А. Шёнберг: `Этот текст основан частично на рассказах, которые я либо слышал сам, либо узнал через других`.
Рассказчик: `Всего я не смогу припомнить! Я, должно быть, находился без сознания почти...Читать дальше
|
А. Шёнберг: `Этот текст основан частично на рассказах, которые я либо слышал сам, либо узнал через других`.
Рассказчик: `Всего я не смогу припомнить! Я, должно быть, находился без сознания почти всё это время…! Я вспоминаю лишь один величественный момент – когда все они, словно сговорившись, запели старую молитву, которой пренебрегали до этого долгие годы – этот забытый символ веры! Но я не в силах понять, как же я оказался под землёй и прожил в канализационных люках Варшавы так много времени… День начинался как обычно. Побудка – ещё до рассвета. «Выходите!» – и всё равно, спишь ли ты или тревожные мысли не давали уснуть тебе всю ночь: ведь ты разлучён с детьми, с женой, с родителями. Ты не знаешь даже, что с ними случилось… Разве можно было заснуть? Опять звуки труб. «Выходите! Сержант будет в ярости!» – И они выходили: одни – старики и больные – совсем медленно, другие – с нервозной торопливостью. Они боялись фельдфебеля. Они торопились изо всех сил. – Всё напрасно! Чересчур много шума, чересчур много суеты – и всё равно недостаточно быстро! Фельдфебель заорал: «Внимание! Смир-р-на! А ну кончай там – или угомонить вас прикладом? Ну ладно, если уж вам так охота!» Фельдфебель с подчинёнными избивали всех подряд – молодых и старых, сильных и слабых, правых и виноватых… Больно было слышать, как они стонут и причитают. Я слышал всё это, хотя был сильно избит – так сильно, что без сил свалился с ног. Всех нас, кто валялся на земле и не мог встать, били по голове… Я, наверное, потерял сознание. Следующее, что я услышал, были слова солдата: «Они все уже мертвы!». После чего фельдфебель скомандовал убрать нас всех вон. Я лежал в стороне – почти без сознания. Наступила полная тишина – страх и боль – и я услышал, как фельдфебель заорал: «Рассчита-айсь!» — Они начали пересчитываться, медленно и неравномерно: «раз, два, три, четыре» — «Стоп!» – снова заорал фельдфебель – «Быстр-ра-а! Всё снова и сначала! Через минуту я желаю знать, сколько вас я отправлю в газовую камеру! Рассчита-айсь!» — Они стали пересчитываться опять, сначала медленно – «раз, два, три, четыре», – затем всё быстрее и быстрее, – затем так быстро, что под конец стало уже казаться, будто слышен топот диких лошадей, – и – вдруг – все они совершенно внезапно запели «ШМА ИСРАЭЛЬ»: МУЖСКОЙ ХОР (др.-евр.): Слушай, Израиль: Господь - Бог наш, Господь один! И возлюби Господа, Бога своего, всем сердцем твоим, и всей душой твоей, и всеми силами твоими. И будут слова эти, которые Я заповедаю тебе сегодня, на сердце твоем; и научи сыновей своих; и произноси их, сиди дома и находясь в дороге, ложась и вставая. (Перевод текста – Антон Сафронов) Х Свернуть |
||
Исполнители: Хор и СО ВВС, Гюнтер Рейх (Gunter Reich) – чтец, запись – Лондон 1976 г.
Текст Арнольда Шенберга
I cannot remember everything.
I must have been unconscious most of the time.
I remember only the grandiose moment
when they all started to sing as if prearranged,
the old prayer they had neglected for so many years
the forgotten creed!
But I have no recollection how I got underground
to live in the sewers of Warsaw for so long a time.
The day began as usual: Reveille when it still was dark.
Get out! Whether you slept or whether worries kept you awake the whole night.
You had been separated from your children, from your wife, from your parents;
you don’t know what happened to them how could you sleep?
The trumpets again –
Get out! The sergeant will be furious!
They came out; some very slow: the old ones, the sick ones;
some with nervous agility.
They fear the sergeant. They hurry as much as they can.
In vain! Much too much noise; much too much commotion – and not fast enough!
The Feldwebel shouts: “Achtung! Stilljestanden! Na wirds mal? Oder soll ich mit dem
Jewehrkolben nachhelfen? Na jutt; wenn ihrs durchaus haben wollt!”
The sergeant and his subordinates hit everybody:
young or old, quiet or nervous, guilty or innocent.
It was painful to hear them groaning and moaning.
I heard it though I had been hit very hard,
so hard that I could not help falling down.
We all on the ground who could not stand up were then beaten over the head.
I must have been unconscious. The next thing I knew was a soldier saying:
“They are all dead”,
whereupon the sergeant ordered to do away with us.
There I lay aside half-conscious.
It had become very still – fear and pain.
Then I heard the sergeant shouting: “Abzahlen!”
They started slowly and irregularly: one, two, three, four
“Achtung!” the sergeant shouted again,
“Rascher! Nochmal von vorn anfangen!
In einer Minute will ich wissen,
wieviele ich zur Gaskammer abliefere!
Abzahlen!”
They began again, first slowly: one, two, three, four,
became faster and faster, so fast
that it finally sounded like a stampede of wild horses,
and all of a sudden, in the middle of it,
they began singing the Sema’ Yisroel.
[Shema Yisrael Adonai Eloheinu Adonai Echad - Hear, O Israel: the Lord is our God, the
Lord is One]