ч. они не прибавят тому, кому он неблизок или тому, кто его попросту не понимает. Если уж так хотите, дайте ссылку. Говорю это как человек, ОЧЕНЬ любящий музыку Б.А.Ч. (Это, кстати, относится и к другим случаям. Не понимаю - зачем выкладывать здесь тексты советских песен, они - порой - чудесны, но ведь Форум - не караоке).
Согласен.
Adcv
(25.09.2011 22:22)
Снова вернулся к этому шедевру. Чистая музыка без политики,истерии,эротики и пафоса. Лишь чувства блаженства,Бога,вечности. И при этом оригинальный и доступный концерт! Пожалуй,лучший концерт 20 века для скрипки и один из лучших скрипичных концертов. Преступление,что его так мало исполняют!!
MargarMast
(25.09.2011 23:20)
Adcv писал(а):
Снова вернулся к этому шедевру. Чистая музыка без политики,истерии,эротики и пафоса. Лишь чувства блаженства,Бога,вечности. И при этом оригинальный и доступный концерт!
Дорогой Adcv, когда Вы так говорите - похоже, что Вы этот концерт протипосотавляете какому-то конкретному концерту, в котором есть политика, истерия, эротика и пафос - или это всё в разных? А то какой-то трудносочетаемый список. ;)
Adcv
(07.10.2011 12:16)
Это концерт кристальной чистоты и ясности ума! В нем много стремления к идеалам. Слушая такую музыку переносишься в атмосферу прекрасного-недоступного в нашей серой жизни!
maksimBulatov
(18.09.2013 11:07)
Удивительный концерт! Лучший концерт 20 века.
samlev
(18.09.2013 11:27)
maksimBulatov писал(а):
Удивительный концерт! Лучший концерт 20 века.
Ну к чему такое умаление достоинств произведения - просто лучшая музыка всех времен и народов! Коротко и ясно.
maksimBulatov
(18.09.2013 11:33)
Концерт, действительно, замечательный! Держит в напряжении и не отпускает. Во всяком,случае он лучше концертов Глазунова,Бартока,Прокофьева.Стравинского и Шостаковича со Шнитке и.др!..Возможно,только концерт Берга может с ним сравниться!
samlev
(18.09.2013 11:37)
maksimBulatov писал(а):
Во всяком,случае он лучше концертов Глазунова,Бартока,Прокофьева.Стравинского и Шостаковича со Шнитке и.др!..Возможно,только концерт Берга может с ним сравниться!
Концерт хороший. Даже замечательный. Но я не стал бы недооценивать предшественников. У Прокофьева скрипичные концерты тоже неплохо получались.
maksimBulatov
(18.09.2013 11:42)
В этом концерте автор сумел достичь уровня Баха! Такая здесь гармония мироздания! Кому это удалось в 20 веке?
samlev
(18.09.2013 11:48)
maksimBulatov писал(а):
В этом концерте автор сумел достичь уровня Баха! Такая здесь гармония мироздания! Кому это удалось в 20 веке?
Да какой там Бах!? Бери выше!..
maksimBulatov
(18.09.2013 11:51)
А кто ж выше Баха? Бах-неповторимая личность! Такой глубине нет ни у одного композитора-редко кому удается немного приблизиться к нему!
samlev
(18.09.2013 12:04)
maksimBulatov писал(а):
А кто ж выше Баха? Бах-неповторимая личность! Такой глубине нет ни у одного композитора-редко кому удается немного приблизиться к нему!
В этом я совершенно с Вами согласен.
art15
(18.09.2013 12:14)
maksimBulatov писал(а):
Во всяком,случае он лучше концертов Глазунова,Бартока,Прокофьева.Стравинского и Шостаковича со Шнитке и.др!..Возможно,только концерт Берга может с ним сравниться!
Да-да, концерт интересный, но не надо ломать копья, вознося в каждом сообщении Бориса Чайковского. Он для Вас Иисус Христос, Будда и Мухаммед в одном лице :)))) Мы это уже поняли.
Для меня и самого характерны приступы пиетета к отдельно взятому композитору, так было с Малером, Моцартом, Прокофьевым, Григом, Стравинским, Шубертом и др., но не до такой же степени)))
art15
(18.09.2013 12:17)
maksimBulatov писал(а):
В этом концерте автор сумел достичь уровня Баха! Такая здесь гармония мироздания! Кому это удалось в 20 веке?
Прокофьев и Стравинский не лыком шиты, да и масса других композиторов 20 века - Шостакович, Мессиан, Скрябин и др. (далее см. музыкальную энциклопедию, раздел `композиторы 20 века`:))))))
maksimBulatov
(18.09.2013 14:10)
art15 писал(а):
Да-да, концерт интересный, но не надо ломать копья, вознося в каждом сообщении Бориса Чайковского. Он для Вас Иисус Христос, Будда и Мухаммед в одном лице :))))
Я просто люблю его музыку! Но он отнюдь не самый любимый. Свиридов,рахманинов и Бах мне гораздо ближе.
Intermezzo
(18.09.2013 14:20)
Какое ужасное качество записи, с непривычки слушать очень трудно. Невероятно жаль, что нет альтернативы.
maksimBulatov
(18.09.2013 14:31)
Intermezzo писал(а):
Какое ужасное качество записи, с непривычки слушать очень трудно. Невероятно жаль, что нет альтернативы.
Качество ужасное,но исполнение прекрасное! Как играют в оркестре медные и ударные!.. А Пикайзен неповторим!
Mikhail_Kollontay
(18.09.2013 14:42)
Intermezzo писал(а):
жаль, что нет альтернативы
Мне кажется, есть запись Бочковой? Вроде хорошая.
Mikhail_Kollontay
(18.09.2013 14:55)
art15 писал(а):
вознося
А по-моему, хорошо. Вот тоже думаю заняться, но я буду писать о своих сочинениях и треках, пожалуй. Пример буду брать с одного советского композитора, о котором сохранились предания: каждого встречного он натурально брал за пуговицу пиджака и, не отпуская её, говорил: моя музыка полна благородных чувств, качество её несравненно, глубина мыслей в ней недостижимая, и дальше в том роде подолгу. Пересказано Корндорфом, но о ком, умолчу.
alexshmurak
(18.09.2013 14:57)
Mikhail_Kollontay писал(а):
он натурально брал за пуговицу пиджака и, не отпуская её, говорил:
`я 20 лет не сидел за роялем, память слабеет, музыку сочиняю с трудом и т. д.`
Mikhail_Kollontay
(18.09.2013 15:02)
alexshmurak писал(а):
`я 20 лет не сидел за роялем, память слабеет, музыку сочиняю с трудом и т. д.`
Это только прелюдия, как Вы понимаете.
alexshmurak
(18.09.2013 15:04)
Mikhail_Kollontay писал(а):
Это только прелюдия, как Вы понимаете.
понимаю? да я это уже наизусть выучил, за годы присутствия на форуме :)
Mikhail_Kollontay
(18.09.2013 15:23)
alexshmurak писал(а):
понимаю? да я это уже наизусть выучил, за годы присутствия на форуме :)
Ничего не поделать, вот я такой. Но Вы можете поставить вопрос перед администрацией о заткнутии мне рта. Вот нисколько не буду в претензии.
alexshmurak
(18.09.2013 15:28)
Mikhail_Kollontay писал(а):
Но Вы можете поставить вопрос перед администрацией о заткнутии мне рта.
Простите, но это для меня как-то мелко. Мне бы полный контроль над форумом...
victormain
(18.09.2013 15:33)
alexshmurak писал(а):
Простите, но это для меня как-то мелко. Мне бы полный контроль над форумом...
...подвалы...сундуки...`Я царствую!` - и только эхо сырое в ответ...
precipitato
(18.09.2013 15:45)
Mikhail_Kollontay писал(а):
Пример буду брать с одного советского композитора, говорил: моя музыка полна благородных чувств, качество её несравненно, глубина мыслей в ней недостижимая, и дальше в том роде подолгу.
Жалко, хотелось бы очень знать - кто.
Mikhail_Kollontay
(18.09.2013 15:54)
precipitato писал(а):
Жалко, хотелось бы очень знать - кто.
Не самый известный.
victormain
(18.09.2013 16:10)
Mikhail_Kollontay писал(а):
Не самый известный.
Зато недостижимый)
Inzhener
(28.09.2013 17:52)
precipitato писал(а):
запись Пикайзена до сих пор остается единственной.
Эта запись Виктора Александровича Пикайзена с датским оркестром п/у Эдуарда Афанасьеваича Серова - вовсе не единственная. По времени появления на CD - эта первая запись (российский лейбл `Северные Цветы` - Northern Flowers). Но после этого в Германии на Profil Medien была переиздана (ранее существовавшая на пластинке) запись с В.Пикайзеном и Кириллом Петровичем Кондрашиным.
Но Вы правы - сейчас хорошие скрипачи почему-то не берутся за этот Концерт. Может быть, потому что трудный. Может быть, потому что не понимают его еще...
alexshmurak
(28.09.2013 17:55)
Inzhener писал(а):
вовсе не единственная
а кто бы мог выложить иные?
precipitato
(28.09.2013 17:58)
Inzhener писал(а):
Но после этого в Германии на Profil Medien была переиздана (ранее существовавшая на пластинке) запись с В.Пикайзеном и Кириллом Петровичем Кондрашиным.
Вот эту запись я давно и безуспешно ищу, у Вас случайно нет ее?
musikus
(28.09.2013 18:29)
Inzhener писал(а):
сейчас хорошие скрипачи почему-то не берутся за этот Концерт. Может быть, потому что трудный. Может быть, потому что не понимают его еще...
Едва ли не первой играла этот концерт И.Бочкова, и превосходно играла. Мне нравилось больше, чем в изданной записи с Пикайзеном.
musikus
(28.09.2013 22:13)
precipitato писал(а):
Вот эту запись я давно и безуспешно ищу, у Вас случайно нет ее?
На виниле она существует, а переиздавали ли на CD - не знаю.
musikus
(28.09.2013 23:12)
Конечно, запись с Эд.Серовым заметно уступает кондрашинской. Концерт, при всей его парадоксальной дробности, обладает поразительно целостной логикой и динамикой развития, и вот это у Серова до известной степени утрачено. Слабее и по частностям, особенно в кульминационной `каденции` с литаврами, медными и струнными. Да и Пикайзен здесь поскромнее выглядит.
ak57
(29.09.2013 00:29)
maksimBulatov писал(а):
Концерт, действительно, замечательный! Держит в напряжении и не отпускает. Во всяком,случае он лучше концертов Глазунова,Бартока,Прокофьева.Стравинского и Шостаковича со Шнитке и.др!..Возможно,только концерт Берга может с ним сравниться!
Какое у Вас своеобразное восприятие музыки. Для него Вам надо обязательно использовать градацию музыкальных произведений, разложить из полочкам `качества` по отношению к друг другу. Все это напоминает построение некой периодической таблицы, где каждое музыкальное произведение должно обладать своим `атомным` весом.
ak57
(29.09.2013 06:27)
musikus писал(а):
... Да и Пикайзен здесь поскромнее выглядит.
Извините, где - здесь? С Серовым или Кондрашиным? Как то Вы многозначно написали...
musikus
(29.09.2013 11:00)
ak57 писал(а):
Извините, где - здесь? С Серовым или Кондрашиным? Как то Вы многозначно написали...
высокой моральной и этической позиции автора. Одним словом, прекрасная музыка
Боге,о человеческом несовершенстве, о высокой моральной и этической позиции автора. Одним
словом, прекрасная музыка
восклицаний по поводу этого концерта. Сколько уже раз я говорил, что это - одно из самых
выдающихся произведений в жанре скрипичного концерта за всю историю музыки!
Б.Чайковского.
собрание перлов. Это все три концерта, и 2-3-я симфонии, `Знаки зодиака`, квартеты,
Партита, Камерная симфония и др. Ничего проходного. Могли быть вещи какие-то менее
яркие(на мой взгляд - `Подросток`, Вариации для орк., Арфовая симфония), но неинтересных
нет вообще. Его музыка - образец творческого синтеза традиционных и более современных
средств и, в этом смысле - урок для современных сочинителей, которые, впрочем, стараются
этого не замечать, т.к., чтобы следовать этому завету Б.А. нужно же иметь ко-что за душой,
кроме деклараций. В этом смысле похожий случай - А.Я.Эшпай.
исключениями, это собрание перлов. Это все три концерта, и 2-3-я симфонии, `Знаки
зодиака`, квартеты, Партита, Камерная симфония и др. Ничего проходного. Могли быть вещи
какие-то менее яркие(на мой взгляд - `Подросток`, Вариации для орк., Арфовая симфония), но
неинтересных нет вообще. Его музыка - образец творческого синтеза традиционных и более
современных средств и, в этом смысле - урок для современных сочинителей, которые, впрочем,
стараются этого не замечать, т.к., чтобы следовать этому завету Б.А. нужно же иметь ко-что
за душой, кроме деклараций. В этом смысле похожий случай - А.Я.Эшпай.
мне тяжело перейти, например, от Франка или Свиридова к Борису Чайковскому - у меня
пропущено очень много переходных этапов. При этом у меня нет проблем со слушаньем
Шостаковича, поскольку я заранее настраиваю себя на абсолютно другой язык. А здесь я как
бы не знаю, на что себя настраивать, а уши мои сами не умеют перестраиваться.
Франка или Свиридова к Борису Чайковскому - у меня пропущено очень много переходных
этапов. При этом у меня нет проблем со слушаньем Шостаковича, поскольку я заранее
настраиваю себя на абсолютно другой язык. А здесь я как бы не знаю, на что себя
настраивать, а уши мои сами не умеют перестраиваться.
у меня проблемы человека, который может читать техническую литературу на другом языке, но
на художественную не тянет за недостатком знания языка. Вот то же самое здесь. Понимание
Бориса Чайковского требует незаурядной слушательской подготовки. Потом - нужно его
слушать в правильном обрамлениии. Вот как после `Джиннов` Франка противопоказано слушать
Капустина, так и здесь -к Б. Чайковскому что-то должно подвести. Что именно, musikus,
скажите, пожалуйста?
понимать! То есть я понимаю, что это велико, но проникнуться всем этим мне не удаётся. Я
всё-таки недоразвитый слушатель :(.
моих восклицаний по поводу этого концерта. Сколько уже раз я говорил, что это - одно из
самых выдающихся произведений в жанре скрипичного концерта за всю историю музыки!
совершенно с Вами согласен,мне всегда казалось,что это самый сильный скрипичный концерт из
написанных в советское время.Пару лет назад он исполнялся у нас в Петербурге на
фестивале,но,к сожалению,неудачно.Удивительно,что скрипачи проходят мимо него-запись
Пикайзена до сих пор остается единственной.
казалось,что это самый сильный скрипичный концерт из написанных в советское время.Пару
лет назад он исполнялся у нас в Петербурге на фестивале,но,к
сожалению,неудачно.Удивительно,что скрипачи проходят мимо него-запись Пикайзена до сих пор
остается единственной.
разработать уши в правильном направлении? При переходе от `Джиннов`, Свиридова, всего
классико-романтического, примесью Шостаковича, Прокофьева, Стравинского etc. - к Борису
Чайковскому? Как пройти этот путь максимально быстро и с минимальными потерями?
несколько раз подряд - я случайно выключала запись, и с каждым новом началом происходит
всё большее погружение в музыку. Так что - надо просто уметь отрешиться от Франка и
остальных.
как мне разработать уши в правильном направлении? При переходе от `Джиннов`, Свиридова,
всего классико-романтического, примесью Шостаковича, Прокофьева, Стравинского etc. - к
Борису Чайковскому? Как пройти этот путь максимально быстро и с минимальными
потерями?
привычным делом-при слушании Бориса Чайковского у Вас не должно возникать проблем,все эти
авторы-ветки одного дерева.
Стравинского и Шостаковича является привычным делом-при слушании Бориса Чайковского у Вас
не должно возникать проблем,все эти авторы-ветки одного дерева.
не совсем. Вы знаете, это какой-то странный психологический эффект - видимо, работа
подсознания. Может быть, потому что я уже знаю, что ожидать от каждого из них -
Шостаковича, Прокофьева, Стравинского, меньше - Шнитке, неровно - Губайдулиной, с
переменным успехом - Бартока - и я чувствую, что всё это - мои собственные недоработки.
Именно потому, что когда человек свободно владеет этим языком, прочтение нового
музыкального материала не должно даваться ему с трудом, а когда выучен наизусть
определённый набор слов - тут при переходе к другому произведению начинаются спотыкания.
Вы меня понимаете?
внимание слушателя в постоянном напряжении на протяжении более сорока минут. Здесь все
нестандартно - форма, фактура, оркестр. И радость жизни, и страх смерти. Очень сильно.
перекрывания у данного композитора с тем, что уже близко - а дальше идти по его стопам
развития. Так же в поэзии, особенно такой непростой, как цветаевская. Надо найти это
истоки, а потом уже следовать за их развитием.
слушаю, удивляюсь, как ему удается держать внимание слушателя в постоянном напряжении на
протяжении более сорока минут. Здесь все нестандартно - форма, фактура, оркестр. И радость
жизни, и страх смерти. Очень сильно.
разное, Андрей, бывает напряжение от того, что боишься пропустить хоть звук, а бывает
напряжeние - такое, как бы достающее, приводящее душу в непонятное волнение - вот -
тревожное, именно, тревожное, от которого хочется как-то скрыться.
основном тёмные, тёмно-коричневые с красными всполохами. Никогда раньше не видела музыку
в цвете.
должна совпадать с цветовой гаммой человека. А здесь в основном - вопросы, вопросы,
причём очень тревожные, без ответов, удары судьбы в буквальном смысле - я не могу понять,
где Вы здесь увидели свет, Андрей? Вот именно это меня и смущает - что здесь нет диапазона
чувств, они все сосредоточены в каком-то негативном поле.
мне с того места, это - Судный день.
единственной
дома с ней? в Москве проверю.
Стравинского и Шостаковича является привычным делом-при слушании Бориса Чайковского у Вас
не должно возникать проблем,все эти авторы-ветки одного дерева.
тут я не соглашусь. Шостакович не написал бы `Айболит-66` таким незамутненно-буколическим,
что ли. Обязательно была бы социальная или еще какая-то дразнящая нотка. Мне кажется, что
Борис Александрович в социальном смысле не был борец или страдалец какой, он жил свою
жизнь, писал то, что он лично проживал. А Шостакович жил в первую очередь не личное
пространство свое (на эту тему только если считанное нечто можно найти, скажем,
единственная песенка в английском цикле, который, кстати, даже в мое время запрещался к
исполнению!), а пространство страны, мира, футбольного стадиона, Верховного Совета СССР,
`Крокодила` и `Мурзилки` (даже такое сочинение у него было, раннее, правда, там Мурзилка -
это совсем другое существо) во всем был активен, хотя и говорил почти всегда языком раба,
то есть Эзопа. Впрочем, как можно было не прочитать в заданном автором ключе ламентации
`Помоги-ите` и, как бы помягче сказать, пир Валтасара финала (это я о 6 симфонии всё),
понять мне трудно. Всего этого у БА нету. А вот понять, чего Чайковский, собственно,
хочет, тут я согласен с MargarMast, можно не всегда. Даже в разговоре с ним было ощущение
какого-то медлительного ускользания, пусть даже от его странных глаз (если кто не знает, у
Чайковского было сильнейшее расходящееся косоглазие). Вот еще байка: я играл, первым после
автора, его `Последнюю весну`, на последней репетиции говорю: `Борис Александрович, тут
вот смотрите, переписчик ляпнул явную описку`. - `А Вы все-таки попробуйте, я послушаю,
вдруг это хорошо получится?`. Ну, я сыграл, автор, конечно, крякнул и полез на сцену с
ручкой - исправлять. Ошибка переписчика была из разряда несомненных. Такого с Шостаковичем
тоже не могло бы быть, я уверен. Кто видел телефильм, где Рождественский репетирует `Нос`,
помнит, как ДД забормотал о том, что вот в такой-то цифре тарелка не сыграла. То есть он
не то что ноты, а цифры знал на память, нот-то перед ДД не было! Я не знал БА близко,
только отдельные разговорчики, и призываю тех, кто был ближе знаком, записать мемуары.
Заодно уж расскажу совсем забавное - в конце 80-х в Московском союзе композиторов были
выборы председателя Комиссии симф. и камерной музыки, и выдвинули БА с Денисовым. Ну вы
понимаете. Предложенное (кажется, мной?) сопредседательство было принято народом с
восторгом и интересом: что-то будет? Так и сделали. Некоторое время оба сконфуженные мэтра
как-то так старались обходиться бесконтактно, и, надо сказать, были повышенно корректны. И
вот: вышло, что они, и я тут рядом, пытаются войти в дверь Дома композиторов. Нашла коса
на камень: оба пропускают друг друга вперед, причем без всякой меры времени, `нет,
пожалуйста, проходите` - `Нет, нет, только после Вас` - `Ну что Вы, как я могу` и так
далее до абсолютной безвыходности, и до той степени, что я, будучи мальчишкой почти, счел
необходимым разрядить грозовую атмосферу, пройдя впереди обоих. Как уж там дальше было, не
посмотрел.
случайно выключала запись
фильмами, чем с музыкой. 5 минут - максимум, на который я стал способен. Раньше не было
такого. Возможно, срабатывает то, что электроника дает другие возможности, было неудобно
так обращаться с винилом, а тут пожалуйста. Послушаешь какой-то обломок, остановишься и
прокручиваешь его потом пару дней в голове. Как обломки античных статуй. А если слушать
подряд, внимание уходить стало.
даже чуть ли не пластинка дома с ней? в Москве проверю.
как мне разработать уши в правильном направлении? При переходе от `Джиннов`, Свиридова,
всего классико-романтического, примесью Шостаковича, Прокофьева, Стравинского etc. - к
Борису Чайковскому? Как пройти этот путь максимально быстро и с минимальными
потерями?
музыка. Сразу часто не дается-ускользает.
казалось,что это самый сильный скрипичный концерт из написанных в советское время.Пару
лет назад он исполнялся у нас в Петербурге на фестивале,но,к
сожалению,неудачно.Удивительно,что скрипачи проходят мимо него-запись Пикайзена до сих пор
остается единственной.
Бочкова. И это было замечательное исполнение. У меня была запись этого концерта на старом
катушечном магнитофоне, сделанная с трансляции по радио. Ну, а потом появилась пластинка
с Пикайзеном, которая меня несколько разочаровала. Очень большую роль играют в этом
концерте и ударные. В записи с Пикайзеном-Кондрашиным партию литавр ведет, если не
ошибаюсь, Эдуард Галоян - потрясающе ведет. Думаю, если литаврист в этом концерте будет
слабый, то исполнение сильно проиграет, или вообще падёт. Вы совершенно правы, что
Б.А.удалось так построить всю эту большую и сложную вещь, что, постоянно развиваясь и
проходя множество эволюционных фаз, она только накапливает энергию выражения. Стыки
довольно разных по звучанию эпизодов идут без швов, следуют очень логично. Вообще было бы
интересно услышать описание профессионала с анализом формы этого концерта. Что касается
места этого концерта, то я бы считал это высочайшим достижением не только советского
периода. Может, скажу кощунственное, но эта вещь посильнее, скажем, знаменитого концерта
Берга. А уж что касается прямого эмоционального воздействия, то уж точно посильнее.
Ирина Бочкова. И это было замечательное исполнение. У меня была запись этого концерта на
старом катушечном магнитофоне, сделанная с трансляции по радио. Ну, а потом появилась
пластинка с Пикайзеном, которая меня несколько разочаровала. Очень большую роль играют в
этом концерте и ударные. В записи с Пикайзеном-Кондрашиным партию литавр ведет, если не
ошибаюсь, Эдуард Галоян - потрясающе ведет. Думаю, если литаврист в этом концерте будет
слабый, то исполнение сильно проиграет, или вообще падёт. Вы совершенно правы, что
Б.А.удалось так построить всю эту большую и сложную вещь, что, постоянно развиваясь и
проходя множество эволюционных фаз, она только накапливает энергию выражения. Стыки
довольно разных по звучанию эпизодов идут без швов, следуют очень логично. Вообще было бы
интересно услышать описание профессионала с анализом формы этого концерта. Что касается
места этого концерта, то я бы считал это высочайшим достижением не только советского
периода. Может, скажу кощунственное, но эта вещь посильнее, скажем, знаменитого концерта
Берга. А уж что касается прямого эмоционального воздействия, то уж точно посильнее.
главное,везде идет разная музыка! Просто потрясно сделанная вещь. Борис Александрович не
получил должного отчасти из-за высокой интеллектуальности музыки.Его партитуры сравниваю с
вещами хорошего ученого,который кроме сухих формул видит глубокие закономерности в
развитии гармонии,понимает не только математически,почему так,а не иначе,а самим сердцем
чувствует,что должно быть так.
Слишком легко читается обратный адрес, узкий и локальный: Страна Совковия, 60-е годы,
Шостакович (вместе с длиннотами)...
чрезмерно восторженные оценки неуместны. Слишком легко читается обратный адрес, узкий и
локальный: Страна Совковия, 60-е годы, Шостакович (вместе с длиннотами)...
vmb1 - как-то похоже, что Вы выступаете в роли Верховного музыкального судьи - сидите там
наверху и выносите окончательные приговоры, которые обжалованию не подлежат. Очень
любопытный тон комментариев.
локальный: Страна Совковия...
здесь Совковия? Б.Чайковский был, в общем, вполне аполитичен. Он писал музыку, а не
манифесты, не фиги в кармане, и на ДДШ в этом смысле не похож абсолютно. Даже в тех его
вещах, где читается столкновение жесткой современности с прошлым, в том числе
идеализированным (как цитаты из Шумана и др. во 2-й симфонии, виолонч. конц.),никакой
`политики` нет.
сделанная вещь. Борис Александрович не получил должного отчасти из-за высокой
интеллектуальности музыки.Его партитуры сравниваю с вещами хорошего ученого,который кроме
сухих формул видит глубокие закономерности в развитии гармонии,понимает не только
математически,почему так,а не иначе,а самим сердцем чувствует,что должно быть так.
неужели там сплошная математика и логика? Неужели там нет обращения к каким-то
общечеловеческим понятиям? Почeму всё это окрашено в такие тёмные тона? Я так и не
получила ответа на свой вопрос - не могу понять, почему люди, которые так хорошо понимают
и чувствуют этот скрипичнык концерт Б. Чайковского, обходятся общими фразами.
чрезмерно восторженные оценки неуместны. Слишком легко читается обратный адрес, узкий и
локальный: Страна Совковия, 60-е годы, Шостакович (вместе с длиннотами)...
несмотря на то, что я не так хорошо понимаю этот концерт Б.Чайковского, то, что там,
действительно, как отметил musikus, нет никакой политики, а музыка обращается к самым
основам человеческого бытия - это и мне понятно. Вы, vmb1, со своим пессиместическим
взглядом доморощенного философа (извините, конечно, но так это выглядит, хотя пишете Вы
очень гладко) как-то обрубаете все концы всех начал ;). Вы не даёте ничему развиться -
никакой мысли, никакой идеи, поскольку для Вас всё оказывается a priori бессмысленным,
причём под это подводится `крепкая` база. Непонятно только - а дальше-то что? Если Вы сами
себя загнали в тупик - почему Вам так хочется, чтобы там оказалось всё человечество? (Я не
к этому посту, просто он навёл на воспоминания о Ваших прежних замечаняих).
Неужели там нет обращения к каким-то общечеловеческим понятиям? Почeму всё это окрашено в
такие тёмные тона? Я так и не получила ответа на свой вопрос - не могу понять, почему
люди, которые так хорошо понимают и чувствуют этот скрипичнык концерт Б. Чайковского,
обходятся общими фразами.
все построил. Ну а содержантие концерта глубоко личное...Нет возможности все пересказать
словами. Для меня это поиск себя в нашем ужасном мире,в мире пошлости. А концовка
характеризует единение народа,причем единение духовное.
чрезмерно восторженные оценки неуместны. Слишком легко читается обратный адрес, узкий и
локальный: Страна Совковия, 60-е годы, Шостакович (вместе с длиннотами)...
время было столько гениев,сколько сейчас нет! Значит, время было и в чем-то лучшим! Нельзя
однобоко ценить время. А концерт глубокий,личный,с надрывом...
математик все построил. Ну а содержантие концерта глубоко личное...Нет возможности все
пересказать словами. Для меня это поиск себя в нашем ужасном мире,в мире пошлости. А
концовка характеризует единение народа,причем единение духовное.
тему `народа`. Для меня это действительно прозвучало, как Страшный суд.
действительно прозвучало, как Страшный суд.
страстей. Это душевное состояние абсолютной свободы,состояние,когда человек поднимается
над миром...
Размышляют композитор и критик
Критик: Да, именно о музыке (не только и не столько об отдельных сочинениях) хотелось бы
повести разговор и, конечно, об авторе — из ряда немногих, выдающихся, истинно самобытных,
по творениям которых будущие поколения оценят прозорливость впередсмотревших...
Концерты, симфонии, квартеты, “Тема и восемь вариаций”, “Лирика Пушкина”, кантата “Знаки
Зодиака” на стихи Тютчева, Блока, Цветаевой, Заболоцкого, вокальный цикл “Последняя весна”
(возврат к стихам Заболоцкого воспринимается, мною по крайней мере, как намеренное желание
углубиться в своеобразный мир поэта ради поиска “смысла живой основы”), Соната для двух
фортепиано, симфонические поэмы “Ветер Сибири” и “Подросток” (под впечатлением от романа
Федора Михайловича Достоевского)... Не названо еще многое из созданного композитором. И
порядок перечисления достаточно вольный. Но едва ли не каждое сочинение Б.Чайковского
может успешно репрезентировать авторский стиль. Взятые вместе, они, естественно, укрупняют
наше представление о целостном, удивительно органичном мире художника.
О творчестве Б.Чайковского написано немало статей (хотя обобщающее исследование, которому
давно приспело время, вероятно, впереди). Авторы их пытаются сформулировать: в чем же
феномен художника, что выделяет его в современном творческом процессе?
Еще Н.Мясковский, у которого Б.Чайковский окончил в 1949 году класс сочинения в
Московской консерватории, разглядел в своем ученике “своеобразно русский склад,
исключительную серьезность, хорошую композиторскую технику”. А спустя несколько
десятилетий другой старший собрат по перу так скажет о зрелом авторе известных сочинений:
“На наших глазах вырос большой композитор со своим чрезвычайно содержательным, глубоким,
красивым душевным миром, со своей манерой, со своей интонационной сферой, своим чувством
формы... композитор глубоко русский. < ...> Это мастер в настоящем смысле этого слова, то
есть художник, обладающий прежде всего богатым внутренним содержанием и умеющий выразить
его средствами своего искусства”. [Свиридов Г. Заключительное слово в библиографическом
справочнике, посвященном Б.Чайковскому]. Яркая оригинальность звучания, сочетающаяся с
подлинной общезначимостью художественного содержания; интеллектуальная насыщенность мысли
— с захватывающей эмоциональностью выражения; философская сложность и многогранность — с
ясностью музыкального языка. И эти, отмеченные критиками черты присущи стилю
Б.Чайковского. Они постоянно сопрягаются. Каждый новый результат этого сопряжения — всегда
неожидан...
Композитор: Вы заговорили о сути художественной индивидуальности. Как не просто схватить
эту суть! Мне кажется, сила Б.Чайковского прежде всего в том, что он всегда говорит только
об очень значительном, принципиальном. Углубленный, сосредоточенный взгляд на события
окружающей жизни не позволяет ему отвлекаться на несущественное. Повод для размышлений не
может быть любым, случайным. Такая художественная ориентация воспринята от учителей.
Найти главное позволяет обостренно развитый нравственный слух. Мне кажется, что
творчество нашего современника — пример последовательного утверждения в музыке
непреходящих нравственных ценностей. Написанное композитором позволяет с особой ясностью
ощутить, что есть, существует — как неотъемлемая — часть нашей культуры, называемая
“музыка Бориса Чайковского”.
Критик: Нравственный слух побуждает композитора осмысливать значение в искусстве
“человеческого фактора”. Как сохранить человеческое в человеке, как противопоставить
человеческий фактор любым проявлениям бездуховности, пошлости, безвкусия? Эти вопросы
широко обсуждаются в творческой среде. О роли художника в современном обществе, о судьбах
культуры размышляют писатели и живописцы, поэты и музыканты. Да, все мы сегодня призваны
думать и об охране природы, и об охране духовного мира человека — для будущих поколений.
“Одна из главных задач писателя — ставить диагноз нравственного состояния общества,
предвидеть эволюцию в духовной атмосфере времени, — утверждает Ч.Айтматов. — Художнику
наших дней предстоит проповедовать и внушать человеку мысль о необходимости чувствовать,
думать, понимать другого как самого себя, обращаться ко всему свету, доходить словом до
каждого сердца. < ...> Человеку свойственно жить сиюминутной жизнью. Литература и
искусство призваны сохранить великие идеи, перевести их из глобального в личный план,
чтобы каждый человек был озабочен проблемами мира как своими собственными”. [Айтматов Ч.
За круглым столом `Литературной газеты`, 1981, 8 июля (№ 28)].И разве не переведено “из
глобального в личный план” содержание “Севастопольской симфонии” Б.Чайковского? Уже само
название — глубоко символическое, подымает из тайников исторической памяти величественный
образ легендарного русского города. Без громогласия, патетики, без лишних слов
утверждается в музыке великая нравственная сила человека — защитника Отечества,
выстоявшего в жесточайших битвах с врагом.
... Вторую симфонию Б.Чайковского, удостоенную Государственной премии СССР, критика точно
нарекла симфонией о Родине, в которой “истинно русская природа его стиля нашла свою полную
и всеобъемлющую реализацию” [Корев Ю. Симфония о Родине // Правда, 1969. 2 сент.].
Основной конфликт первой части (как и всего цикла) — между образами гармонии, красоты и
“отчужденного интеллекта”, “разорванного сознания”, хаоса — разрешается в кульминации.
Здесь композитор воспользовался сильнодействующим средством, процитировав (а в известном
смысле и переинтонировав) фрагменты музыки Моцарта, Бетховена, Баха и Шумана. Этот
свободный выход к мировой традиции не противоречит “истинно русской природе”
Б.Чайковского. Наоборот, он оказывается удивительно плодотворным, свидетельствует о том,
что художник не замыкается в узконациональных рамках. Мыслит широко. Чужой текст вступает
в неожиданное, но естественное соотношение с авторским, обостряя его новизну, углубляя его
коренные связи с родной почвой.
В Концерте для скрипки с оркестром многоликость окружающего преломляется сквозь призму
личностного взгляда на мир. Сочинение захватывает внутренним напряжением мысли и чувства,
противостоянием живой — жизненной эмоции и холодного ratio. В “Лирике Пушкина” избранные
гражданственные, философские и интимно-личные стихи поэта фокусируют главную идею цикла:
художник сам себе высший судья (естественно, нравственное п р а в о на такую позицию имеют
только большие мастера). Наконец, глубоко закономерно обращение Б.Чайковского к роману
“Подросток” Достоевского. Сначала композитор создал музыку к фильму, затем —
самостоятельную Поэму для оркестра. Вспомним: в романе подробно, шаг за шагом, исследуется
путь — трудный, противоречивый путь познания самого себя, которым идет герой — бесконечно
мечтательный, невероятно самолюбивый, стремящийся сохранить человеческое достоинство даже
в весьма суровых обстоятельствах. Помните, как откликается на “Дневник” Аркадия
Долгорукого его бывший воспитатель Николай Семенович? Позволю себе процитировать небольшой
отрывок: “...когда минет злоба дня и настанет будущее... тогда-то и понадобятся подобные
“Записки”, как Ваши, и дадут материал — были бы искренни, несмотря даже на всю их
хаотичность и случайность... Уцелеют по крайней мере хотя бы некоторые верные черты, чтобы
угадать по ним, что могло таиться в душе иного подростка тогдашнего смутного времени, —
дознание, не совсем ничтожное, ибо из подростков созидаются поколения...”
[Ф.М.Достоевский. Собр.соч. в 12 т. / М., 1982. Т. 10. С. 379]. Эти последние — ключевые
строки недаром поставлены композитором в качестве эпиграфа к Поэме (у меня возникла
невольная ассоциация с признанием А.Ахматовой о той последней строке, которая всегда
первая). Хрупкая и одновременно внутренне устремленная к образу идеальному, возвышенному,
основная тема Поэмы таит в себе большую не только эмоциональную, — нравственную силу. Не
случайно именно она — главный герой Поэмы.
Пожалуй, это напряженное противостояние одухотворенной мысли и внешних враждебных ей сил
присутствует во всем, что создано композитором, вне зависимости от жанра, малого или
большого. Здесь автор удивительно последователен.
Композитор: Это принципиальное качество авторского слышания предопределяет высокую правду
музыкального высказывания. Нет ни одного значительного произведения Б.Чайковского, в
котором не звучал бы голос этой правды. Подобная естественность, мне кажется, восходит к
традиции Мусоргского с его феноменальной точностью музыкальной фиксации самых потаенных,
закрытых для многих движений человеческой души. Эти интонационные ходы у Мусоргского
удивительны, уникальны! Он, образно говоря, не гнался за музыкальной материей, не
пробивался сквозь ее толщу к сути. С помощью скупых средств, незначительного количества
нотных знаков он создавал пронзительно правдивые образы, вскрывал правду народной жизни.
Критик: Проведенная Вами параллель справедлива, но не забудем, что Б.Чайковский вообще
прочно связан с отечественными традициями искусства (и не только музыкального). Он плоть
от плоти его.
Композитор: Безусловно. Ведь нравственные, этические вопросы всегда были главными в
русской культуре, что общеизвестно. Как мне кажется, русский художник творчески исследует
объект не только “на расстоянии”, не только созерцает, описывает его; он как бы приживляет
к себе, срастается с ним. По своему миропониманию, миропредставлению Б.Чайковский,
безусловно, сын своей земли, потому что “щупает, теребит” (Мусоргский) коренные проблемы
искусства.
Критик: Мне, например, кажется, что русское начало его Второй симфонии восходит к Глинке,
а в интонировании поэтического слова Б.Чайковский ближе Бородину, Римскому-Корсакову. В
элегических страницах квартетов ощущается перекличка с образами П.Чайковского. А хрупкие
утонченные, сказочно-фантастические эпизоды (во Второй, Третьей, Камерной симфониях или
кантате “Знаки Зодиака”) вызывают в памяти изысканную филигрань лядовского письма.
Композитор: Да, музыка Б.Чайковского — продолжение этой чудесной цепи. Но, знаете, это
едва ли не первый случай, когда я попросту не задумывался — кому же конкретно из классиков
близок композитор. Он для меня предельно индивидуален. Во всем. Индивидуальность, конечно,
выражается через интонацию, несущую мысль, образ.
Критик: Если позволите, к разговору об авторской интонации мы еще вернемся, и прежде
всего ради того, чтобы наш портрет композитора оказался возможно ближе к оригиналу. А пока
затронем еще один общий вопрос.
Творчество каждого художника эволюционирует. Это закономерно. И эволюционирует
индивидуально. Можно, хотя и достаточно условно, обозначить свои вехи на пути
Б.Чайковского, хотя определенная высота им взята уже в молодые годы: приведенный отзыв
Н.Мясковского не требует комментариев. Например — смолоду была избрана инструментальная
музыка как область наиболее близкая; незавершенная опера “Звезда” по Э.Казакевичу и два
романса на стихи Лермонтова были скорее эпизодическими пробами пера. Вспомним первые
симфонические опусы: Первая симфония, “Фантазия на русские темы”, “Славянская рапсодия”,
Симфониетта. Параллельно шла работа в камерной сфере (и, очевидно, особенно
результативно): Первый и Второй квартеты, два Трио — струнное и фортепианное, фортепианные
сочинения, наконец, масштабный Фортепианный квинтет, с его подлинно симфоническим
разворотом музыкально-психологической драмы, во многом подготовивший крупные работы —
Виолончельный концерт и Вторую симфонию. В этой художественной эволюции привлекает
какая-то особая серьезность, углубленность, основательность — несомненно, черты
человеческого характера.
Следующим рубежом оказался вокальный цикл “Лирика Пушкина”. Долгое время остававшийся на
сугубо “инструментальных позициях”, Б.Чайковский обратился не просто к слову, но к поэту,
который помог просветлить, очистить, а главное — классически уравновесить мысль и эмоцию,
к чему, собственно, и стремился, как кажется, композитор. За “Лирикой” последовали “Тема и
восемь вариаций”, кантата “Знаки Зодиака”, Третья симфония, цикл “Последняя весна”. И хотя
к некоторым жанрам композитор обращался неоднократно, результаты всегда были оригинальны,
подчас неожиданны. Так, непохожи друг на друга четырехчастный Виолончельный концерт (автор
во многом отталкивался от опыта Д.Шостаковича — и интонационного, и концептуального) и
одночастный Скрипичный. В первом случае перед нами многофигурная композиция, конфликтное
противоборство образов лирико-драматических (сонатное andante), саркастических и
гротесковых (вторая и третья части) и ярко жанровых (в блестящем калейдоскопе парадного
финала мы улавливаем и элегичную вальсовость, и характерный рисунок полонеза, и
незатейливый мотив уличной песенки, и маршевый ритм, и бравурную фанфарность). В
Скрипичном — образный строй много строже. Живой музыкальный процесс устремлен как к
некоему примирению в финале солиста и оркестра, поначалу игравшего роль бесстрастного
наблюдателя.
Столь же оригинален пятичастный цикл Фортепианного концерта, с его совершенно неожиданным
драматическим, даже с оттенком трагического, финалом. Напомню, что после динамичной,
напористой токкаты следуют одухотворенно-созерцательная, типа ноктюрна, вторая часть и два
своего рода скерцо: “проход” гротесковых, механических персонажей-марионеток, достигающий
своего апогея в эпизоде солирующих большого и малого барабанов, с неуклонной
настойчивостью выбивающих ритм (четвертая часть). В таком контексте финал воспринимается
как подлинный, хотя и необычный катарсис музыкальной драмы. Главная ее тема волнующе
значительна.
Может быть, более тесное родство существует между квартетами...
Добавлю еще одно наблюдение, позволяющее констатировать внутреннюю связанность отдельных
опусов композитора. В ряде случаев какой-либо мотив будущего сочинения зарождается в
недрах предыдущего, прорастает в самостоятельный образ. Это объясняется тем, что в
сущности в музыке Б.Чайковского последовательно разрабатывается одна художественная идея,
которая была уже очень точно, по-моему, сформулирована критиком: “Устремленность к
истинным ценностям бытия, острота переживания высокого, вечного, сердечная тревога от
соприкосновения с ним и печаль его утраты, — разве это не сильнейшая гуманистическая тема
большого искусства нашего времени?” [Рахманова М. Предисловие к анализу // Сов. музыка,
1975, № 6. С. 18].
Воплощая ее в музыке, Б.Чайковский каждый раз настойчиво испытывает новые, но всегда
точно соответствующие художественной сверхзадаче формы. И для творческого испытания
избирает принципы симфонические. Но вот что важно: в его симфонических концепциях едва ли
не ведущую роль играет лирическая образность — лирическая стихия, доведенная до обобщения,
символа.
Нередко лирический образ становится драматургическим центром композиции. “Острота
переживания высокого, вечного” выразилась во Второй симфонии в сопряжении с сильно
действующим “словом” классиков. Лирическим центром Третьей симфонии стала с в о я тема —
удивительной красоты, широкого дыхания, по-русски окрашенная мелодия-песня солирующей
альтовой флейты, в кульминации обрастающая голосами флейт, гобоев, кларнетов, к которым
подключается пронзительно щемящий тембр солирующей трубы-piccollo, а со следующей, самой
высокой волной — и струнные.
К названным примерам можно добавить и лирическую вариацию из “Темы и восьми вариаций”, и
весь Скрипичный концерт, многие страницы квартетов, вокальных циклов. Господствует в них
лирическая образность во множестве градаций — от хрупких, отрешенных, почти ирреальных до
открыто эмоциональных, остродраматических, даже трагических тонов.
Композитор: Я бы сказал, что Квинтет, квартеты, трио, как сквозь увеличительное стекло,
позволяют увидеть черты, знакомые по симфониям, концертам. Многие страницы камерных
сочинений Б.Чайковского ассоциируются с картинами природы и одновременно одухотворены
человеческой эмоцией, пронизаны чувством сострадания, щемящей боли. Композитор пытается
глубоко осмыслить философскую идею красоты и быстротечности человеческой жизни и
запечатлеть в музыке и этот образ красоты, и это состояние ускользающего мига,
мгновения...
Критик: Кстати, мне кажется, отношение к лирическому, его трактовка Б.Чайковским тоже
эволюционировали. В ранних сочинениях данная сфера примечательна тонкостью, хрупкостью как
бы отфильтрованных художественных эмоций. Условно это можно назвать
интеллектуализированной лирикой. Нередко она окрашивалась жанрово: вальс, серенада,
ноктюрн и т.д. ... В более поздних сочинениях лирическая сфера, как уже говорилось,
обогащается драматическими, экспрессивными, а также эпическими тонами. (Последнее
отчетливее, как кажется, выражено в архитектонике, в соотношениях относительно
завершенных, закругленных эпизодов, повторности построений, и почти без изменений, и
варьированных, на разных этапах развертывания формы.) Ярким подтверждением сказанному
могут служить и Третья симфония, и кантата “Знаки Зодиака”, и Шестой квартет (я специально
беру разные жанры).
Один из важных драматургических приемов — переклички (на расстоянии) между отдельными
сочинениями. Например, между Камерной симфонией (1967) и “Шестью этюдами для струнного
оркестра и органа” (1976). В обоих случаях — общий принцип сюитного объединения шести
разделов цикла, его программность. В симфонии образное содержание “режиссируют” заголовки
относительно законченных частей: Соната, Унисон, Хоральная музыка, Интерлюдия, Маршевые
мотивы, Серенада; в Этюдах — уже название ориентирует на восприятие эскизов — мимолетных
зарисовок настроений, сюжетов природы, типов движения.
В “Лирике Пушкина” композитор все договаривает до конца, побуждаемый докопаться до
исконного смысла стиха. В “Последней весне” слово Н.Заболоцкого — загадочное, богатое
подтекстом, обусловливает соответствующий музыкальный отклик-прочтение, остролирическое и
одновременно обобщенное, метафорическое.
Стиль Б.Чайковского проявляется, можно даже сказать, в лирическом отношении к самому
звуку, к музыке, которую он полагает высшей ценностью духовной культуры человека...
Композитор: Безусловно, Б.Чайковский мыслит концептуально, масштабно. Мне кажется, что
существенная эволюция в его творчестве произошла лишь недавно. Активное преобразование,
преображение материала внутри частей, которое Вы справедливо отметили, скажем, в
Виолончельном концерте (пример, по-моему, очень яркий), сменилось иной трактовкой
конфликтности. Она не только вынесена за пределы частей и действует на расстоянии, что как
раз и дало критикам основания констатировать элементы эпического в музыке композитора.
Здесь конфликт принципиально иной — допустим, в сравнении с симфонизмом Д.Шостаковича.
Расстановка сил ясна сразу же, и возможности переосмысления образов, в сущности,
предопределены. Припомните: Пятый квартет сразу экспонирует главную тему-идею сочинения и
ею же завершается; в интонационном процессе ведущий образ перемежается иными, так сказать,
контрастирующими, либо оттеняющими эпизодами.
Соответственно и процесс формообразования тоже решительно обновляется — по сравнению,
например, с Виолончельным концертом или Второй симфонией. Чтобы закончить мысль, скажу,
что если раньше в сочинениях композитора действовала диалектика образных сопряжений (а
диалектичность в европейской музыке наиболее полно, как известно, выражается сонатностью),
то в поздних опусах наблюдается стремление преодолеть эти сопряжения — вероятно, как
слишком традиционные. Иными словами, эволюция привела Б.Чайковского к новой
концепционности. Он, как бы долго “наводя на резкость”, в конце концов нашел то “фокусное
видение”, благодаря которому его эстетика выявилась наиболее полно. Один из примеров —
“Ветер Сибири”.
В известной степени такой поворот был неожидан. Слово “неожидан”, которое я употребил по
отношению к эволюции композитора, в полной мере может характеризовать и особенности
развития материала в каждом конкретном сочинении, так сказать, его музыкальный ход. Вот Вы
слушаете симфоническую поэму “Ветер Сибири”. Вам кажется, что название настолько
конкретно, что сам образный строй (да, кстати, поначалу так оно и есть) полностью
“предсказан”. И тем не менее, лишь к концу по-настоящему понимаешь то, что хотел сказать
автор. Напомню кульминационный эпизод поэмы, где композитор резко меняет тип движения,
фактуру. Внешне он кажется просто решенным: разбегающиеся варьированные сегменты
диатонической ми-минорной гаммы. И именно в этот момент для Вас как бы открывается
внутренняя сущность музыки. Ветер духовных пространств! Найдено и передано именно это
состояние.
И вот если попытаться задуматься над тем, к какой драматургии обращается в данном случае
композитор, то, мне кажется, надо отметить важную новую закономерность: переключая
внимание с одного состояния на другое, он планомерно и неуклонно ведет нас к очень высокой
по концентрации высказывания точке. И когда эта точка достигнута, вы чувствуете:
сочинение, что называется, прочно становится на свое основание. Оно сделано.
Художественная идея получила яркое образное воплощение. Для нас этот процесс неожидан. Он
живой.
Акцентируя внимание на передаче в музыке живого состояния, я и говорю прежде всего о
“Ветре Сибири” как о важном этапе в творческой эволюции композитора. Еще одна ее примета —
явственно ощутимое в поздних сочинениях Б.Чайковского живописное начало. И только что
упомянутая мной поэма “Ветер Сибири” особенно показательна в этом отношении.
Едва ли не главным принципом формообразования при подобной драматургии ставится
своеобычное сопряжение блоков-эпизодов, из которых складывается целое. Причем, как уже
было сказано, здесь всегда присутствует точный драматургический расчет, регулирующий
слушательское восприятие. Так строятся и вокальные циклы.
Критик: Естественно, что в вокальной музыке концепция автора выявляется с помощью
поэтического слова, и даже в самом подборе авторов. Скажем, кантата объединила очень
разные “миры”. После одного из пронзительно философских откровений Тютчева (“Молчание”),
после глубоко сосредоточенного, даже отрешенного блоковского символа (“Там, далёко”),
после, наконец, страстного трагического причета (“У четырех дорог”) Цветаевой следует
финал — неожиданное, отстраняющее, переводящее повествование в совершенно иную, чуть ли не
с оттенком “бытовизма” сферу. Напомню в данной связи первую строфу стихотворения
Заболоцкого:
Меркнут знаки Зодиака
Над просторами полей.
Спит животное Собака,
Дремлет птица Воробей.
И в этом повороте от сложности к простоте — тоже принципиальная установка мудрого,
зрелого мастера.
И в “Лирике Пушкина” мы находим неожиданное: дважды музыкально прочтенное стихотворение
(“Если жизнь тебя обманет”), причем в совершенно разных ключах — философическом, с
оттенком меланхолии, и — в безмятежно-светлом, чем-то напоминая непритязательную
лирическую песенку...
Хочу теперь вернуться к затронутому Вами вопросу о “живописности кисти” композитора.
Подчеркну: в музыке Б.Чайковского разного периода мы находим немало интересных
запечатлений образа природы — картинного и психологического — в том понимании, которое
содержится вот в этих строках Тютчева:
Не то, что мните вы, природа:
Не слепок, не бездушный лик —
В ней есть душа, в ней есть свобода,
В ней есть любовь, в ней есть язык...
Композитор: Очень созвучные миру Б.Чайковского строки...
Критик: В природе композитор ищет гармонию. Но она мыслится как нечто недосягаемо
прекрасное. Вместе с тем образ природы для Б.Чайковского — не абстракция и не просто
пасторальная зарисовка, не пейзаж. Он неотделим от образа человека, его переживания.
Отсюда своего рода пантеизм в “Шести этюдах” с гимнически светоносным финалом. Отсюда
многообразие тончайших связей души человека и души природы, воссозданное в “Последней
весне”. Отсюда поразительные пространственные эффекты в “Ветре Сибири”, “Севастопольской
симфонии” или в Сонате для двух фортепиано (характерны и названия частей — “Отзвуки”,
“Голос полей”)...
Композитор: Вы правы. Но пора нам поговорить о конкретной интонационной природе музыки
композитора, ибо она являет собой пример виртуознейшей работы с материалом. Показателен в
этом плане Скрипичный концерт. В определенном смысле он воспринимается как гигантская
длительная монодия. На фоне многократно повторенного фа-мажорного трезвучия в оркестре
скрипка вступает со своей импровизацией. Начинается она с очень, казалось бы, простого,
ничем внешне не примечательного мотива. Но постепенно музыка разворачивается, захватывает
внимание, и возникшая было мысль о незначительности происходящего тут же отступает.
Знаете, подобная интонационная работа напоминает мне труд рудокопа, который, все глубже
вгрызаясь в землю, по крупицам добывает ценную породу: одна мысль цепляется за другую,
развитие все более насыщается, обостряется. Вот это и есть чудесный процесс творчества,
процесс создания живого организма, в котором все голоса — и солиста, и оркестра — чутко
взаимодействуют, словно обмениваются мыслями.
Критик: Музыка Б.Чайковского тематична в самом непосредственном смысле этого понятия.
Композитор трактует тему как “богатую выводами идею”, в которой (напомню известную мысль
Асафьева) “противоречие является движущей силой”. О сильном мелодическом даре композитора
свидетельствуют solo альтовой флейты в Третьей симфонии, медленная часть Фортепианного
концерта, основная тема солирующего виоль д’ амур в “Подростке” — примеры можно умножить.
И в этом смысле Б.Чайковский — прямой наследник русских классиков. Причем нередко
мелодические центры, подобные упомянутым, находятся словно бы в глубине формы, не сразу
открываясь слуху, — как важные художественные выводы.
Композитор: Приступая к работе над интонацией, композитор всегда как бы выбирает для себя
опорную точку, от которой он будет в процессе тематического продвижения постепенно
“отходить”. Разумеется, всегда важен строжайший интонационный отбор. Все неработающее в
конкретном контексте (пусть даже очень интересное и выразительное) беспощадно
отбрасывается. Принцип всех больших мастеров — и прошлого, и настоящего!
Критик: Да, Б.Чайковский в этом плане весьма свободен, но всегда строго избирателен. Он
широко использует классический прием прорастания — из отдельных интонаций, мотивов
формируется художественное целое. В других случаях — дает своего рода интонационный
конспект в начальном разделе сочинения (Третья симфония). Бывает, что методом развития
становится вариационность и т.д. Своеобразие стиля этого художника — в особом складывании
темы из отдельных внутренне сопряженных и всегда весомых тонов (тема в вариационном цикле,
главная партия Второй симфонии). В его композиторской речи есть любимые интонации, несущие
определенную образно-семантическую нагрузку (вопрошающая секста в Виолончельном концерте,
настойчиво-пронзительная восходящая секунда в одной из тем Третьей симфонии,
умиротворенно-пасторальная кварта в Серенаде из Камерной симфонии, а в “Теме и восьми
вариациях” или Третьей симфонии — кварта призывная, побуждающая к действию). Пожалуй,
можно даже говорить о собственном словаре композитора.
Композитор: Его интонирование есть точное выражение авторской мысли. Я не случайно провел
выше параллель с Мусоргским — именно в этом смысле!
Помню, каким откровением стал для меня финал Фортепианного концерта. В нем я услышал
очень острую, пронзительно личностную интонацию, которая высекается из многократно, с
настойчивым упорством повторенного до-минорного трезвучия. Предельно простой кажется
вторая тема Шестого квартета, но с помощью, казалось бы, архиэлементарных средств
достигается выразительность образа. Вы правильно отметили постепенное формирование темы
оркестровых вариаций из внутренне сопряженных тонов. А ведь истинный ее облик открывается
только в финале, в кульминации. Помните? Весь оркестр одноголосно скандирует тему. И вот
этот упругий, напряженный, громогласный унисон подобен гигантской пружине, которая
заведена до немыслимого предела и начинает раскручиваться — ритмически, интонационно.
Критик: “Обратным примером” вступления темы с вершины-источника может служить начало
Третьей симфонии, где четыре флейты, продублированные октавой ниже четырьмя гобоями,
интонируют интервал большой секунды на динамике f, — пронзительно яркая краска! Подобным
эффектом броского начала композитор тоже мастерски владеет. И как бы ни раскрывалась тема,
едва ли не каждое его сочинение свидетельствует о том, что авторское слово всегда весомо,
потенциально значительно. Оно побуждает внимать.
Композитор: В музыке Б.Чайковского есть и своего рода ритмознаки. Скажем, выбивающиеся из
мерной квадратности триоль или квинтоль. Примечательна в этом плане первая часть
Фортепианного концерта. В напористом, истовом ostinato ровных восьмых длительностей
возникает эффект прерывистого дыхания (квинтоль), усиливающий и без того напряженное
движение. В других случаях, наоборот, перед нами нарочитая однозначность (унисонная тема в
финале вариаций): только так и хотел, понимаем мы, сказать композитор.
Вообще, мне кажется, что в его поздних сочинениях ритм все больше выполняет функцию
дыхания. И конечно, он неразрывно связан с интонацией, как бы режиссирует сгущения
интонационной напряженности или, наоборот, ее разрежения.
Критик: Иными словами, интонация трактуется Б.Чайковским как живая речь, говорение? Опять
приходим мы к традиции Мусоргского. Может быть поэтому не ощущается столь уж
принципиальной разницы между инструментальным и вокальным мелосом Б.Чайковского. И в том,
и в другом случаях действует, мне кажется, один метод. И так же, как в сущности
инструментальны вокальные партии в “Знаках Зодиака”, “Лирике Пушкина”, “Последней весне”,
так и, можно сказать, вокальны темы альтовой флейты в Третьей симфонии или виоль д’ амур в
“Подростке”.
Во многих статьях о музыке Б.Чайковского высказывается мысль о ее простоте. Но это —
простота, которая, как однажды выразился он сам в отклике о своем коллеге, “стоит дорого,
она дается не сразу”.
Композитор: Я тоже об этом много думаю. Мы уже говорили: композитор пользуется очень
простыми средствами — ясной мелодикой, естественной ритмикой. Если подумать о
гармоническом языке, то в основе своей он диатоничен, хотя автор, если того требует
развитие мысли, использует плотные кластерные мазки. Но господствует все равно диатоника —
необыкновенно богатая, многокрасочная. И при этом настроенность слуха — предельно
индивидуальная.
Это относится и к оркестровому письму как одному из важнейших показателей именно
индивидуальной слуховой настройки. Скажем, совсем непривычна, на первый взгляд, трактовка
солирующего органа в “Шести этюдах”. “Король инструментов”, как выразился в свое время
А.Серов, звучит в партитуре Б.Чайковского как-то не совсем по-органному, что ли, —
камерно-доверительно, прозрачно (иногда просто одноголосно). Но художественный эффект
сочетания такого вот органа со струнным оркестром впечатляет.
Композитор вообще трактует тембр не как краску, а драматургически, образно, что, впрочем,
не исключает яркого фонизма. Скажем, характерные тремоло контрабасов, скрипок в “Ветре
Сибири” воспринимаются как изобразительный прием, как тембровый “знак ветра”. Благодаря
ему в значительной степени и достигается ощущение огромного пространства. Кстати, такое же
ощущение пространственности есть и в “Севастопольской симфонии”.
Продолжая разговор об оркестровом письме Б.Чайковского, добавлю, что во многих сочинениях
композитор нередко пользуется техникой, образно говоря, мазка — он сразу кладет на холст
не один, а группу однородных тембров (например, “по четыре” — флейты, кларнета, трубы,
тромбона); чередует, тонирует мазки — в одном из эпизодов “Темы и восьми вариаций”
засурдиненные трубы на той же высоте сменяются валторнами.
Наряду с этим углубляется тонкое дифференцирование тембра. В “Последней весне” есть
партии солирующих флейты и кларнета. В одних случаях они как бы договаривают “оброненную”
вокальную мысль, в других — уводят ее в совершенно иную образно-психологическую плоскость,
в третьих — живописуют природу и т.д. Наряду со всем этим идет, конечно, и поиск новых
звучаний. Как точно найден для образа “Подростка” солирующий виоль д’ амур — эмоционально
отзывчивый, широкого диапазона звучания! В этой партитуре вообще немало тембровых
сюрпризов — русские гусли, продольная флейта... А использованный в “Знаках Зодиака”
клавесин помог автору создать образ завораживающий, таинственный. Примерам мастерского
владения оркестровой палитрой несть числа...
И снова возвращаюсь к “Ветру Сибири”, чтобы высказать более общую мысль. Своеобразно
трактованная композитором форма симфонической поэмы воспринимается как убедительное
воплощение принципов сквозного развития. Тематизм, лежащий в ее основе, выразителен и
характерен. Для меня это лишнее доказательство того, что только при наличии четко
выраженной мелодической идеи сочинение может состояться.
Критик: Четко выраженная мелодическая идея, традиционные в основе своей средства ее
реализации в сущности свидетельствуют о к л а с с и ч е с к о й основе стиля композитора.
Композитор: Эта классическая основа, коротко говоря, — в ясности, простоте, точности
выражения, правдивости художественных образов. При этом авторский взгляд на традицию
всегда необычен, как бы смещен. Благодаря той неожиданности, непредсказуемости, о которой
мы с Вами уже говорили, классический стиль менее всего традиционен по существу.
Критик: Иными словами, по отношению к музыке Б.Чайковского следует говорить не о
традиционной классичности, а о той, которая несет новые смыслы и понимается не как
повторение — как “смещение” и новизна [О таком понимании развития классической традиции (о
ее, так сказать, классичности) см.: Тынянов Ю. Литературный факт. В кн.: Поэтика. История
литературы. / М., Кино. 1977]. Это насыщение новыми смыслами свойственно большим
художникам, о которых справедливо сказано: их классичность не старая, а новая; те же
слова, но отношение между словами — другое (Б.Эйхенбаум). И, если позволите, еще одна
ссылка — на “оксюморонность”, то есть причудливость многих поэтических образов А.Ахматовой
— например: “Смотри, ей весело грустить”, “И весенняя осень так жадно ласкалась к нему”...
И вот, как мне кажется, — естественная параллель в музыке Б.Чайковского: необычное
сочетание крайних регистров-голосов — контрабаса и фортепиано, ведущих разные мелодии в
лирической второй части Фортепианного концерта Б.Чайковского. В заключение тема фортепиано
постепенно будто поднимается на все более и более высокие этажи, кажется “запредельной”.
Уже едва различимы ее очертания, но образ остается, хотя становится иным — смещенным. И
эта “запредельность” кажется загадочной. Как и “пространственные унисоны”, которые
композитор любит и мастерски выстраивает (скажем, “Зов полей” из Сонаты для двух
фортепиано). И оттенок щемящей грусти в красивой лирике квартетов — из того же ряда...
Композитор: Для меня музыка Б.Чайковского значит очень много. Когда слушаешь, например,
такие сочинения, как вокальный цикл “Последняя весна” или “Шесть этюдов”, не покидает
мысль о том, что в них таится некая тайна. Простая и ясная по форме, естественная и
логичная в своем развертывании музыка все же как бы ускользает от окончательного
постижения, — образ вроде раскрывается полностью и не исчерпывается. Не случайно среди
близких композитору поэтов оказался Н.Заболоцкий:
Архитектура Осени. Расположенье в ней
Воздушного пространства, рощи, речки,
Расположение животных и людей,
Когда летят по воздуху колечки
И завитушки листьев, и особый свет, —
Вот то, что выберем среди других примет.
И в этих строчках, избранных для одной из частей цикла “Последняя весна”, как и в музыке
Б.Чайковского, мне тоже видится некая странность, смещенность, загадочность.
Эта “прозрачная” завеса особенно ощутима после первого прослушивания “Весны”. И с этим
душевное состояние абсолютной свободы,состояние,когда человек поднимается над
миром...
эмоциональной - в конце концов, если смотреть не с позиции библейского сюжета, это - ответ
человека перед собой и перед своим высшим предназначением - так я это слышу. Тут без
слова `духовность` не обойтись, а духовность не подразумевает страстей. Она подразумевает
жизнь духа, а не души.
Михайловой
(Л.М.)— Облик века, облик страны, облик народа. Борис Александрович, что создает его?
Ведь, с одной стороны, сегодня мы каждый день видим вещи негативного плана, нам бросается
в глаза и заполняет наше сознание та `чернуха`, которой ныне посвящено столько газетных
статей, радио- и телепередач. Но с другой — существуют художники, творцы, духовные
подвижники, которых немало в России ХХ столетия. Образно говоря: торговля жвачкой рядом с
Малым театром — одна картина жизни, а входишь в театр — совершенно другая. И они
сосуществуют.
(Б.Ч.)— Наш век — век неслыханных контрастов добра и зла. И мне кажется, как раз все эти
контрасты и создают лицо века. Что такое ХХ век? Это уничтожение всего: строя, уклада
жизни, исторических корней, лучшей части нации. Это развращающие народ `идеи`: будто бы
каким-то `новым`, не известным ранее способом можно достичь благоденствия (тогда как
способ один — только талант и труд, только свой собственный путь). Это извращение всех
естественных христианских понятий, таких, как трудолюбие, совесть, милосердие. Это век, в
котором первые люди — палач, доносчик, ненавистник своей страны. И странно — вместе с тем
— это век необычайного величия народного духа. Век Глазунова, Скрябина, Рахманинова,
Мясковского, Прокофьева, Шостаковича, Свиридова. Век Платонова и Булгакова, Ахматовой,
Цветаевой, Блока, Есенина, Пастернака. Это век победы в великой войне. Вот такая странная
смесь. Кстати, именно само понятие `век` помогает увидеть лицо народа, лицо страны. Ведь
век — время по небесным часам. Поэтому действительно в нем теряется мелкое и остается
только большое. К тому же, когда проходит столетие, преодолеваешь какой-то психологический
барьер, ибо о современном сказать `великое` мы как-то всегда побаиваемся — и это,
вероятно, несправедливо, хотя бы по отношению к себе самим, не сознающим в таком случае до
конца, в каком грандиозном времени нам выпало жить.
— Да, наше столетие чрезвычайно контрастно, чрезвычайно противоречиво. Даже непонятно,
каким образом при такой тяжести жизни, при таких несчастьях, катастрофах, жертвах, войнах
возникает что-то высокое...
— Возникало в прежние годы и возникает сейчас. Причем, если брать более мне знакомую
область — искусство, то какая-то часть замечательных художников и музыкантов имела корни
как бы еще в прошлом веке. Но удивительно, что в современном искусстве немало явлений
колоссальной значимости, которые имеют корни именно в нашем времени. Я имею в виду,
например, наших выдающихся писателей — Солженицына, Абрамова, Белова, Астафьева,
Распутина, которые, после засилья неправды в литературе, начали писать правдиво и с
огромной глубиной. Это возрождение прежних традиций литературы в новом времени. Очень
важно, что их таланты питают не прошлые, а именно нынешняя эпоха.
— И нынешние люди.
— Без сомнения. Мы можем слышать разговоры о том, что народ измельчал, испортился и
прочее... Но если брать народную гущу, народную среду, то, раз такие люди из этой среды
выходят и так замечательно пишут, — наверное, в ней превалирует тот исконный русский
характер, о котором столько было сказано русским искусством.
— Если стараешься видеть историю объективно — более глубоко постигаешь и сегодняшний
день.
— Конечно, мы сегодня паникуем: войны, обеднение страны, падение нравственности,
вороватый бизнес, засилье дешевых рок-групп, нищие в переходах метро. Все так. Но давайте
вспомним `золотой` ХIХ век — там тоже все было не так уж гладко. Колоссальные
кровопролития в войнах с Наполеоном, крымской, русско-турецкой, народники, убившие царя,
декабристы...
— Вспомним ночлежки, систему нищенства, те же отбросы общества, которые грабили и
убивали.
— А нигилизм, небезызвестный русский нигилизм с его представлением о человеке как о
букашке. Но парадоксально то, что это забыто, а остались вершины духа, которыми мы и
гордимся.
— Кстати, о многом заставляет задуматься и такой факт: подлинное величие эпохи никогда не
знаешь, живя в ней. Современники Глинки, Пушкина и Лермонтова воспринимали свой `золотой`
ХIХ век как злой, трудный, несущий девальвацию прежних ценностей. Они думали: `что там
наше столетие? Вот XVIII, XVII были поистине значительны`.
— Доказательства того, что изнутри времени трудно увидеть его масштаб, — бесконечны. Ну
разве современники Пушкина (в большинстве своем) подозревали, что живут рядом с человеком,
чье имя вскоре станет символом русской поэзии? А во второй половине XIX столетия
знаменитый создатель Петербургской консерватории Антон Рубинштейн писал статьи о том, что
в России нет настоящей музыки, — и это в то время, когда уже творили Глинка, Мусоргский,
Бородин, Римский-Корсаков и Чайковский! Большое действительно видится только на
расстоянии.
— Сейчас время — во многом решающее для нашей страны. Своего рода, час выбора. Социализм
— рынок... Один путь как будто бы не оправдал себя, на другой, `всеобщий`, возлагаются
большие надежды. Но что же мы видим? Высокое искусство гибнет от голода. Люди в поисках
заработка уходят от духовных традиций России. И многие сейчас начинают понимать, что
капитализм, в виде прямого подражания Западу, — тоже не путь для России. Может быть,
действительно у России особый, `третий путь`?
— Сколько раз на моей памяти, а я немолодой человек, страна наша становилась на новый
путь! И все пути эти имеют одну общность: все плохи для России. Почему? Да все они не
свойственны ей. Мы говорим сейчас, что нужно понабраться опыта в других странах. Я думаю,
это ложная идея. Во всяком случае, пока мы ничего хорошего оттуда не взяли. Потому что
прежде всего мы должны были бы позаимствовать у них (или в собственной старине) любовь к
своей стране, заботу о ее интересах (а не об интересах властей предержащих) и стремление к
тому, чтобы ее жизнь соответствовала общечеловеческим нормам. — Сколько раз на моей
памяти, а я немолодой человек, страна наша становилась на новый путь! И все пути эти имеют
одну общность: все плохи для России. Почему? Да все они не свойственны ей. Мы говорим
сейчас, что нужно понабраться опыта в других странах. Я думаю, это ложная идея. Во всяком
случае, пока мы ничего хорошего оттуда не взяли. Потому что прежде всего мы должны были бы
позаимствовать у них (или в собственной старине) любовь к своей стране, заботу о ее
интересах (а не об интересах властей предержащих) и стремление к тому, чтобы ее жизнь
соответствовала общечеловеческим нормам. У нас все происходит иначе: мы не задумываемся,
что для нашей страны органично, а экспериментируем, пробуя на ней то одну, то другую чужие
модели. Если не подошла одна модель, — практически автоматически хватаем другую (и
обязательно уже готовую), но не хотим в ы р а б о т а т ь с в о ю. Понимаете, ведь у
каждой страны имеется свой путь. И абсурдна сама установка: наша страна должна жить так,
как какая-то другая. Такая постановка вопроса почему-то возникает у нас. А она
естественна, простите, только для колониальных стран. Вот Петр I вводил западный порядок.
Но для чего? Чтобы у России был свой флот, чтобы здесь цвела наука. Петр обращался к
Западу для того, чтобы увеличить мощь России, а сейчас все делается для того, чтобы ее
ослабить и вынудить с благодарностью принимать гуманитарные подачки. И еще: он прежде
всего думал не о своем личном благе, а о будущем своей страны. В этом его колоссальное
отличие от нынешних наших лидеров. Сейчас надругательство над страной стало модным. Я не
знаю, в чем тут дело, но думаю, что десятилетия безбожия даром не проходят.
— Можно сказать, что наша страна была больна. Чтобы она выздоровела, ее надо лечить. А
как?
— Лечить можно и нужно, возвращая нормальные понятия, которые сметены. Я вам приведу
примеры, которые не выдумал, а наблюдал на улице или среди знакомых. Вот скромность — кто
сейчас говорит, что это хорошо? Сейчас скажут — закомплексованность, а это отрицательное
качество. Резня — это межнациональные отношения. Патриот — это фашист. А героизм в войне!
Некоторые теперь утверждают, что его проявляли тупые люди, которые за Сталина воевали. Но
воевали за свою Родину, которая свята для каждого нормального человека. А кто делает, по
теперешним меркам, добро? Дураки. Понимаете, это страшные вещи. И вот, я думаю,
возвращение, в сущности, библейским понятиям их исконного смысла — это первый шаг русских
к самим себе.
— Сегодня не только Россия, а вообще современная цивилизация находится на грани кризиса.
И в первую очередь по таким статьям, как экология и духовность (когда перед материальными
ценностями отступают духовные — это ненормально, но это норма западной жизни). Существует
теория, по которой возрождение духовности вообще в мире должно прийти из России.
— Очень может быть. Ведь Россия всегда была страной глубокой и светлой веры. Другое дело,
что у нас долгое время насаждали воинствующий атеизм (кстати, свобода совести: хочешь —
верь, хочешь — не верь, — это хорошо, а вот глумление над религией — это страшное
преступление). Но сейчас наконец происходит возвращение к вере, становится понятным,
например, почему раньше в Москве было сорок сороков церквей, — теперь оставшихся явно не
хватает, особенно на праздники это заметно. И что мне кажется самым главным, — детей
начинают приобщать к религии. Важно даже не то, что к религии, а то, что к основным
христианским — просто здоровым — понятиям. А ведь это основа жизни, как основа музыки —
наука гармонии. Я думаю, если Россия в полной мере вернется к вере, — ее духовности
действительно хватит на весь мир.
— Сегодняшние заботы нас поглощают. Но наступает такой момент в жизни страны, когда нужно
акцентировать внимание на том, что сегодняшний день — продолжение вчерашнего. Люди теряют
чувство историзма не нарочно — заедает быт, как говорится. Но если они его теряют, то
становятся своего рода манкуртами, не знающими, где они живут и зачем. Конечно, нужно
говорить о недостатке колбасы и хлеба, но если говорить только об этом — теряется ощущение
великой Родины за плечами...
— Чувство историзма в сегодняшней сложной ситуации, как никогда, необходимо. Ведь многим,
переживающим нынешние наши общие трудности, кажется, что их не преодолеть, что мы зашли в
невиданный и ни с чем не сопоставимый тупик. Но стоит только осознать, что подобные, а
может, даже более существенные испытания уже были в нашей истории, и Россия всегда
выходила из них живой, а порой и преображенной, — и уже не так становится тяжело на душе.
Я имею в виду такие события, как монголо-татарское иго, реформа Петра, проходившая далеко
не безболезненно, на фоне стрелецких казней и горящих раскольников. Смутное время со всеми
его самозванцами, временщиками, убийствами и угрозой польского владычества. И если все это
Россия пережила, почему же сейчас вдруг она должна сломаться?
— Вообще говоря, чтобы найти аналогии, можно даже не выходить за рамки нашего столетия.
Конечно, такой точно ситуации не было, но война была, и наш народ не только ее перенес, но
перенес с достоинством и даже победил!
— Кстати, лишения военных лет людям помогала терпеть идея победы, а не идея поражения
(хотя, разумеется, исход войны никому не был известен), а предлагаемой сегодня идеей
жевательной резинки воодушевиться никак нельзя.
— За последнее время о социалистической революции в нашем обществе было сказано немало. И
рассматривали ее в самых разных ракурсах. Но как-то старались уходить от того, что она
была шагом величайшего романтизма. Фраза из `Коммунистического манифеста`: `Призрак бродит
по Европе, призрак коммунизма` — выражает не миф, а реальность. Бродил! Но кому-то надо
было взять на себя испытание этой, в основе своей очень романтичной и гуманистической
идеи. В ы з в а л а с ь Россия. Она стала последним романтиком в этом прагматичном мире.
— В том, что вы говорите, что-то есть, что-то заложено. Но ведь результат-то получился
отнюдь не романтический. Я вообще никогда не мог понять идею всеобщего равенства, то есть
понять, как его реально осуществить. Я не очень силен во всех разновидностях
социалистического учения, но если внимательно почитать Томаса Мора, то на меня это
производит ужасающее впечатление. Ведь идея равенства, как правило, трактуется упрощенно:
люди равны не в раскрытии своих способностей, не в стартовых возможностях, а в итоговых.
Эта идея выливается обязательно в следующее: у того достаток, а у меня — нет, значит, ему
нужно сделать кровопускание. И выходит, что такую справедливость никак нельзя организовать
без чудовищных кровопролитий. Возможно, в этом есть какой-то закон, который сказывался в
революциях всех времен. А ведь Достоевский сказал, что все завоевания мира не стоят
слезинки ребенка. И это, на мой взгляд, действительно так.
— Последнее время очень активно распространяется идея о том, что наш народ сегодня жалок
и унижен, а страна сама себя бесповоротно дискредитировала. Но если посмотреть с точки
зрения не узкой, а глобальной, эпохальной, — быть может, то, что, пройдя через такие
испытания, мы еще не перестали быть народом, не потеряли свои исконные качества и душу,
свою великую культуру, творимую сегодня, — уже подвиг?
— Это парадокс, но мы действительно сегодня переживаем в некоторой мере подвиг. Мне вот
недавно пришлось слышать от одной американки — а вы знаете, что американцы все патриоты, —
следующее: `Я в России первый раз и приехала к вам в страшное время. Я наслушалась о
мифических замечательных русских качествах, но не думала, что это так на самом деле, и что
русские остались легендарными русскими в такие тяжелые дни. Легко быть добрым и
симпатичным, когда ты сыт и одет. Но если бы на наш народ свалилась такая нескончаемая
цепь чудовищных испытаний, — я не знаю, сумел ли бы он сохраниться хотя бы в таком виде,
как ваш. При всем своем патриотизме — не знаю`. Так что сила нашего народа очень велика.
— Да, но есть категория людей, которые считают, что бороться уже не за что и незачем, что
уже все потеряно и ничего не вернешь.
— На таком образе мыслей никогда, нигде и ничего, кроме сорняков, не могло вырасти. И
вообще мне кажется, что опускать руки в ситуации переломной, в час выбора, который мы
сейчас переживаем, по-христиански говоря, просто грех.
— ХХ век в России — страшный и великий, приземленный и романтичный. И все же, говоря
обобщенно, чем он стал для России, для русского народа?
— Очень велика разница между тем, чем этот век стал для тела русского народа и для его
души. Для тела он был чрезвычайно плох. Но вот мы с вами говорили о подвиге, а подвиг
всегда там, где дух побеждает тело. Подумайте: революция, кровь, ужас, насилие и вдруг —
серебряный век русского искусства, Блок, Гумилев, Есенин, Петроградский Дом искусств с его
особенной атмосферой, неистовство московских поэтических вечеров, где царствовали то
Маяковский, то Сологуб; братья Корины, Маковский, Петров-Водкин. А позже война — и
Шостакович, Константин Симонов. Какие взлеты духа! Вообще, величие народа не в последнюю
очередь определяется величиной перенесенных им испытаний. Поэтому, несмотря на все
физические трудности, ХХ век многое даровал душе русского народа. Удивительно, что просто
в непредставимо тяжелых условиях душа народа обрела еще и свет. Достаточно прочесть
Солженицына, чтобы этот свет узреть. А ведь Александр Исаевич не скрывает, а, наоборот,
обнажает страдания России в своих книгах. Да и на долю самого Солженицына как личности
легло немало испытаний, и на долю других наших лучших писателей. И разве результатом стало
нытье? Нет. Только глубина понимания вещей.
— Народ и власть — вопрос сакраментальный для России. Пушкинский вопрос. Вы согласны с
формулой: `Каждый народ заслуживает своего правительства`? И если — да, то как объяснить
тот факт, что один и тот же народ за сравнительно небольшой период времени заслуживал
Романова, Ленина, Сталина, Брежнева, Горбачева, Ельцина? Или же каждого нового правителя
ждал уже другой народ?
— Из любых потрясений — не только в нашем государстве и нашем веке — народ никогда не
может выйти таким же, каким был до них. И, конечно, из Октябрьской революции русский народ
вышел уже другим. Любая нация в те или иные периоды своей истории может стать озлобленной,
агрессивной или, наоборот, пассивной. И все же ни один народ, если иметь в виду его душу —
всегда нежную и высокую, — плохого правительства не заслуживает. И вообще говоря, я не
очень доверяю этой формуле. Почему-то ее употребляют тогда, когда хотят оскорбить народ.
Следуя логике этой формулы, можно решить, что та или иная страна заслуживает и войну, и
голод: мол, если б народ был не дурак, — он мог бы всего этого избежать. Но как можно
избежать судьбы?
— Россия полна бурных событий, поисков, и колебания в ней так велики. Не был исключением
и нынешний век. Но все же, разрушая, он предоставлял нам и возможность строить...
— Знаете, мы до сих пор не использовали по-настоящему эту возможность, а используем ли и
как, будет зависеть от пути, час выбора которого в очередной раз в истории России пришел.
Нам нужно не пропустить этот час, не обмануть себя и выбрать путь, прислушиваясь к родной
стране, вглядываясь в ее историю, в рисунок судьбы, начертанный эпохой, а не
экспериментируя так, будто Родина дается народу дважды.
(`Литературная Россия`, 1992, № 46.)
Значит, время было и в чем-то лучшим! Нельзя однобоко ценить время. А концерт
глубокий,личный,с надрывом...
свойство, сколько функция. Если время и общество хотят гениев, они их получат. До
Бетховена гениев не было. Баха, Моцарта, Гайдна записали в гении post factum. С падением
СССР нужда в гениях пропала (причем не только в бывшем СССР, но и во всем мире. Катастрофа
была глобальной, последствия еще не поняты всеми), поэтому их снова нет. Композиторы,
художники, писатели не стали менее талантливы, просто время и общество смотрит на них с
равнодушием. В бездарное время гении не видны.
Georgy Sviridov Исполнилось 50 лет замечательному советскому композитору Борису
Александровичу Чайковскому. Его творческий путь и весь его творческий облик вызывают у
меня самую горячую симпатию и уважение. Пройдя прекрасную школу у Дмитрия Дмитриевича
Шостаковича, впитав и другие влияния, Борис Чайковский сумел обрести себя, найти свою
дорогу в пестром мире современной музыки, найти свою собственную тему в искусстве.
На наших глазах вырос большой композитор со своим чрезвычайно содержательным, глубоким,
красивым душевным миром, со своей манерой, своей интонационной сферой, своим чувством
формы.
По складу дарования Борис Чайковский — лирик. Будучи автором значительного числа самых
разнообразных произведений, он все же отдает предпочтение музыке инструментальной:
симфонической и камерной. В этих сложных и трудных жанрах нашего искусства, продолжая
традицию больших русских композиторов, ему удалось сказать и свое слово.
Вот этим-то своим словом и ценен художник.
Композитор Борис Чайковский замечателен цельностью своего стиля, цельностью своего
характера, глубокой принципиальностью творческой и человеческой.
Это композитор — глубоко русский. Его душевный мир — это мир чистых и возвышенных
страстей. В этой музыке много чего-то недосказанного, какой-то затаенной нежности,
большого душевного целомудрия. Выражение таких чувств требует подчас тонкого, изысканного
музыкального письма и безупречного мастерства, которым, надо сказать, владеет Борис
Чайковский. Это — мастер, в настоящем смысле этого слова, то есть художник, обладающий,
прежде всего, богатым внутренним содержанием и умеющий выразить его средствами своего
искусства.
Борис Александрович Чайковский находится в расцвете сил и таланта. От него можно и должно
ждать новых прекрасных произведений. Но и сделанного им достаточно, для того, чтобы
поставить его имя в ряд выдающихся представителей советской музыкальной культуры.
(Всесоюзное радио, слово к 50-летнему юбилею Б.Чайковского.)
о Концерте для скрипки с оркестром
Новое произведение Б.Чайковского — одночастный Концерт для скрипки с оркестром — впервые
прозвучало на заседании Секретариата СК РСФСР 13 февраля 1970 года. Его исполнил
В.Пикайзен, которому посвящен концерт, в сопровождении автора (фортепиано). Присутствующие
единодушно поздравили композитора с большой творческой удачей.
Общее мнение выразил А.Николаев: “Последние сочинения Бориса Чайковского говорят о том,
что композитор переживает счастливую пору творческой зрелости. Увлекательный, своеобразный
мир запечатлен во Второй симфонии, в Третьем квартете... Новый Скрипичный концерт —
сочинение, покоряющее содержательностью и естественностью, могучим темпераментом и хрупкой
красотой, стихийным эмоциональным размахом и изяществом выражения мысли. Произведение
настолько захватывает, что не хочется анализировать, в чем секрет его воздействия; так
бывает всегда, когда соприкасаешься с подлинным, непреходящим искусством. Кажется, что
автор берет тебя за руку и ведет по нелегкому пути, щедро делясь своими духовными
сокровищами. Это сочинение написано с той степенью мастерства, когда праздными становятся
рассуждения о формальных особенностях, приемах, истоках и т.п. Такие сочинения не восходят
к “школе”, они сами суть вехи, оставляемые на непроторенной дороге художниками, которым
дано заглянуть дальше других и раньше других услышать истинную тональность грядущего.
Современная музыка — настолько сложный лабиринт направлений и веяний, что многие, даже
замечательные таланты выбирают заманчивый, на первый взгляд, поворот, не ведая, что он
ведет в тупик, и не всегда успевают отыскать дорогу к выходу или хотя бы повернуть назад.
Можно, правда, успешно работать, не сворачивая с накатанного пути. Можно, с другой
стороны, культивируя свою индивидуальность, любознательно выковыривать начинку из каждого
нового музыкального пирога. Но лишь немногим удается трезво оценить многоликие,
причудливые ответвления разросшегося ныне музыкального древа, не стать рабом
складывающихся на наших глазах новейших правил и закономерностей, а овладеть ими и
подчинить их строю своего музыкального мышления, достойно, веско и доступно выразить в
музыке свое видение мира. К этим немногим принадлежит и Борис Чайковский. Он никогда не
был кузнецом собственного успеха — и, наверное, именно поэтому так правомерно,
основательно занял сегодня место в первой шеренге наших мастеров.
С нетерпением, как ярчайшее музыкальное событие, предвкушаю первое исполнение Скрипичного
концерта Б.Чайковского с оркестром”.
Об искренности, цельности и своеобразии душевного строя художника, покоряющих слушателей
в Скрипичном концерте Б.Чайковского, говорили Н.Сидельников: “Сочинение, мир которого ты
принимаешь сразу, которому веришь от первой до последней ноты, мир очень глубокий, очень
убедительный...”; И.Ойстрах: “По своим человеческим качествам эта музыка изумительная,
музыка большой правды. Мне произведение представляется исключительно цельным, отнюдь не
традиционным по форме и отнюдь не коротким для одночастного концерта”; В.Рубин: “Сегодня
день радостный и возвышенный, ибо не так уж часто встречаешься с подлинным талантом, с
подлинно художественным миром, своеобразным и тем прекрасным, что несет в себе чистые
душевные помыслы”.
Выступавшие отмечали оригинальность композиционного замысла и выразительных средств,
которые избраны автором. “О технической стороне, о приемах мастерства сегодня говорить не
хочется, — сказал Я.Солодухо. — Сила этого мастера в том, как он, действительно, от начала
до конца, в течение примерно получаса, держит слушателя в неослабном внимании. Это
свидетельствует об очень высокой художественной, философской, этической ценности
сочинения”. “Интересно, — подметил И.Ойстрах, — что, несмотря на солидный масштаб
Концерта, целостность его формы и смысл этой музыки особенно глубоко раскрываются,
вырисовываются в самом конце произведения”. “Совершенно верно: в финале как будто дается
философское истолкование проблемы, поставленной автором вначале, — поддержал его
В.Пикайзен. — Вообще Концерт — просто первоклассное сочинение, оно обогащает советскую
скрипичную литературу и все наше искусство в целом. Работа над ним была настоящим
праздником, а для меня еще, кроме того, словно встречей с юностью: ведь наша творческая
дружба с Борисом Александровичем завязалась еще в 1956 году, когда мы вместе готовили к
исполнению его Трио. И я благодарю композитора за эту радость”.
Завершил беседу Г.Свиридов: “Сегодня у нас у всех ощущение большого праздника: прозвучала
замечательная музыка. Мне кажется, за последние годы на наших глазах сформировался очень
крупный композитор — Борис Чайковский. Композитор со своим голосом, со своим, чрезвычайно
содержательным, глубоким, сильным, красивым душевным миром, со своей прекрасной манерой,
своей интонационной сферой, своим чувством формы. Он сейчас создает работы, которые
выводят нашу советскую симфоническую музыку, этот труднейший и сложнейший жанр, на новые
пути. И поэтому его деятельность представляется мне серьезной и принципиально важной”.
(“Советская музыка”, 1970, № 5. С. 145– 147.)
качество или свойство, сколько функция. Если время и общество хотят гениев, они их
получат. До Бетховена гениев не было. Баха, Моцарта, Гайдна записали в гении post factum.
С падением СССР нужда в гениях пропала (причем не только в бывшем СССР, но и во всем мире.
Катастрофа была глобальной, последствия еще не поняты всеми), поэтому их снова нет.
Композиторы, художники, писатели не стали менее талантливы, просто время и общество
смотрит на них с равнодушием. В бездарное время гении не видны.
назвать,Королева и Гагарина,Шафаревича(математика,а не бунтаря),Солженицына и
Шаламова,Ботвинника,Таля,Смыслова,Петросяна,Карпова,Шостаковича,Караманова,Гаврилина,Борис
а
Чайковского,Гаврилина,Уствольской,Веселова,Ростроповича,Рейзена,Пирогова,Лемешева,Козловск
ого,Гилельса,Рихтера. И это малая толика-сколько их блистало в 50-60 годы...
Гагарина,Шафаревича(математика,а не бунтаря),Солженицына и
Шаламова,Ботвинника,Таля,Смыслова,Петросяна,Карпова,Шостаковича,Караманова,Гаврилина,Борис
а
Чайковского,Гаврилина,Уствольской,Веселова,Ростроповича,Рейзена,Пирогова,Лемешева,Козловск
ого,Гилельса,Рихтера. И это малая толика-сколько их блистало в 50-60 годы...
невнимательно прочитали мой коммент. Я писал, что гении были возможны до распада СССР (до
1991 г.). Своими примерами Вы лишь подтвердили мой тезис. Ибо даже Алла Пугачова `гением
советской попсы` стала до указанной даты. Даже попсовикам гении стали не нужны, одни
только звезды. Так звезд и в академической музыке сейчас завались.
писал, что гении были возможны до распада СССР (до 1991 г.). Своими примерами Вы лишь
подтвердили мой тезис. Ибо даже Алла Пугачова `гением советской попсы` стала до указанной
даты. Даже попсовикам гении стали не нужны, одни только звезды. Так звезд и в
академической музыке сейчас завались.
появятся подъем произойдет.
писал, что гении были возможны до распада СССР (до 1991 г.). Своими примерами Вы лишь
подтвердили мой тезис. Ибо даже Алла Пугачова `гением советской попсы` стала до указанной
даты. Даже попсовикам гении стали не нужны, одни только звезды. Так звезд и в
академической музыке сейчас завались.
времяч-время мифов. Я думаю,Кожинов прав-России нужна великая идея! Без нее ничего не
будет! НЕт просто идеи. Как только она появится-все станет очень хорошо...
подъем произойдет.
так они и появятся. Именно так, а не так, как обычно думают люди.
нее ничего не будет! НЕт просто идеи. Как только она появится-все станет очень
хорошо...
большинство. И поверить так, как в отца с матерью, чтобы жизни не жалко. Тогда и гении
появятся.
выдумать,в неё должно поверить большинство. И поверить так, как в отца с матерью, чтобы
жизни не жалко. Тогда и гении появятся.
нацистская,не западный коммунизм,но социализм,ничего с Запада нам не надо. У нас все
есть-нужно только все поднять...
западный коммунизм,но социализм,ничего с Запада нам не надо. У нас все есть-нужно только
все поднять...
без этого никак нельзя прожить - хотя бы в музыкальном пространстве?
национальной идее. Неужели без этого никак нельзя прожить - хотя бы в музыкальном
пространстве?
пью-читаю! Сколько он вылил грязи на музыкантов,но Бог ему судья...А Россию он понимал
так,как никто. Например,в Отчалившей Руси или Струнной симфонии. Под его влиянием эти идеи
и сформировались-до этого я ненавидел Россию,а теперь люблю. Сам сильно поменялся.
западный коммунизм,но социализм,ничего с Запада нам не надо. У нас все есть-нужно только
все поднять...
материал о композиторах (немного длинновато только) - но почему нужно постоянно
пропихивать здесь идеологию? Разве Рахманинов, Мусоргской, Бунин, Булгаков, Левитан,
Врубель и т.д. были одержимы `русской национальной идеей`? Они были просто великими
русскими Художниками и пели свою любимую Родину так, как они её видели и чувствовали. Это
- та Россия, которую люблю я. Я не хочу никакой идеологии и никакой `русской национальной
идеи` - имею право её не хотеть? Поскольку `русская национальная идея` начинает примыкать
к национализму, а затем - шовинизму и т.д. Можно об этом здесь не говорить?
водку теперь не пью-читаю! Сколько он вылил грязи на музыкантов,но Бог ему судья...А
Россию он понимал так,как никто. Например,в Отчалившей Руси или Струнной симфонии. Под его
влиянием эти идеи и сформировались-до этого я ненавидел Россию,а теперь люблю. Сам сильно
поменялся.
которой нет и уже никогда не будет - недаром в цикле на стихи Маяковского, если Вы
заметили, он отпевает ушедшую Русь - как Павел Корин, который хотел создать неимоверное по
своим масштабам полотно `Русь уходящая` - и так это всё и осталось в эскизах. Этой Руси
уже нет, как это можно не понять? Об этом можно горевать, печалиться, но это должно жить
в Вашей душе - та самая Русь. Действительность иная.
говорил об ушедшей Руси, которой нет и уже никогда не будет - недаром в цикле на стихи
Маяковского, если Вы заметили, он отпевает ушедшую Русь - как Павел Корин, который хотел
создать неимоверное по своим масштабам полотно `Русь уходящая` - и так это всё и осталось
в эскизах. Этой Руси уже нет, как это можно не понять? Об этом можно горевать,
печалиться, но это должно жить в Вашей душе - та самая Русь. Действительность
иная.
минус антисемитизм,но это можно простить.
(К 60-летию Бориса Александровича Чайковского)
ВЛАДИМИР ФЕДОСЕЕВ
Говорить о Борисе Александровиче сложно: искусство его начисто лишено всего внешнего,
показного. У меня есть как бы два взгляда на его творчество, сопоставление которых, быть
может, и позволит читателям найти некоторую “объективность” в высказанном. Один взгляд —
издали, как бы со стороны; другой взгляд вблизи.
V.I.Fedoseyev
Творчество Бориса Чайковского привлекало меня давно — еще в ту пору, когда я слушал его
музыку в исполнении других дирижеров, других оркестров или солистов. И мне всегда хотелось
приобщиться к ней самому, не только как слушателю, но в первую очередь как исполнителю.
Пожалуй, я даже в чем-то завидовал тем, кто имел возможность в свое время играть его
произведения, преломлять их сквозь призму своего музыкантского сознания. Нетрудно
представить себе, какую радость испытал я, когда Борис Александрович принес свои сочинения
в наш коллектив — Большой симфонический оркестр Гостелерадио СССР. Мне было подарено
судьбой счастье непосредственно работать над ними, соприкоснуться с его творчеством
изнутри. А вскоре после этого мы уже не только прониклись содержательностью и глубиной его
музыки, но и включили ее в наш постоянный репертуар. Она звучала во многих городах СССР, в
Югославии, в Италии, в странах Скандинавии.
Где бы это ни происходило, на разных национальных “почвах”, музыка Бориса Александровича
воспринимается слушателем как нечто незаурядное, воспринимается неизменно активно и
восторженно. Здесь не место цитировать отзывы прессы, которые могли бы занять десятки
страниц. Но не могу удержаться, чтобы не привести на мой взгляд достаточно веское и
проницательное замечание одного из норвежских рецензентов. “Прошу обратить внимание, —
писал он, — что теперь есть два Чайковских: Петр Чайковский и Борис Чайковский; и прошу
запомнить второе имя — оно также будет жить!”
Оценивать любого современника, будь то композитор или артист, высокими словами и
превосходными степенями всегда несколько рискованно. Как правило, такие слова приходят
позднее, их утверждают, когда уже минует некоторое время, сами слушатели. Потому я бы и не
хотел произносить сейчас ничего подобного. Однако могу с уверенностью сказать, что для
меня лично вся работа Бориса Александровича, все его творчество — Музыка с большой буквы.
Прежде всего она глубоко духовна и глубоко гражданственна. Этот художник ищет и выявляет
через музыку исторические связи времен, чаяния народа. Думается поэтому, что такие
определения, как гражданственный и духовный, национальный и славянский композитор, будут
ему наиболее полной и точной характеристикой. Да, эти слова вспоминаются не случайно.
Известно, что уже начальный период творческого пути Бориса Чайковского был отмечен успехом
“Славянской рапсодии” на болгарскую, польскую и чешскую темы.
Еще одна непременная черта его искусства: все, что он делает, он пропускает через свое
сердце и всегда поверяет бескомпромиссной взыскательностью большого художника.
Вот он приносит к нам в оркестр новую партитуру. Для меня очевидно, что она готова и
тщательно отделана, можно приступать к работе. А Борис Александрович снова и снова
возвращается к ней, что-то зачеркивает, переделывает, рвет. И опять мучается, и опять
ищет. Этот человек не терпит к себе послаблений и не дает их себе, вынашивает ту или иную
мысль до полного завершения и представляет на суд музыкантов, а тем паче на суд
слушателей, только абсолютно законченное произведение.
Буквально всем своим творчеством он неразрывно связан с исторической судьбой народа,
родной страны. И тогда, когда обращается к страницам героической летописи Севастополя, как
в “Севастопольской симфонии” (на мой взгляд, в нашей оркестровой литературе — это одно из
наиболее значительных произведений последнего десятилетия). И тогда, когда образной
музыкальной речью повествует о памятных вехах истории и современности великого края Родины
во вдохновенной симфонической поэме “Ветер Сибири”. А поэма “Подросток”! Выросшая из
музыки к фильму, она представляет собой уже не сюиту, но новое самостоятельное
произведение, навеянное чтением повести Достоевского, судьбами его героев, увиденными
опять-таки из нашего сегодняшнего времени. Создавая музыку, Борис Чайковский пропускает
через себя и боль, и горе, и радости своего народа. Иначе он не может. Собственно, так
творили все выдающиеся композиторы, отечественные и зарубежные! Только такая музыка прочна
и долговечна, тесно связана и с прошлым, и с настоящим, и с будущим.
Язык Бориса Чайковского отличен от всех других, индивидуально узнаваем. Это его
собственная композиторская речь, с которой он вошел в музыкальное искусство, его голос,
проявившийся сразу, еще в ранних произведениях. У него своя гармония, свое оркестровое
письмо, своя мелодика, наконец, без которой и не может быть настоящей музыки. Мелодии его
прекрасны, они напевны и бесконечны, как это было всегда в русской музыке. Протяжная,
плавная инструментальная мелодия, подобная главной теме “Подростка”, так же бесконечна в
своем развитии, как и человеческая мысль.
В своих сочинениях этот композитор затрагивает вечные проблемы бытия, решает спор между
добром и злом. Но и в самых трагических моментах — что очень важно — всегда с позиции
добра. В этом — оптимизм его творчества, так меня привлекающий. Я хотел бы и дальше играть
и играть его музыку, быть рядом с ней, ибо она мне дарит очень многое. Соприкасаясь с ней,
я получаю какой-то особый внутренний заряд, начинаю по-новому видеть и воспринимать многое
вокруг, сам процесс творчества.
Что бы ни писал Борис Александрович, это всегда музыка самых высоких художественных
достоинств. Возьмите его инструментальные концерты — Скрипичный, Виолончельный,
Фортепианный, Кларнетовый. Они — украшение репертуара любого солиста. Композитор в
совершенстве знает лексику каждого инструмента, он досконально изучил “предмет своей
беседы со слушателями” и ведет эту беседу страстно, убежденно и аргументированно. А его
вокальные циклы! Они тоже открывают нам привлекательный облик этого человека и музыканта.
Борис Александрович — тонкий ценитель литературы, находящийся в постоянном общении с ней.
Для своих вокальных сочинений он не просто отбирает более или менее подходящие поэтические
тексты, но отыскивает только те, что смыкаются с его собственным мироощущением,
художественным видением. Единственно так, наверное, могли появиться на свет его дивная
кантата для голоса и камерного оркестра “Знаки Зодиака” на стихи Блока, Тютчева, Цветаевой
и Заболоцкого, его пушкинский цикл.
Бывают композиторы, которые предельно категоричны в интерпретации своей музыки; они не
допускают и мысли, что исполнитель способен увидеть в ней что-либо свое, воспринять ее на
свежий, как говорится, взгляд и тем самым обогатить интерпретацию. Борис Александрович не
таков. Он всегда внимательно выслушает до конца и уже потом, очень вежливо, может
оспорить, поправить, а может и согласиться с предложениями дирижера. Это хороший друг
исполнителей, у которого многое можно почерпнуть и с которым всегда приятно общаться. Он
дружен со всеми музыкантами нашего оркестра. Но чем проще и ближе наше общение, тем
значительнее становится он для нас и в музыкантском авторитете, и в добром человеческом
обаянии, и в своем человечнейшем, открыто эмоциональном и всегда искренне обращенном к
людям искусстве.
Удивительная требовательность к себе сочетается в нем со столь же удивительной
человеческой скромностью и доброжелательностью. Качество, кстати, не так уж часто
встречающееся теперь в нашей профессиональной среде. Немало можно встретить композиторов,
которые предпочитают сами рекламировать себя. Борис Александрович гораздо охотнее скажет
доброе слово о другом, поддержит коллегу. Если он выступает на каких-либо обсуждениях, то
говорит всегда точно, емко, с достоинством, но в очень деликатной и уважительной форме.
Меня это его качество просто покоряет. К сожалению, иногда скромность считают недостатком:
значит, не умеет себя “пробивать”, не способен добиться “заметности” своего творчества.
Увы, фортуна часто тоже бывает неблагосклонна к таким людям. Тем отраднее, что творчество
Бориса Александровича составляет счастливое исключение, оно говорит само за себя. Музыка
его принимается, как правило, с первого исполнения. Причем, чем больше ее играешь, тем
больше она нравится, с каждым разом выразительнее и полнее раскрывается ее содержание, все
больше красот замечаешь в ней и стараешься донести их до слушателей.
Можно сыграть эффектную пьесу впервые — и она произведет впечатление. Но раз от разу она
будет казаться исполнителям, а вслед за ними слушателям, все скучнее и беднее; станет
ясно, что оркестру в ней попросту нечего делать. Рост же значимости произведения с каждым
новым его прочтением — отличный индикатор того, что музыке предстоит большая жизнь и с
нами, и долгие годы уже после нас.
Такова музыка Бориса Чайковского — одного из крупнейших, талантливейших композиторов
нашей современности.
(“Музыкальная жизнь”, 1985, № 17. С.8.)
России. Единственный его минус антисемитизм,но это можно простить.
поднимать того, чего нет. Во-вторых, национальные идеи всюду приводили к национализму - и
чем это кончалось, мы слишком хорошо помним. Национализм и шовинизм, как показано и в
случае со Свиридовым, неизбежно приводит к противопоставлению народов.
ВИКТОР ЛИХТ
Ранним весенним утром бывает непривычно тихо. Изредка прошумит машина, прогудит самолет —
и снова тишина. А в ней отчетливо раздается — кап... кап-кап... кап... Каждая капля
по-своему. Негромко, почти шепотом. Вот несколько их звякнуло подряд в причудливом ритме и
даже с намеком на какую-то попевку...
Так иногда начинаются и сочинения Бориса Чайковского. Пощелкивают, перекликаясь,
скрипичные пиццикато, постукивает древком смычка виолончель, повисают прозрачные паутинные
нити флажолетов, или звенят флейты... Отдельные звуки то сольются в созвучии, то наметят
интонационный мотив, то засверкают сами по себе... Почему они заставляют нас напряженно
вслушиваться? Не потому ли, что мы угадываем за ними какую-то тайну, открытие которой так
важно, так необходимо? Не потому ли, что в них действительно скрыт секрет человеческой
души, человеческой жизни, которая ведь тоже — отдельная, особенная капля в океане бытия? В
наше гремящее моторами и репродукторами, транзисторами и синтезаторами время человеку
хочется хотя бы на мгновение остаться наедине с тишиной... Потом отдельные капли вольются
в весенний гомон струй, ливней, услышат голос грома. А пока мы присутствуем при таинстве
рождения жизни. Один звук, другой. Негромко, почти шепотом. Но вот удар всего оркестра!
Жизнь началась! Вперед, за нею, она сулит открытие многих тайн — там, за далью весеннего
потока.
Маститые учителя Бориса Чайковского — В.Шебалин, Н.Мясковский, Д.Шостакович — еще в его
студенческие и аспирантские годы неизменно отмечали самобытность таланта своего
воспитанника, серьезность его отношения к делу, редкую работоспособность и рано
проявившееся мастерство. Критика фиксировала высокий вкус, тщательность отделки,
мелодическое богатство его сочинений. Но все же в полный голос о масштабности таланта
Бориса Чайковского заговорили, пожалуй, лишь после того, как в 1964 году прозвучал его
Виолончельный концерт — подлинная симфония для солирующего инструмента с оркестром.
Созданная три года спустя Вторая симфония в 1969-м была удостоена Государственной премии
СССР. Однако вряд ли справедливо считать весь предшествующий период творчества лишь
подготовительным. Неслучайно и ныне рядом с его зрелыми опусами (Вторая, Третья и Камерная
симфонии, виолончельный, скрипичный и фортепианный концерты, квартеты с Третьего по
Шестой, “Тема и восемь вариаций” для большого симфонического оркестра, “Шесть этюдов для
струнных и органа”) продолжают жить на концертной эстраде, в грамзаписях и радиопередачах
многие сочинения 50-х — начала 60-х годов —Симфониетта для струнного оркестра, Концерт для
кларнета и камерного оркестра, Соната для скрипки и фортепиано, Фортепианный квинтет, а
также музыка к радиосказкам Андерсена, Дж.Родари, Д.Самойлова. Все они прошли проверку
временем.
Да, творческий почерк Бориса Чайковского сформировался еще в 50-е годы. Конечно,
обновляется его музыкальный язык, меняются композиционные приемы, расширяется круг
образов, но в самых глубинных своих основах стиль мастера остается единым, в нем неизменно
присутствуют дисциплина и культура композиторского мышления. В Чайковском подкупает
последовательная неприязнь к погоне за музыкальной модой. Внимательно вслушиваясь в
звучания окружающей жизни, композитор отбирает их тщательно, неторопливо, и они предстают
в его произведениях обновленными, готовыми “дойти до самой сути”...
Один из главных признаков всегда узнаваемого музыкального языка Бориса Чайковского — его
почвенно русский и в то же время глубоко оригинальный мелодизм. Положены ли мелодические
темы в основу дальнейшего развития, как это бывало в сочинениях 50-х годов, или они
рождаются непосредственно в ходе варьирования коротких, порою нарочито простых мотивов,
как в произведениях более позднего времени, они всегда отмечены печатью своеобразия. При
этом сам ход “музыкальных событий” может быть совершенно различным. В ранней “Фантазии на
русские народные темы” для большого симфонического оркестра, связанной с думой о недавней
войне, они движутся в “историческом” порядке: “мирная” экспозиция, драматическая
разработка и победная реприза, обрамленные былинными вступлением и заключением. В Третьей
симфонии — история (а о том, что это произведение посвящено волнующим страницам прошлого,
свидетельствует и само название “Севастопольская”); исторические реалии предстают во
множестве эпизодов, сцепленных логикой мысли, стремящейся не столько восстановить
подлинную последовательность событий, сколько проникнуть в суть народного характера.
Человек и народ, люди и природа, история и современность предстают в этом сочинении как
звенья единой нерасторжимой цепи.
Лирический герой произведений Бориса Чайковского чаще всего сдержан в проявлении своих
чувств. Большинство мелодий композитора по характеру напоминают неспешное повествование
или тихое, застенчивое высказывание. Иногда лирическая экспрессия скрыта под полушутливой,
полуиронической маской стилизации. За условными жестами жанровых “движений”, за
ритуальными “реверансами” старинных кадансовых формул и типов фактуры можно уловить нечто
большее, чем мастерскую игру стилями. В таких сочинениях, как Партита для виолончели и
камерного ансамбля или Камерная симфония, сквозь затейливую вязь токкат, инструментального
хорала и унисона, интерлюдии и маршевых мотивов просвечивает искреннее и глубокое чувство.
Оба произведения завершаются возвышенно-печальными финалами, где, наконец, прорывается
истинное лирическое высказывание, чередующееся с отголосками-осколками предыдущих частей.
В какой-то мере к данным произведениям примыкают и созданные десять лет спустя “Шесть
этюдов для струнных и органа”. Здесь за чередованием различных видов фактурного материала
скрывается и второй план — наброски, “этюды” лирических размышлений, отражающих процесс
рождения стройной картины мира из разрозненных впечатлений бытия.
Лирика Бориса Чайковского всегда сохраняет ясность и незамутненность родникового
источника. В условиях строгого отбора и тщательной взвешенности каждой интонации
неожиданно сильно могут воздействовать даже простейшие из них. Мудрым спокойствием дышат
обыкновенные кадансовые вздохи оркестра, звучащие среди тихих протяжных флажолетов в “Теме
и восьми вариациях”. Именно они в ходе дальнейшего развития обернутся и терпкими барочными
аккордами, и романтической кантиленой, и грандиозными диссонирующими звучаниями, и
фанфарными зовами...
Примеры такой возвышенной и емкой простоты не раз являла и киномузыка композитора.
Вспомним прозрачный звон клавесина и мелькающие в нем попевки “запредельно” высоких
скрипок — музыкальный финал, символизирующий чистоту нравственного итога в телефильме
“Уроки французского” по рассказу В.Распутина. Вспомним ломающийся, мальчишески
неустойчивый голос виоль д’амур в лейттеме главного героя недавно прошедшего на малом
экране фильма “Подросток” по роману Ф.Достоевского. Вспомним, наконец, как простые
минорные аккорды будто застывают в ужасе, с леденящей силой передавая ощущение
надвигающейся катастрофы в конце четвертой серии того же “Подростка”! Этот эпизод
перекликается с полными сдержанной скорби финалами Квинтета и Фортепианного концерта...
Долгие годы Борис Чайковский воспринимался, по преимуществу, как певец радости бытия, его
светлых, добрых сторон. Однако мир его искусства оказался намного сложнее, о чем
свидетельствуют и Вторая симфония, и Пятый квартет, и кантата для сопрано, клавесина и
струнного оркестра — “Знаки Зодиака”. Композитору чужды экспрессионистические крайности.
Напротив, чем сгущеннее душевное состояние, тем строже и экономнее средства его выражения.
В кантате “Знаки Зодиака” сами по себе поэтические строки ведут нас в таинственные
закоулки человеческого сознания. Между тем, в музыкальном прочтении стихов особенно
подчеркнуты их “позитивные” стороны. В тютчевской части кантаты музыка обнаруживает не
только смятение, но и строгую красоту, возвышенный строй поэтических раздумий; в стихах
Блока композитор усиливает иронический смысл; лишь в части, написанной на стихи Цветаевой,
сгущается трагическая экспрессия музыкальной речи, но именно после нее следует неожиданный
поворот в образном строе всей кантаты. Финал написан на стихи Заболоцкого (“Меркнут знаки
Зодиака”), в которых “ночные” мысли предстают странными и забавными фантасмагориями.
Лукавая и чуть печальная музыка финала — это “парафраз”, просветленное преображение
мотивов всех предыдущих частей, смысл которого — нечто вроде “утро вечера
мудренее”.Открывается же кантата оркестровой “Прелюдией”, где композитор как будто пробует
высказать заветные думы сначала чисто музыкальными средствами, используя лишь
выразительную декламацию струнных да блеклые “покалывания” клавесина. Но музыка словно бы
не складывается, не выстраивается, и появление конкретизирующего поэтического слова
воспринимается как необходимость.
Эта особенность композиции кантаты не случайна для Б.Чайковского. Он предпочитает
обходиться без средств, привлеченных из арсенала других искусств, до тех пор, пока музыка
исчерпывающе выражает его концепции. Быть может поэтому он не обращается к музыкальному
театру (его единственная опера “Звезда” по Э.Казакевичу осталась незаконченной) и даже к
словесным заглавиям прибегает чрезвычайно редко, ограничиваясь чаще всего жанровыми
определениями.
Зато уж если слово сказано, то слушатель получает выразительную информацию не только о
смысле данного сочинения, но и, как нам кажется, “о плодах любимых дум” художника.
Название Третьей симфонии — “Севастопольская” — наталкивает на мысль о том, какое место
занимает историческая тема и в непрограммных сочинениях Б.Чайковского. Размышления о труде
и предназначении поэта в вокальном цикле “Лирика Пушкина” воспринимаются как продолжение
или, наоборот, предвосхищение некоторых его произведения “без слов”. А тема “человек и
природа”? Ведь и она трактуется не только в чудесных музыкальных акварелях вокального
цикла “Последняя весна” на стихи Н.Заболоцкого.
В отборе поэтических текстов для своих произведений Борис Чайковский не менее
скрупулезен, чем в работе над музыкальной интонацией. Порою он не довольствуется
окончательными, общеизвестными авторскими вариантами. Так, в “Лирике Пушкина” в части,
озаглавленной “Твой образ”, использован пушкинский вариант “Прощания” с более певучими
восьмой и последней строками, а тютчевское “Silentium” в кантате “Знаки Зодиака” дано в
том виде, в каком оно было опубликовано в 1854 году в “Современнике” — без неожиданных
смещений ударной стопы. Чайковский будто хочет сродниться со стихотворением, ощутить его
“своим”. Зато уж интонационные его решения таковы, что и в последующем чтении вне музыки
стихи продолжают звучать с теми же мелодическими ходами, даже как бы с тем же прозрачным
аккомпанементом, которые нашел для них композитор.
Можно только удивляться этой “снайперской меткости” — ведь она свидетельствует, казалось
бы, о систематической работе со словом. Между тем, вокальные произведения у Бориса
Чайковского редки — мы уже назвали все, кроме ранних романсов на стихи Лермонтова (1940).
Вспомним, правда, что композитор написал немало песен для радиопередач и кинофильмов.
Простые и на первый взгляд незатейливые, они всегда точно соответствуют характеру или
ситуации. Особенно замечательна в этом смысле радио- и киномузыка Б.Чайковского для детей.
Тот, кто слышал радиоинсценировки андерсеновских историй, осуществленные С.Богомазовым
(“Свинопас”, “Новое платье короля”, “Стойкий оловянный солдатик”, “Калоши счастья” и
другие), или радиосказки о Слоненке Д.Самойлова, его же версию “Кота в сапогах” (почти все
они записаны и на грампластинки), тот, кто видел “Айболита-66” Р.Быкова, согласится, что
их трудно себе представить не только без музыки, но и с музыкой другого автора. Так умеет
Б.Чайковский, не “сюсюкая”, не подделываясь под ребенка, увлечь нас в добрый и умный мир
сказки. Он явно предпочитает те из них, которые впору и малышу, и слушателю повзрослее.
Последний обнаружит в них множество остроумных деталей, не перегружающих действие, но
углубляющих смысл. Мир детской музыки композитора создан из тех же драгоценных
интонаций-“капель”, что мир его симфоний и квартетов. Он противостоит автоматизму
мышления, который еще навязывается порой и детям в виде общедоступных “шлагеров”.
Б.Чайковскому доставляет несомненное удовольствие в незамысловатых песенке или вальсе
тонко и метко спародировать “заезженную” интонацию или просто созорничать, не преследуя
глубокомысленных целей.
Вообще, пафос отрицания стандартизированного, заштампованного мира агрессивной
шлагерности пронизывает, как представляется, все творчество Бориса Чайковского. И главное,
конечно, не в пародийных цитатах или стилизациях. Напротив, его пародии носят часто
добродушный характер, будь то душещипательные “р-романсы” Кота из радиосказок про Слоненка
и его друзей, псевдогероические песни Бармалея или “полуцитата” из штраусовской оперетки
во второй части Виолончельного концерта. Гораздо важнее другое. Он смело вводит в свои
произведения самые простые попевки и ритмоформулы. Но, пройдя сквозь фильтр его
поразительного звукоощущения, его неистощимой изобретательности, наконец, благодаря свежей
и прозрачной инструментовке, обычнейшая интонационная молекула предстает перед нами словно
заново родившейся, лишенной груза обыденных значений.
Как река непрерывно пополняет свои воды из одного и того же источника, так и творчество
Бориса Чайковского питается животворным ключом неустанной душевной работы, неустанных
поисков. О них он и стремится рассказать нам, не боясь “возмутить ключи”, мечтая лишь быть
услышанным и понятым. Он делает все, что зависит от него, для контакта со слушателем на
почве настоящего искусства, делает честно, искренне, открыто. И той же открытости души,
того же желания идти навстречу ждет его музыка и от нас.
(“Музыкальная жизнь”, 1984, № 13. С. 9–10.)
Чайковского! Я терпеть не могу что-нибудь не понимать! То есть я понимаю, что это велико,
но проникнуться всем этим мне не удаётся. Я всё-таки недоразвитый слушатель
:(.
музыка.
высказываний, психологическая глубина мышления и драматическая напряженность; язык его
сочинений, чаще всего простой и диатоничный в своей основе, в то же время воспринимается
как остро современный, никогда не теряющий свежести и новизны.
Таков и Концерт для скрипки с оркестром, созданный в 1969 году. Он поражает прежде всего
необычностью замысла. Это грандиозное по масштабу и протяженности одночастное произведение
(Концерт звучит почти сорок минут), построенное по принципу “неповторяемости” материала,
непрерывного развития мысли, — явление поистине уникальное в музыкальной литературе.
Действительно, в чередовании сменяющих друг друга эпизодов можно обнаружить лишь намек на
сонатную форму — так, “угадываются” здесь сферы “главного” и “побочного” материала, весь
центр Концерта по непрерывно нарастающей напряженности развития, несомненно, имеет
характер “разработки”; однако репризы, в которой окончательно бы утверждался основной
тематический материал, нет как таковой, и до самого конца концерта, за исключением
нескольких интонационных образований, звучит все время новая музыка (лишь тональный план
соответствует принципам сонатной формы).
Так что же это за форма? Свободная? Да, в какой-то мере. Импровизационная? Нет,
импровизационность и вытекающая из нее рыхлость здесь вовсе отсутствуют. Автор мастерски
развивает весь материал из одного тематического “зерна” (поэтому, несмотря на огромное
разнообразие музыки, слушателя концерта нигде не покидает ощущение ее внутреннего
неразрывного единства); точность драматургического расчета — от безыскусственной простоты
и ясности начала ко все большему драматическому напряжению центра и, наконец, после
кульминационного “взрыва” к просветленному “умиротворению” заключения — приводит к тому,
что произведение воспринимается как “единая волна”, как нечто цельное, логичное,
необычайно стройное, увлекательное и живое.
Драматургически точный замысел композитора обнаруживается и в инструментовке, в очень
экономном и расчетливом “развертывании” оркестровой палитры: вначале — только струнные
инструменты, в “разработке” к ним присоединяются литавры, и на подходе к кульминации
появляется грозно звучащая медь (деревянные духовые инструменты вовсе исключены автором из
партитуры).
Партия солирующей скрипки требует от исполнителя выносливости и виртуозной техники, но
виртуозность нигде не выступает на первый план, являясь только средством для передачи
глубокого содержания музыки. В сущности, весь концерт звучит как взволнованный и
выразительный монолог солирующего инструмента, уступающий место оркестровому “соло” лишь в
кульминационном разделе. В то же время ведущая роль скрипки вовсе не означает, что партия
оркестра сводится к аккомпанементу, — наоборот, оркестр все время живет самостоятельной
жизнью, дополняет и углубляет авторскую мысль.
Премьера Концерта для скрипки с оркестром Б.Чайковского состоялась в апреле 1970 года.
Первыми исполнителями были В.Пикайзен (которому автор посвятил свой Концерт) и оркестр
Московской государственной филармонии под управлением К.Кондрашина. < ...>
Во-вторых, национальные идеи всюду приводили к национализму - и чем это кончалось, мы
слишком хорошо помним. Национализм и шовинизм, как показано и в случае со Свиридовым,
неизбежно приводит к противопоставлению народов.
полностью согласен. Конечно, никакого национализма у нас не будет, слишком мы разные рядом
все живём, в одном доме. Так, парочка дураков подерется, этим ограничится все. Да и какой
национализм! Спасать надо планету и род человеческий, какая нация с этим справится? Чушь!
Мы уже давно все в одной лодке, хоть и не нравимся друг другу и пихаемся локтями.
национализму - и чем это кончалось, мы слишком хорошо помним. Национализм и шовинизм, как
показано и в случае со Свиридовым, неизбежно приводит к противопоставлению народов.
противопоставлению народов может привести не только национализм - но и непомерное желание
`дружить` с теми, кому твоя дружба нафиг не нужна (пример, Горбачёва, Ельцина и Ко).
А по поводу национализма - так он приводил не только к Гитлеру с концлагерями.
Вспомним древнегреческий `национализм` (или, точнее говоря, полисную непримиримость,
когда каждый город ненавидел все остальные и пытался превзойти их в `доблестях` -
почитайте Фукидида), а заодно и древнеримский (Муссолини хорошо знал родную историю, и
потому далеко не только в пропагандистских целях называл первым фашистом Гая Юлия Цезаря).
А уж что говорить о древнееврейском национализме (приправленном религиозным
мессианством)! Ознакомьтесь с Ветхим Заветом - евреи не церемонились в выборе средств
(вплоть до геноцида) для достижения своих целей.
И к чему же это всё привело? -
Именно античный `шовинизм`, чувство соперничества, зависти послужили основой создания
великой культуры (по Гесиоду, кстати, зависть не порок, а стимул для
самосовершенствования).
Иудейский же национализм из разрозненных семитских племён создал единый народ, который
морями крови, которую пускал и другим, и самому себе (сионисты сотрудничали с Гитлером,
если кто не знал), отвоевал право именоваться избранным...
Словом, Маргар, было бы ошибочным подходить столь однобоко к такой сложной и многогранной
проблеме, как национализм.
Галоян
сочинении в 1989 участвовал молодой человек по фамилии Галоян. Имя забыл. То ли родня
(сын?), то ли, может, Вы ошибаетесь? Маловероятно, чтоб концертмейстер ударных в
филармонном оркестре был таким молодым.
чрезмерно восторженные оценки неуместны. Слишком легко читается обратный адрес, узкий и
локальный: Страна Совковия, 60-е годы, Шостакович (вместе с длиннотами)...
соглашусь с одной оговоркой: в этом нет ничего негативного. Просто мы пока еще советскости
нашей стесняемся. Я себя считаю советским композитором, и даже думаю, что и все мои
коллеги моей или бывшей моей страны таковыми являются, хотя, опять, сказать это как-то и
неудобно. Наоборот, это наш знак качества. Про молодых ничего сказать не могу, естественно
- говорю о своем поколении и о старших. Из опыта разговоров с иностранцами - они вполне
сами на такой же, как мне показалось, точке зрения. Слово `русская` музыка тоже подходит и
никого не шокирует. А вот когда я в 1987 (кажется) году дал концерт и написал шапку
`Концерт русской музыки` - шок был труднопредставимый. Там были Арзуманов, Чугаев, может и
еще что-то, не помню. Чуть ли не к Хренникову начальство ходило спрашивать, можно ли.
Вдобавок ведь там я играл опус свежего эмигранта (Валерия Арзуманова). И это все было едва
ли не впервОй. Простите, что отвлекся, но считаю правильным все вот такие мемуарные
заметки помещать по случаю и без случая. Это история. К тому же призываю и других, заранее
прося прощения у темы и ее автора, если таковой есть.
нет ничего негативного. Просто мы пока еще советскости нашей стесняемся. Я себя считаю
советским композитором, и даже думаю, что и все мои коллеги моей или бывшей моей страны
таковыми являются, хотя, опять, сказать это как-то и неудобно. Наоборот, это наш знак
качества. Про молодых ничего сказать не могу, естественно - говорю о своем поколении и о
старших. Из опыта разговоров с иностранцами - они вполне сами на такой же, как мне
показалось, точке зрения. Слово `русская` музыка тоже подходит и никого не шокирует. А вот
когда я в 1987 (кажется) году дал концерт и написал шапку `Концерт русской музыки` - шок
был труднопредставимый. Там были Арзуманов, Чугаев, может и еще что-то, не помню. Чуть ли
не к Хренникову начальство ходило спрашивать, можно ли. Вдобавок ведь там я играл опус
свежего эмигранта (Валерия Арзуманова). И это все было едва ли не впервОй. Простите, что
отвлекся, но считаю правильным все вот такие мемуарные заметки помещать по случаю и без
случая. Это история. К тому же призываю и других, заранее прося прощения у темы и ее
автора, если таковой есть.
было все плохо. Была и жизнь и интересные люди,и музыка. А гениальность художника призвана
красиво и правдиво изобразить то время,в котором он жил.
смысла делать такие извлечения, загромождающие форум. Любви к Б.А.Ч. они не прибавят
тому, кому он неблизок или тому, кто его попросту не понимает. Если уж так хотите, дайте
ссылку. Говорю это как человек, ОЧЕНЬ любящий музыку Б.А.Ч. (Это, кстати, относится и к
другим случаям. Не понимаю - зачем выкладывать здесь тексты советских песен, они - порой -
чудесны, но ведь Форум - не караоке).
загромождающие форум. Любви к Б.А.Ч. они не прибавят тому, кому он неблизок или тому, кто
его попросту не понимает. Если уж так хотите, дайте ссылку. Говорю это как человек, ОЧЕНЬ
любящий музыку Б.А.Ч. (Это, кстати, относится и к другим случаям. Не понимаю - зачем
выкладывать здесь тексты советских песен, они - порой - чудесны, но ведь Форум - не
караоке).
чувства блаженства,Бога,вечности. И при этом оригинальный и доступный концерт!
Пожалуй,лучший концерт 20 века для скрипки и один из лучших скрипичных концертов.
Преступление,что его так мало исполняют!!
политики,истерии,эротики и пафоса. Лишь чувства блаженства,Бога,вечности. И при этом
оригинальный и доступный концерт!
Вы этот концерт протипосотавляете какому-то конкретному концерту, в котором есть политика,
истерия, эротика и пафос - или это всё в разных? А то какой-то трудносочетаемый список.
;)
такую музыку переносишься в атмосферу прекрасного-недоступного в нашей серой жизни!
века.
времен и народов! Коротко и ясно.
всяком,случае он лучше концертов Глазунова,Бартока,Прокофьева.Стравинского и Шостаковича
со Шнитке и.др!..Возможно,только концерт Берга может с ним сравниться!
Глазунова,Бартока,Прокофьева.Стравинского и Шостаковича со Шнитке и.др!..Возможно,только
концерт Берга может с ним сравниться!
стал бы недооценивать предшественников. У Прокофьева скрипичные концерты тоже неплохо
получались.
удалось в 20 веке?
Баха! Такая здесь гармония мироздания! Кому это удалось в 20 веке?
Бери выше!..
композитора-редко кому удается немного приблизиться к нему!
Такой глубине нет ни у одного композитора-редко кому удается немного приблизиться к
нему!
Глазунова,Бартока,Прокофьева.Стравинского и Шостаковича со Шнитке и.др!..Возможно,только
концерт Берга может с ним сравниться!
копья, вознося в каждом сообщении Бориса Чайковского. Он для Вас Иисус Христос, Будда и
Мухаммед в одном лице :)))) Мы это уже поняли.
Для меня и самого характерны приступы пиетета к отдельно взятому композитору, так было с
Малером, Моцартом, Прокофьевым, Григом, Стравинским, Шубертом и др., но не до такой же
степени)))
Баха! Такая здесь гармония мироздания! Кому это удалось в 20 веке?
Стравинский не лыком шиты, да и масса других композиторов 20 века - Шостакович, Мессиан,
Скрябин и др. (далее см. музыкальную энциклопедию, раздел `композиторы 20 века`:))))))
вознося в каждом сообщении Бориса Чайковского. Он для Вас Иисус Христос, Будда и Мухаммед
в одном лице :))))
Свиридов,рахманинов и Бах мне гораздо ближе.
альтернативы.
слушать очень трудно. Невероятно жаль, что нет альтернативы.
исполнение прекрасное! Как играют в оркестре медные и ударные!.. А Пикайзен неповторим!
есть запись Бочковой? Вроде хорошая.
заняться, но я буду писать о своих сочинениях и треках, пожалуй. Пример буду брать с
одного советского композитора, о котором сохранились предания: каждого встречного он
натурально брал за пуговицу пиджака и, не отпуская её, говорил: моя музыка полна
благородных чувств, качество её несравненно, глубина мыслей в ней недостижимая, и дальше в
том роде подолгу. Пересказано Корндорфом, но о ком, умолчу.
не отпуская её, говорил:
с трудом и т. д.`
музыку сочиняю с трудом и т. д.`
понимаете.
присутствия на форуме :)
вопрос перед администрацией о заткнутии мне рта. Вот нисколько не буду в претензии.
администрацией о заткнутии мне рта.
полный контроль над форумом...
полный контроль над форумом...
сырое в ответ...
композитора, говорил: моя музыка полна благородных чувств, качество её несравненно,
глубина мыслей в ней недостижимая, и дальше в том роде подолгу.
очень знать - кто.
самый известный.
недостижимый)
единственной.
Эдуарда Афанасьеваича Серова - вовсе не единственная. По времени появления на CD - эта
первая запись (российский лейбл `Северные Цветы` - Northern Flowers). Но после этого в
Германии на Profil Medien была переиздана (ранее существовавшая на пластинке) запись с
В.Пикайзеном и Кириллом Петровичем Кондрашиным.
Но Вы правы - сейчас хорошие скрипачи почему-то не берутся за этот Концерт. Может быть,
потому что трудный. Может быть, потому что не понимают его еще...
иные?
переиздана (ранее существовавшая на пластинке) запись с В.Пикайзеном и Кириллом Петровичем
Кондрашиным.
этот Концерт. Может быть, потому что трудный. Может быть, потому что не понимают его
еще...
нравилось больше, чем в изданной записи с Пикайзеном.
случайно нет ее?
парадоксальной дробности, обладает поразительно целостной логикой и динамикой развития, и
вот это у Серова до известной степени утрачено. Слабее и по частностям, особенно в
кульминационной `каденции` с литаврами, медными и струнными. Да и Пикайзен здесь
поскромнее выглядит.
в напряжении и не отпускает. Во всяком,случае он лучше концертов
Глазунова,Бартока,Прокофьева.Стравинского и Шостаковича со Шнитке и.др!..Возможно,только
концерт Берга может с ним сравниться!
него Вам надо обязательно использовать градацию музыкальных произведений, разложить из
полочкам `качества` по отношению к друг другу. Все это напоминает построение некой
периодической таблицы, где каждое музыкальное произведение должно обладать своим `атомным`
весом.
выглядит.
написали...
то Вы многозначно написали...