Из беседы Дмитрия Бавильского с композитором Павлом Кармановым: `...оказывается, для передачи внутренних состояний есть самые разные пути и варианты — Карманов выбирает гармонию.
— Поэтами или критиками не рождаются: ты становишься поэтом или критиком только тогда, когда тебя так назовут другие. Как быть в этом смысле с композиторами? Вы родились для сочинения музыки? И что для вас означает статус сочинителя?
— Неизвестно, для чего я родился... Моя мама закончила в Новосибирске консерваторию и аспирантуру как пианистка и преподавала в музучилище. Ей не с кем было меня оставлять. Она приводила меня на репетиции Новосибирского симфонического оркестра под управлением Арнольда Каца, где я часами сидел, слушал, смотрел и впитывал.
— Ваша музыка приятна на слух, нежна и красива. Все привыкли, что современная музыка должна быть дискомфортна и деструктивна. Нет ли доступности ваших творений, противоречия с духом времени?
— Моя музыка — зеркало того, что у меня внутри, моего позитивного отношения к людям, публике, окружающему миру.
Несмотря на то что мир, в котором мы живём, жесток, зол, загрязнён и полон абсурдного, я не уверен, что нужно продолжать линию мейнстримового авангарда, всё это иллюстрирующего, так как негативного и без того много вокруг, оно буквально врывается в жизнь каждого в том или ином виде.
С начала ХХ века композиторы всё натуралистичнее рисуют нам картины ниспадающего в бездну. Они пишут о болезненности состояния душ. Зачастую их собственных.
Яркий пример — музыка, использованная в знаменитом фильме Стэнли Кубрика «Сияние» (Shining) с Джеком Николсоном, где буйное и кровавое помешательство героя сопровождается «Плачем по жертвам Хиросимы» Кшиштофа Пендерецкого с легко угадываемым в нём воем подлетающего атомного бомбардировщика.
Я тоже живу сегодня. Но я не «певец сумеречных настроений» (как когда-то говорили про Чехова), это не моё амплуа. Мне почти всегда хочется как-то облегчить жизнь слушателя.
Но разделяю понятия «интересно» и «нравится». Вряд ли я стану слушать для собственного удовольствия творения авангардистов. Но обязательно буду их слушать и пытаться понять, проанализировать, потому что это бывает очень интересно и увлекательно. Если только это не откровенно скучное сочинение, когда мухи дохнут.
Но мне, как правило, необходимо порадовать слушателя, избавить хоть на время от тяжёлых мыслей о кризисе и отпустить домой в улучшенном расположении духа...`
передачи внутренних состояний есть самые разные пути и варианты — Карманов выбирает
гармонию.
— Поэтами или критиками не рождаются: ты становишься поэтом или критиком только тогда,
когда тебя так назовут другие. Как быть в этом смысле с композиторами? Вы родились для
сочинения музыки? И что для вас означает статус сочинителя?
— Неизвестно, для чего я родился... Моя мама закончила в Новосибирске консерваторию и
аспирантуру как пианистка и преподавала в музучилище. Ей не с кем было меня оставлять. Она
приводила меня на репетиции Новосибирского симфонического оркестра под управлением
Арнольда Каца, где я часами сидел, слушал, смотрел и впитывал.
— Ваша музыка приятна на слух, нежна и красива. Все привыкли, что современная музыка
должна быть дискомфортна и деструктивна. Нет ли доступности ваших творений, противоречия с
духом времени?
— Моя музыка — зеркало того, что у меня внутри, моего позитивного отношения к людям,
публике, окружающему миру.
Несмотря на то что мир, в котором мы живём, жесток, зол, загрязнён и полон абсурдного, я
не уверен, что нужно продолжать линию мейнстримового авангарда, всё это иллюстрирующего,
так как негативного и без того много вокруг, оно буквально врывается в жизнь каждого в том
или ином виде.
С начала ХХ века композиторы всё натуралистичнее рисуют нам картины ниспадающего в
бездну. Они пишут о болезненности состояния душ. Зачастую их собственных.
Яркий пример — музыка, использованная в знаменитом фильме Стэнли Кубрика «Сияние»
(Shining) с Джеком Николсоном, где буйное и кровавое помешательство героя сопровождается
«Плачем по жертвам Хиросимы» Кшиштофа Пендерецкого с легко угадываемым в нём воем
подлетающего атомного бомбардировщика.
Я тоже живу сегодня. Но я не «певец сумеречных настроений» (как когда-то говорили про
Чехова), это не моё амплуа. Мне почти всегда хочется как-то облегчить жизнь слушателя.
Но разделяю понятия «интересно» и «нравится». Вряд ли я стану слушать для собственного
удовольствия творения авангардистов. Но обязательно буду их слушать и пытаться понять,
проанализировать, потому что это бывает очень интересно и увлекательно. Если только это не
откровенно скучное сочинение, когда мухи дохнут.
Но мне, как правило, необходимо порадовать слушателя, избавить хоть на время от тяжёлых
мыслей о кризисе и отпустить домой в улучшенном расположении духа...`