Пользователь: ahol

         
   
Информация о пользователе ahol (не в сети )




   
   


Тема:3 пьесы-фантазии для кларнета (скрипки/виолончели) и фортепиано (1849)
(09.05.2014 11:18)
Aelina писал(а):
Спасибо господину ahol(у),
который сам того не предполагая , стал для меня неким кумиром. Каждое
утро , просыпаясь , первая мысль-вопрос , которая(ый) посещает мою
буйную головушку - приблизительно таков : интересно , а будет ли
сегодня господин ahol выкладывать что-нибудь новенькое...
отМаэстроШумана:)
Дорогая Aelina, никак не ожидал, что на моё
сверхскромное участие в жизни сайта может последовать какая-либо
реакция - мои до предела ограниченные музыкальные интересы служили мне
в этом надёжной порукой. Но жизнь полна сюрпризов, в том числе и
приятных, и Вы - один из них, наделённый чуткой и экзальтированной
душой. И это просто замечательно, но в то же время каждый нужен Жизни
таким, каким был сотворён, и творить кумиров поэтому совершенно не
обязательно.
    


Тема:Соната для фортепиано № 2 ля мажор (1794/95)
(03.04.2014 22:08)
musikus писал(а):
Молодость здесь ни при чем. Он
и в зрелости был таким же, если не более того. Его эксцентризм
возрастал как раз по мере укрепления его `бренда`.
Что до близких грядущих перемен, то Вы правы: ждать не так уж
долго..
В первой части ответа Вы не правы потому, что
эксцентризм – это его проблема. Наша же проблема состоит в том, чтобы
научиться принимать всё как есть, и Гульд в этом смысле – наш
помощник: покой среди покоя – не истинный покой. Опустим же ещё одну
монету в копилку благодарности.

Что до второй части, то здесь Вы не правы дважды. Во-первых, Вы
прекрасно поняли, что я имел ввиду мировоззренческий аспект перемен,
а, во-вторых, и это не я придумал, если человек не программирует себя
на среднестатистическое долголетие, он может пребывать в одном теле
столько, сколько посчитает нужным.
    


Тема:Соната для фортепиано № 2 ля мажор (1794/95)
(03.04.2014 20:51)
musikus писал(а):
Хрошеее определение -
`выделываются`. Это в самый раз про Гульда.
Согласен, если речь
идёт о ранних бетховенских сонатах – сам, каюсь, плевался, а вот
последние исполнены им, на мой взгляд, прекрасно. Гульд – фигура очень
неоднозначная, и это просто замечательно: кто не падал в пропасти,
тому не ведомы и вершины. Да, он – хулиган, а кто в молодости им не
был? Если таковые здесь присутствуют, пусть начинают бросать в меня
камни. Один мой предок говорил, что у любого мужчины до шестидесяти
лет – ветер в голове. Что же Вы тогда хотите от бедного Гульда?! Он и
так успел нам показать, на что способен (это я не о хулиганстве), и
этого вполне достаточно, чтобы в нашей памяти о нём осталась только
благодарность.

Записи шумановских опусов 44 и 47 с участием Гульда, неизменно
набирающие наивысшие рейтинги, говорят о его ансамблевом потенциале. И
здесь его противоречивость (хулиганство?) сыграла не последнюю роль –
меня всегда поражает уникальный эффект сочетания неумолимо
отстранённой манеры его игры с пронзительным лиризмом струнных (опус
47).

Устойчивое неприятие Вами Гульда, дорогой Musikus, – надёжное
свидетельство близких перемен: по законам духовного мира Савл
обязательно превращается в Павла, но об этом мы узнаем только по смене
Вашего ника:).
    


Тема:Струнный квартет №1 до минор
(02.04.2014 13:18)
В контексте заливок квартетов Брамса предлагаю уважаемому сообществу
разгадать небольшой ребус, который для краткости можно условно
назвать`Казусом Казальса`.

Дело в том, что в книге Нормана Казинса «Анатомия болезни с точки
зрения пациента» Казальс расписывается в присутствии автора книги в
безудержной любви к некоему си минорному квартету Брамса, но поскольку
у Брамса нет си минорных квартетов, а есть до минорные – Первый
струнный и Третий фортепианный, то, скорее всего, переводчик книги по
простоте душевной c-moll обозвал си минором. Но даже если и так, то
всё равно остаётся дилемма, которую я пока не смог разрешить несмотря
на трогательный хронологический намёк Казальса – даты рождения этих
квартетов, указанные в списке произведений Брамса, ну никак не желают
совпадать с годом рождения самого Казальса (1876).

Может, кому-то повезёт больше.
    


Тема:Фортепианное трио ля мажор (1853-55, апокриф)
(01.04.2014 00:29)
История и описание:
http://intoclassics.net/news/2014-03-31-35615
    


Тема:`Утренние песни` (Gesänge der Frühe), 5 пьес для фортепиано (1853)
(01.03.2014 11:00)
Mikhail_Kollontay писал(а):
Можно узнать, откуда
это?
http://www.forumklassika.ru/showthread.php?t=8734
    


Тема:`Утренние песни` (Gesänge der Frühe), 5 пьес для фортепиано (1853)
(28.02.2014 18:37)
Aelina писал(а):
Слушаю уже не первый раз ,
произведение одаривает не только эмоциональной насыщенностью , но и
сложным узлом смыслов , который и пытаюсь ` развязать ` :)
Думаю,
не нужно усложнять, ведь истина, как всегда, до обидного проста:
название и музыка рисуют в воображении линеарно-дискретную картину
телесно-душевного пробуждения, в котором состояние очумелости (песня
первая – кто я, где и зачем?) трансформируется в конечном счёте в
самоосознавание (песня пятая – удручающая перспектива погружения в
суету жизни), минуя ряд переходных стадий, одна из которых – состояние
абсолютного счастья (песня четвёртая – лучи солнца, пробивающиеся
сквозь зелёную листву).
Лучше всего просто наслаждаться музыкой и чувствовать благодарность к
её автору за умение передавать непередаваемое.
    


Тема:Соната для скрипки и фортепиано №2 ре минор (1851)
(23.02.2014 20:42)
Intermezzo писал(а):
Какая-то не самая удачная
музыка Шумана.
По поводу этой, `не самой удачной музыки Шумана`,
хочу процитировать Бориса Иоффе (текст, правда, довольно большой, но
всё же попробую). Итак:
`Для того, кто, как я, искусство видит в первую очередь как путь
индивидуального опыта, Вторая Соната для скрипки и ф-но Шумана, наряду
с несколькими другими его произведениями – как Виолончельный Концерт,
«Манфред», ре-минорное трио и др. – несомненно будет принадлежать к
числу самых любимых и ценимых произведений. Пожалуй даже, из всех его
крупномасштабных «симфонических» произведений она – самое радикальное;
а из всех «радикальных» - наиболее поражающее совершенством формы и
единством замысла.
Для нее в полной мере характерна черта, как мне кажется, -
центральная для шумановского творчества вообще. Это – своеобразная
«шумановкая модель» времени, движения. По большому счету, это,
конечно, вариант «бетховенской линеарной модели», когда музыка
движется как бы хронологически от начала к концу, события
последовательно сменяют друг друга во времени; произведение строится
как движение от кульминации к кульминации, создавая ожидания,
пользуясь приемами подготовки, перехода, нарастания, спада и т. п. Но
в отличие от Бетховена и всех «симфонистов» вообще, Шуман избегает при
этом «перспективы», разницы масштабов. Симфония Бетховена или, скажем,
Чайковского, это – некое обобщение, своего рода проекция каких-то
«эпохальных» событий, она переносит нас в «условное время» - 40 минут
звучания симфонии – это как бы целая жизнь, многие годы. Это
достигается именно «разномасштабностью», разной «глубиной» разделов
друг относительно друга.
У Шумана на протяжении одной части никогда, насколько я замечал, не
происходит смены пульсации, смены масштаба, изменения глубины
перспективы. Да даже и части цикла все – как бы в одном дыхании.
Причем это – дыхание «реального времени», речи, пения. 10 минут – это
не «10 лет», а именно 10 реальных минут переживаний, признаний, смены
эмоций, фантазирования, шуток, мучений и т. д. Отсюда – все главные
особенности музыки Шумана: ее интимность - я сказал бы, что все
крупномасштабные произведения у него – это все равно «циклы миниатюр»;
ее несравненная искренность, лиричность, «личная интонация».
Человеку, не способному на искренность, нечего и браться за исполнение
Шумана, - тут я возвращаюсь к «искусству, как пути индивидуального
опыта»: индивидуального опыта исполнителя, приобщившегося
индивидуальному опыту Шумана (а слушатель уж пускай заботится о том,
насколько он сам может «приобщиться»).
Чтобы «приобщиться к индивидуальному опыту» Второй Сонаты, необходимо
огромное эмоциональное напряжение. Некоторый «покой» там есть, может
быть, в одном лишь месте – «колыбельной» первого эпизода из Скерцо (да
и то там ф-но – бурлит-кипит). Все остальное – это непрерывная
взвинченность, непрекращающееся напряжение, мгновенные смены
мучительной боли, героического протеста, отчаяния – и восторга,
умиления, окрыляющей надежды, утонченного трепета. К Финалу, правда,
он не то, что устает, - но появляется какой-то еле уловимый привкус
примирения, даже, может быть, юмора. Вообще, самой «необузданной»
является, конечно, первая часть: во всех остальных структуры гораздо
более четко очерченные, квадратность «переплетается» с жанровостью
(«подозрение на юмор» вызывает у меня, например, этот «притоп» -
последняя нота в теме финала).
Стихия же первой части, по-моему, это что-то вроде усилия
дробящегося, падающего во мрак сознания – удержаться, вернуться к
свету, сохранить единство и ясность. Там все – «спотыкание»,
«нащупывание», «обрывки», «метаморфозы», «фантастические, бредовые
искажения» и т. п. – кроме побочной, которая – тоже, как чудо, -
простота, близость, доступность красоты, добра, утешения – они все
время рядом, все время в тебе самом, но ты не можешь их удержать, они
открываются случайно (или – когда мера страдания переполнена).
Невероятно ярко эта «недоступная близость» чувствуется уже в самом
моменте введения побочной – на том же «перетянутом» басу; также
изумительна метаморфоза основного мотива «муки» - нисходящего мотива
из трех нот, на котором более или менее держится вся часть – когда он
возвращается в «прощающей» нисходящей мелодии в конце побочной.
Вообще, на примере этой сонаты видно, каких недосягаемых
художественных результатов позволяет добиться немецкая «ученая»
музыка, - противоположность «поппури» из разных красивых мелодий
(именно Шуман – последний «полноценно великий» немецкий композитор,
сочетающий технику, умение с непосредственностью и глубиной чувства;
после него это превращается уже в два параллельных направления в
музыке: «дилетантское» и «академическое»). Центральной для всей сонаты
является эта «никнущая» интонация из трех (позже – даже двух) нот,
«долго – коротко». Весь материал первой части дан уже во вступлении,
это два «пра-мотива»: фанфара (трезвучие) и вздох (вот эта самая
«основная интонация»). На протяжении всей части они преобразуются,
меняются (очень важна разница двух вариантов: «затактового», когда
этот мотив оказывается затактом, и «вздохового», синкопированного,
ведущего в паузу), переплетаются (уже во вступлении дан их
контрапункт, и на этом контрапункте построена вся главная тема).
Получается типичное немецкое сложное амбивалентное музыкальное
пространство: можно воспринять все на уровне разделов, развернутых тем
(тогда мотивы – второстепенны), а можно – на уровне («с точки зрения»)
мотивов (тогда темы – это их производное). Также невероятно
интенсивными, высокими получаются уровни «закономерности» (единства,
взаимосвязи всего) и «случайности» (как именно реализуется это
единство, что именно происходит здесь с исходным материалом,
«пра-мотивами» - совершенно головокружительно, на грани «шизы»).
Только такая техника превращает музыку из «про что-то» в «само это
что-то», гарантирует ее правдивость, истинность (противоположные
эмоции, образы – не «берутся с потолка», а являются проявлением одной
и той же сущности).
В самой главной теме уже все это заложено (так же, как и новой теме
из разработки): она содержит в себе как бы два уровня, две точки
зрения одновременно: тема половинок (тоже, кстати, не такая
устойчивая, - она скорее пытается быть устойчивой, но все время есть
ощущение преодоления, страх потерять равновесие) и смятенный
контрапункт (оба мотива его – тоже разные: первый (та самая
«праинтонация всей сонаты») – это вздох, даже стон, его не нужно
мыслить «затактом в никуда», а вот второй, восходящий – это именно
такой затакт). В побочной же нет раздвоения, «праинтонации» вплетаются
в нее, каким-то чудом оказываются органической частью этой
изумительной мелодии.
«Фанфара и вздох/стон» - очерчивают всю образную сферу/жанровую
принадлежность сонаты: героическое-симфоническое в единстве с
лирическим-романсовым. Это отчетливо слышно и в Скерцо: в его рефрене,
в котором «умоляющей» фразе пиано неизбежно отвечает «злая» нисходящая
фанфара («нет! нет! нет! нет!»), и, в особенности, в изумительном этом
втором эпизоде: проникновеннейшей мелодии с героическим началом и
романсовым окончанием.
Третья часть – подобна иронично-«наивному» стихотворению Гете или
Гейне. Это – не «игра в детство, наивность, слабость, простоту и
красоту» (ни в коем случае не надо фразировать эту тему «затактово»,
каждый так надо „abphrasieren“!), - это сами они, как часть
(противоположный полюс) сложного и страдающего мира. И музыка Скерцо –
не «врывается» эффектно в этот «остров чистоты», а на миг «выходит на
поверхность» - то, что все время ощущается подспудно.
Финал, как я уже говорил, - не какой-то «итог», «разрешение» и т. п.
(но и не так, как у Шуберта, где «в конце мы в той же точке, что и в
начале»). Время прошло, - «условное» равное «реальному»; состояние
если и изменилось, то разве что в сторону несколько большей
«объективности», примеси иронии. Такая ирония, легкая отстраненность
(смешанная с нежнейшей интимностью!) чувствуется, например, оба раза
при переходе к побочной, с этим «обманным» отклонением. Кода –
всплеск надежды, энтузиазма, восхищения. Героическое и лирическое
неотделимы друг от друга; побочная, которая «не смогла» прийти в
ре-мажоре в репризе, все-таки «усилием воли» достигает его в коде, -
лучше поздно, пусть в самый последний момент, чем никогда.`
    


Тема:Фантазия для фортепиано до мажор (1836–38)
(28.07.2013 22:10)
Лучшее, на мой взгляд, исполнение, несмотря на отвратительный
контекст.
    
   
         
Наши контакты