А. Шёнберг: `Этот текст основан частично на рассказах, которые я либо слышал сам, либо узнал через других`.

Рассказчик: `Всего я не смогу припомнить! Я, должно быть, находился без сознания почти...Читать дальше
А. Шёнберг: `Этот текст основан частично на рассказах, которые я либо слышал сам, либо узнал через других`.

Рассказчик: `Всего я не смогу припомнить! Я, должно быть, находился без сознания почти всё это время…! Я вспоминаю лишь один величественный момент – когда все они, словно сговорившись, запели старую молитву, которой пренебрегали до этого долгие годы – этот забытый символ веры!
Но я не в силах понять, как же я оказался под землёй и прожил в канализационных люках Варшавы так много времени…
День начинался как обычно. Побудка – ещё до рассвета. «Выходите!» – и всё равно, спишь ли ты или тревожные мысли не давали уснуть тебе всю ночь: ведь ты разлучён с детьми, с женой, с родителями. Ты не знаешь даже, что с ними случилось… Разве можно было заснуть?
Опять звуки труб. «Выходите! Сержант будет в ярости!» – И они выходили: одни – старики и больные – совсем медленно, другие – с нервозной торопливостью. Они боялись фельдфебеля. Они торопились изо всех сил. – Всё напрасно! Чересчур много шума, чересчур много суеты – и всё равно недостаточно быстро!
Фельдфебель заорал:
«Внимание! Смир-р-на! А ну кончай там – или угомонить вас прикладом? Ну ладно, если уж вам так охота!»
Фельдфебель с подчинёнными избивали всех подряд – молодых и старых, сильных и слабых, правых и виноватых… Больно было слышать, как они стонут и причитают.
Я слышал всё это, хотя был сильно избит – так сильно, что без сил свалился с ног. Всех нас, кто валялся на земле и не мог встать, били по голове…
Я, наверное, потерял сознание. Следующее, что я услышал, были слова солдата: «Они все уже мертвы!». После чего фельдфебель скомандовал убрать нас всех вон.
Я лежал в стороне – почти без сознания. Наступила полная тишина – страх и боль – и я услышал, как фельдфебель заорал:
«Рассчита-айсь!»
— Они начали пересчитываться, медленно и неравномерно:
«раз, два, три, четыре» —
«Стоп!» – снова заорал фельдфебель – «Быстр-ра-а! Всё снова и сначала! Через минуту я желаю знать, сколько вас я отправлю в газовую камеру! Рассчита-айсь!»
— Они стали пересчитываться опять, сначала медленно – «раз, два, три, четыре», – затем всё быстрее и быстрее, – затем так быстро, что под конец стало уже казаться, будто слышен топот диких лошадей, – и – вдруг – все они совершенно внезапно запели «ШМА ИСРАЭЛЬ»:

МУЖСКОЙ ХОР (др.-евр.):
Слушай, Израиль: Господь - Бог наш, Господь один!
И возлюби Господа, Бога своего, всем сердцем твоим, и всей душой твоей, и всеми силами твоими. И будут слова эти, которые Я заповедаю тебе сегодня, на сердце твоем; и научи сыновей своих; и произноси их, сиди дома и находясь в дороге, ложась и вставая.

(Перевод текста – Антон Сафронов)

Х Свернуть

Simon Joly Chorale. Naxos. 2008.
         (3)  


victormain (11.12.2012 20:48)
Большое спасибо, Михаил!
У меня на пластинке, конечно, другая запись, более ранняя, примерно 60-х годов.
Но это тоже очень интересно, послушаю - отпишусь.

victormain (12.12.2012 01:13)
Какая всё-таки дрянь этот эбонитовый ксилофон! И почти не сыскать уже настоящий,
деревянный...
Оркестр здесь - замечательно, остро, как и раньше у Крафта. А вот Narrator в старой
записи был лучше. Но - спасибо!

meister (12.12.2012 01:19)
victormain писал(а):
Какая всё-таки дрянь этот эбонитовый
ксилофон!
Продолжая тему ударных...
Тоже довольно отвратительно звучит тремоло литавр, исполняемое колотушками с твёрдыми
резиновыми наконечниками - звук получается такой, будто в кастрюлю горох сыпят.



 
     
classic-online@bk.ru