В 1911 году Певческий союз пражских учителей обратился к Танееву с просьбой написать сочинение специально для их мужского хора. Танеев ответил согласием и принялся за сочинение цикла хоров на стихи Бальмонта.
Первая и третья тетради были опубликованы в 1914 году издательством «Росмузиздат», издание второй и четвертой тетрадей по каким-то причинам задержалось. Вскоре началась Первая мировая война, и при неизвестных обстоятельствах рукопись ПРОПАЛА. Поиски утраченных партитур на данный момент не увенчались успехом.
Этот опус — в некотором роде явление уникальное: он представляет исключительный интерес как с точки зрения общего развития жанра светской хоровой музыки, так и с точки зрения эволюции стиля Танеева.
Прежде всего следует обратить внимание на то, что Танеев первым из русских композиторов написал столь внушительный опус для мужского хора a cappella. Ничего подобного ни по глубине замысла, ни по сложности, ни по объему в России до того не создавалось. Мужские хоры Танеева на стихи Бальмонта — несомненно, высшее достижение русской хоровой музыки для этого состава.
Безусловная заслуга Танеева состоит также в том, что в области хоровой музыки он первым столь объемно представил творчество Бальмонта. В то время такая заявка была чрезвычайно смелой. На первый взгляд кажется неожиданным, что этот композитор, будучи защитником и последователем классических традиций в искусстве, обратился к творчеству поэта-символиста. В действительности же, оставаясь верным принципам реалистического искусства, он по-своему откликался на веяния времени. Танеев определенно нашел в стихах Бальмонта мотивы, созвучные своему внутреннему миру; возможно, его привлек новый взгляд на вечные вопросы бытия. Хоры различны по содержанию и по настроению, но все они проникнуты духом поэзии Бальмонта.
Нельзя сказать, что обращение к символистским стихам привело композитора к кардинальному обновлению стиля: в целом Сергей Иванович остается на своих позднеромантических позициях. И всё же цикл хоров на стихи Бальмонта — это новый этап в хоровом творчестве Танеева. Символистская поэзия Бальмонта оказала воздействие на мелодико-гармонический язык и фактуру сочинений, но, пожалуй, в наибольшей степени оно проявилось в повышении роли темброво-колористической составляющей. Большинство партитур ор. 35 демонстрируют блестящее владение тонкой темброво-регистровой палитрой, включающей множество оттенков звучания мужского хора.
Цикл Танеева состоит из шестнадцати хоров, объединенных в четыре тетради, в каждой из которых содержится свой художественный замысел.
Sovet
(26.05.2023 21:46)
ТЕТРАДЬ 1
Четыре хора, вошедшие в первую тетрадь, сюжетно между собой не перекликаются, но есть моменты, их объединяющие. Все они связаны с темой Ночи, которая, как уже говорилось, и раньше привлекала Танеева. В четырех пьесах показаны разные стадии этого таинственного времени суток: от вечерней зари через картины собственно ночи к заре утренней. Общим признаком служит также то, что в образно-содержательной структуре всех хоров присутствует нечто приподнятое над повседневностью, находящееся за гранью реальности. Есть и некая закономерность в последовательности расположения хоров внутри тетради, которая, по наблюдениям Л. 3. Корабельниковой, напоминает структуру сонатного цикла: лирическая первая часть, далее причудливое скерцо, третья часть — драматический центр, и последняя пьеса — лирический финал. Наконец, все хоры написаны для трехголосного состава.
Словно в детстве предо мною,
Над речною глубиною,
Нимфы бледною гирляндой обнялись, переплелись.
Брызнут пеной, разомкнутся,
И опять плотней сожмутся,
Опускаясь, поднимаясь, на волне и вверх и вниз.
Шепчут тёмные дубравы,
Шепчут травы про забавы
Этих бледных, этих нежных обитательниц волны.
К ним из дали неизвестной
Опустился эльф чудесный,
Как на нити золотистой, на прямом луче Луны.
Выше истины земной,
Обольстительнее зла,
Эта жизнь в тиши ночной,
Эта призрачная мгла.
3. Сфинкс
Среди песков пустыни вековой,
Безмолвный Сфинкс царит на фоне ночи,
В лучах Луны гигантской головой
Встаёт, растёт, — глядят, не видя, очи.
С отчаяньем живого мертвеца,
Воскресшего в безвременной могиле,
Здесь бился раб, томился без конца, —
Рабы кошмар в граните воплотили.
И замысел чудовищной мечты,
Средь Вечности, всегда однообразной,
Восстал как враг обычной красоты,
Как сон, слепой, немой, и безобразный.
4. Заря
Брызнули первые искры рассвета,
Дымкой туманной покрылся ручей.
В утренний час его рокот звончей.
Ночь умирает... И вот уж одета
В нерукотворные ткани из света,
В поясе пышном из ярких лучей,
Мчится Заря благовонного лета
Из-за лесов и морей,
Медлит на высях обрывистых гор,
Смотрится в зеркало синих озёр,
Мчится Богиня Рассвета.
Следом за ней
Лёгкой гирляндою эльфы несутся,
Хором поют: «Пробудилась Заря!»
Эхом стократным их песни везде отдаются,
Листья друг к другу с безмолвною ласкою жмутся,
В небе — и блеск изумруда, и блеск янтаря,
Нежных малиновок песни кристальные льются:
«Кончилась Ночь! Пробудилась Заря!»
Sovet
(26.05.2023 21:51)
ТЕТРАДЬ 3
Если первую тетрадь в целом можно было охарактеризовать как лирико-мистическую, где музыка направлена на передачу прежде всего ощущений и настроения, содержащихся в поэтическом тексте, то третья тетрадь — драматическая и даже трагическая. Здесь в тексте каждого стихотворения присутствует внутренний конфликт, соответственно и в музыке больше действия и изображения. Все четыре хора этой части цикла посвящены морской теме.
Что касается последовательности пьес, то и здесь можно говорить о сходстве со структурой сонатного цикла. Первый хор — драматическое allegro, второй — своеобразное скерцо, третий — лирико-драматический центр, а последний — обобщающий финал. Первые три хора рассчитаны на исполнение четырехголосным мужским составом, четвертый — двуххорным.
9. Мёртвые корабли
Скрипя, бежит среди валов,
Гигантский гроб, скелет плавучий.
В телах обманутых пловцов
Иссяк светильник жизни жгучей.
Огромный остов корабля
В пустыне Моря быстро мчится,
Как будто где-то есть земля,
К которой жадно он стремится.
За ним, скрипя, среди зыбей
Несутся бешено другие,
И привиденья кораблей
Тревожат области морские.
И шепчут волны меж собой,
Что дальше их пускать не надо, —
И встала белою толпой
Снегов и льдистых глыб громада.
И песни им надгробной нет,
Бездушен мир пустыни сонной,
И только Солнца красный свет
Горит, как факел похоронный.
10. Звуки прибоя
Как глух сердитый шум
Взволнованного Моря!
Как свод Небес угрюм,
Как бьются тучи, споря!
О чём шумит волна,
О чём протяжно стонет?
И чья там тень видна,
И кто там в Море тонет?
Гремит морской прибой,
И долог вой упорный:
«Идём, идём на бой,
На бой с Землею чёрной!
Разрушим грань Земли,
Покроем всё водою!
Внемли, Земля, внемли,
Наш крик грозит бедою!
Мы все зальём, возьмём,
Поглотим жадной бездной,
Громадой волн плеснём,
Взберёмся в мир надзвездный!»
«Шуми, греми, прибой!»
И стонут всплески смеха.
«Идём, идём на бой!» —
«На бой» — грохочет эхо.
11. Морское дно
Сонет
С морского дна безмолвные упрёки
Доносятся до ласковой Луны —
О том, что эти области далёки
От воздуха, от вольной вышины.
Там все живёт, там звучен плеск волны,
А здесь на жизнь лишь бледные намёки,
Здесь вечный сон, пустыня тишины,
Пучины Моря мертвенно-глубоки.
И вот Луна, проснувшись в высоте,
Поит огнём кипучие приливы,
И волны рвутся к дальней Красоте.
Луна горит, играют переливы, —
Но там, под блеском волн, морское дно
По-прежнему безжизненно темно.
12. Морская песня
Всё, что любим, всё мы кинем,
Каждый миг для нас другой: —
Мы сжились душой морской
С вечным ветром, с Морем синим.
Наш полёт
Всё вперёд,
К целям сказочным ведёт.
Рдяный вечер, догорая,
Тонет в зеркале Небес.
Вот он, новый мир чудес,
Вот она, волна морская.
Чудный вид!
Всё молчит,
Только вал морской звучит.
Если мы вернёмся вскоре
Переменчивым путём,
Мы с добычею придём: —
Нам дары приносит Море.
В час ночной,
Под Луной,
Мы спешим к стране иной.
Если ж даль не переспорим
И пробьёт конец мечте, —
Мы потонем в Красоте,
Мы сольёмся с синим Морем,
И на дне,
В полусне,
Будем грезить о волне.
сочинение специально для их мужского хора. Танеев ответил согласием и принялся за
сочинение цикла хоров на стихи Бальмонта.
Первая и третья тетради были опубликованы в 1914 году издательством «Росмузиздат»,
издание второй и четвертой тетрадей по каким-то причинам задержалось. Вскоре началась
Первая мировая война, и при неизвестных обстоятельствах рукопись ПРОПАЛА. Поиски
утраченных партитур на данный момент не увенчались успехом.
Этот опус — в некотором роде явление уникальное: он представляет исключительный интерес
как с точки зрения общего развития жанра светской хоровой музыки, так и с точки зрения
эволюции стиля Танеева.
Прежде всего следует обратить внимание на то, что Танеев первым из русских композиторов
написал столь внушительный опус для мужского хора a cappella. Ничего подобного ни по
глубине замысла, ни по сложности, ни по объему в России до того не создавалось. Мужские
хоры Танеева на стихи Бальмонта — несомненно, высшее достижение русской хоровой музыки для
этого состава.
Безусловная заслуга Танеева состоит также в том, что в области хоровой музыки он первым
столь объемно представил творчество Бальмонта. В то время такая заявка была чрезвычайно
смелой. На первый взгляд кажется неожиданным, что этот композитор, будучи защитником и
последователем классических традиций в искусстве, обратился к творчеству поэта-символиста.
В действительности же, оставаясь верным принципам реалистического искусства, он по-своему
откликался на веяния времени. Танеев определенно нашел в стихах Бальмонта мотивы,
созвучные своему внутреннему миру; возможно, его привлек новый взгляд на вечные вопросы
бытия. Хоры различны по содержанию и по настроению, но все они проникнуты духом поэзии
Бальмонта.
Нельзя сказать, что обращение к символистским стихам привело композитора к кардинальному
обновлению стиля: в целом Сергей Иванович остается на своих позднеромантических позициях.
И всё же цикл хоров на стихи Бальмонта — это новый этап в хоровом творчестве Танеева.
Символистская поэзия Бальмонта оказала воздействие на мелодико-гармонический язык и
фактуру сочинений, но, пожалуй, в наибольшей степени оно проявилось в повышении роли
темброво-колористической составляющей. Большинство партитур ор. 35 демонстрируют блестящее
владение тонкой темброво-регистровой палитрой, включающей множество оттенков звучания
мужского хора.
Цикл Танеева состоит из шестнадцати хоров, объединенных в четыре тетради, в каждой из
которых содержится свой художественный замысел.
Четыре хора, вошедшие в первую тетрадь, сюжетно между собой не перекликаются, но есть
моменты, их объединяющие. Все они связаны с темой Ночи, которая, как уже говорилось, и
раньше привлекала Танеева. В четырех пьесах показаны разные стадии этого таинственного
времени суток: от вечерней зари через картины собственно ночи к заре утренней. Общим
признаком служит также то, что в образно-содержательной структуре всех хоров присутствует
нечто приподнятое над повседневностью, находящееся за гранью реальности. Есть и некая
закономерность в последовательности расположения хоров внутри тетради, которая, по
наблюдениям Л. 3. Корабельниковой, напоминает структуру сонатного цикла: лирическая первая
часть, далее причудливое скерцо, третья часть — драматический центр, и последняя пьеса —
лирический финал. Наконец, все хоры написаны для трехголосного состава.
1. Тишина
Чуть бледнеют янтари
Нежно-палевой зари.
Всюду ласковая тишь,
Спят купавы, спит камыш.
Задремавшая река
Отражает облака,
Тихий, бледный свет небес,
Тихий, тёмный, сонный лес.
В этом царстве тишины
Веют сладостные сны,
Дышит ночь, сменяя день,
Медлит гаснущая тень.
В эти воды с вышины
Смотрит бледный серп Луны,
Звёзды тихий свет струят,
Очи ангелов глядят.
2. Призраки
Шелест листьев, шёпот трав,
Переплеск речной волны,
Ропот ветра, гул дубрав,
Ровный бледный блеск Луны.
Словно в детстве предо мною,
Над речною глубиною,
Нимфы бледною гирляндой обнялись, переплелись.
Брызнут пеной, разомкнутся,
И опять плотней сожмутся,
Опускаясь, поднимаясь, на волне и вверх и вниз.
Шепчут тёмные дубравы,
Шепчут травы про забавы
Этих бледных, этих нежных обитательниц волны.
К ним из дали неизвестной
Опустился эльф чудесный,
Как на нити золотистой, на прямом луче Луны.
Выше истины земной,
Обольстительнее зла,
Эта жизнь в тиши ночной,
Эта призрачная мгла.
3. Сфинкс
Среди песков пустыни вековой,
Безмолвный Сфинкс царит на фоне ночи,
В лучах Луны гигантской головой
Встаёт, растёт, — глядят, не видя, очи.
С отчаяньем живого мертвеца,
Воскресшего в безвременной могиле,
Здесь бился раб, томился без конца, —
Рабы кошмар в граните воплотили.
И замысел чудовищной мечты,
Средь Вечности, всегда однообразной,
Восстал как враг обычной красоты,
Как сон, слепой, немой, и безобразный.
4. Заря
Брызнули первые искры рассвета,
Дымкой туманной покрылся ручей.
В утренний час его рокот звончей.
Ночь умирает... И вот уж одета
В нерукотворные ткани из света,
В поясе пышном из ярких лучей,
Мчится Заря благовонного лета
Из-за лесов и морей,
Медлит на высях обрывистых гор,
Смотрится в зеркало синих озёр,
Мчится Богиня Рассвета.
Следом за ней
Лёгкой гирляндою эльфы несутся,
Хором поют: «Пробудилась Заря!»
Эхом стократным их песни везде отдаются,
Листья друг к другу с безмолвною ласкою жмутся,
В небе — и блеск изумруда, и блеск янтаря,
Нежных малиновок песни кристальные льются:
«Кончилась Ночь! Пробудилась Заря!»
Если первую тетрадь в целом можно было охарактеризовать как лирико-мистическую, где
музыка направлена на передачу прежде всего ощущений и настроения, содержащихся в
поэтическом тексте, то третья тетрадь — драматическая и даже трагическая. Здесь в тексте
каждого стихотворения присутствует внутренний конфликт, соответственно и в музыке больше
действия и изображения. Все четыре хора этой части цикла посвящены морской теме.
Что касается последовательности пьес, то и здесь можно говорить о сходстве со структурой
сонатного цикла. Первый хор — драматическое allegro, второй — своеобразное скерцо, третий
— лирико-драматический центр, а последний — обобщающий финал. Первые три хора рассчитаны
на исполнение четырехголосным мужским составом, четвертый — двуххорным.
9. Мёртвые корабли
Скрипя, бежит среди валов,
Гигантский гроб, скелет плавучий.
В телах обманутых пловцов
Иссяк светильник жизни жгучей.
Огромный остов корабля
В пустыне Моря быстро мчится,
Как будто где-то есть земля,
К которой жадно он стремится.
За ним, скрипя, среди зыбей
Несутся бешено другие,
И привиденья кораблей
Тревожат области морские.
И шепчут волны меж собой,
Что дальше их пускать не надо, —
И встала белою толпой
Снегов и льдистых глыб громада.
И песни им надгробной нет,
Бездушен мир пустыни сонной,
И только Солнца красный свет
Горит, как факел похоронный.
10. Звуки прибоя
Как глух сердитый шум
Взволнованного Моря!
Как свод Небес угрюм,
Как бьются тучи, споря!
О чём шумит волна,
О чём протяжно стонет?
И чья там тень видна,
И кто там в Море тонет?
Гремит морской прибой,
И долог вой упорный:
«Идём, идём на бой,
На бой с Землею чёрной!
Разрушим грань Земли,
Покроем всё водою!
Внемли, Земля, внемли,
Наш крик грозит бедою!
Мы все зальём, возьмём,
Поглотим жадной бездной,
Громадой волн плеснём,
Взберёмся в мир надзвездный!»
«Шуми, греми, прибой!»
И стонут всплески смеха.
«Идём, идём на бой!» —
«На бой» — грохочет эхо.
11. Морское дно
Сонет
С морского дна безмолвные упрёки
Доносятся до ласковой Луны —
О том, что эти области далёки
От воздуха, от вольной вышины.
Там все живёт, там звучен плеск волны,
А здесь на жизнь лишь бледные намёки,
Здесь вечный сон, пустыня тишины,
Пучины Моря мертвенно-глубоки.
И вот Луна, проснувшись в высоте,
Поит огнём кипучие приливы,
И волны рвутся к дальней Красоте.
Луна горит, играют переливы, —
Но там, под блеском волн, морское дно
По-прежнему безжизненно темно.
12. Морская песня
Всё, что любим, всё мы кинем,
Каждый миг для нас другой: —
Мы сжились душой морской
С вечным ветром, с Морем синим.
Наш полёт
Всё вперёд,
К целям сказочным ведёт.
Рдяный вечер, догорая,
Тонет в зеркале Небес.
Вот он, новый мир чудес,
Вот она, волна морская.
Чудный вид!
Всё молчит,
Только вал морской звучит.
Если мы вернёмся вскоре
Переменчивым путём,
Мы с добычею придём: —
Нам дары приносит Море.
В час ночной,
Под Луной,
Мы спешим к стране иной.
Если ж даль не переспорим
И пробьёт конец мечте, —
Мы потонем в Красоте,
Мы сольёмся с синим Морем,
И на дне,
В полусне,
Будем грезить о волне.