|
Скачать ноты 
Demetrio/Eumene - Dalmacio Gonzales; Polibio - Giorgio Surjan; Lisinga - Christine Weidinger; Siveno - Sara Mingardo; Orchestra sinfonica di Craz; Coro da camera sluk di Bratislava - Massimiliano Carraro. Recorded 27 July 1992.
|
||
исполнителями были Лодовико Оливьери, бас (Полибий, король Партии); Мария Эстер Момбелли,
сопрано (Лизинга, его дочь); Марианна ”Анна” Момбелли, контральто (Сивено); Доменико
Момбелли, тенор (Деметрио, король Сирии, отец Сивено).
Demetrio e Polibio:
01. Sinfonia
02. Mio figlio non sei
03. Vanne al tempio, o Siveno
04. Pien di contento in seno
05. Signor, di Siria un messager s”avanza
06. Non cimentar lo sdegno
07. O di Polibio sudditi fedele
08. Nobil Gentil Donzella
09. Deh! Fate, amici Dei, che in tal momento
10. Alla pompa giа” m”appresso
11. Dell”ara v”appressate, o figli, al piede
12. Questo cor ti giura amore
13. Si”, mia vita sarai
14. Sempre teco ognor contenta
15. Che pensi, o padre!
16. Andiamo taciti a lento passo
17. Amici, ormai propizia appieno
18. All”alta impresa tutti
19. Mi scende sull”alma
20. Fermatevi, io sol m”inoltrero”
21. Ohime”, crudel, che tenti
22. Ah Che La Doglia Amara
23. Ove La Cara Figlia
24. Come Sperar Riposo
25. Onao, Ove T”en Vai?
26. Donami Omai Siveno
27. Ov”e Lisinga?
28. Perdon Ti Chiedo, O Padre
29. Inosservato Io Vidi
30. Io Piu Sposo Non Ho, Per Man D”un Empio
31. Superbo, Ah! Tu Vedrai
32. Quanto E Possente Amor
33. Che Feci Mai! Ove N”ando Siveno
34. Lungi Dal Figlio Amato
35. Festosi Al Re Si Vada
36. Oh Ciel, Che Miro! Lisinga La Figlia
37. Quai Moti Al Cor Io Sento
лет. Боже мой, сколько было пролито слез на репетициях и дома. Ну и понятно «дитя» есть
дитя! Но гениальное! А ведь сочинил то он ее случайно. Это первая его опера- серия, с
«обширной» симфонией! Да такие увертюры в то время совершенно были не характерны в Италии.
Их писали для того, чтобы зрители могли рассаживаться, мило болтать и все такое, готовить
«помидоры» для непонравившихся «теноров» и «примадонн», а тут такая «длинная» симфония. Да
оно и понятно, изучение Моцарта и Гайдна не прошло даром. Писалась опера примерно так:
(Почему ее и называют «случайная опера»). Россини, просто приносили тексты с ариями,
ансамблями или хорами,. Потом платили за каждую отдельно. Юнец был есессено;) этому рад!
Несколько пиастров платили -не более! Сюжет оперы Россини не знал вплоть до самого ее
конца. Либретто вообще в глаза не видел. Так ведь либретто и не было вовсе. Короче ляпали
черти как. Вот это прекрасное «черти как» здесь и представлено. Но какое «черти как»!
.Заслушаешься!! «Так я и написал, сам того не зная, первую оперу.!» Вспоминал впоследствии
Россини. Андантино тонкое изысканное, подвижное, нежное, я бы сказал: ранимая юность
Россини; темпераментное аллегро-оно и понятно- все в духе Моцарта. Я бы сказал, что это
самая трепетная опера у Россини. Робкая!. Здесь еще нет его знаменитых «крешендо»!Да! И
диалоги под сурдинку. «Деметрио и Полибио- нежнейший цветок столь юной души молодого
Россини; такой чудный, прекрасный незащищенный, наивный. Вот «он- маэстро» весь,
«незнающий ничего»!! То есть как писать оперы..Я имею ввиду! Но написал же! И пошло,
поехало…Интересна эта опера тем, что можно в подробностях рассмотреть, как всходило
крупнейшее явление! Оперное«Солнце Италии»! (Вернее еще совсем «Солнышко»), которое
впоследствии превратится в настоящее «Светило», от лучей которого родятся такие звезды
как: Беллини, Доницетти, Верди, Пуччини.
Как писал о нем Байрон «О славе Россини в Англии»!!
«О, нежные, чувствительные трио!
О, песен итальянских благозвучие!
О, «Mamma mia!» или «Amor mio!»,
И «Tanti palpiti» при всяком случае,
Но Англия у него был еще впереди! А сей час «Деметрио и Полибио»! Да!
Предупреждаю. Все запутанно. Ну вообщем как и в моей жизни. ;)
События оперы происходят на Востоке, что было традиционно Для оперных сюжетов тех дней.
Восточная экзотика манила и слушателей, и авторов. Синьора Момбелли оказалась в русле
модных веяний своего времени. Действие «Деметрио и Полибио» разворачивается в некоем
государстве Патри.
Первый акт этой «случайно» написанной оперы начинается лирической сценкой царя Полибио с
его приемным сыном Сивено, которого любит как родного и даже хочет сделать своим
наследником. Звучит элегическое дуэттино. Опера начинается с ансамбля?! Это вместо-то
выходной арии? Быть может, такое дерзкое новаторство не было вполне осознано юным
композитором, но от этого оно не становится менее оригинальным и свежим. Герои исполнены
чувством родственной любви друг к другу. Согласно устоявшейся дуэтной традиции Сивено
повторяет мелодию Полибио. Но вот интересная особенность – пунктирный нисходящий ход у
царя заменен в партии Сивено мягким триольным движением! С самых первых тактов мы видим
упорное стремление юного Джоаккино к правдивой выразительности своей музыки, что в данном
случае проявилось в индивидуализации вокальных партий героев. И пусть дифференциация
средств минимальна, но тонким и неброским штрихом она подчеркивает различие характеров
персонажей. Полибио суров и благороден. Сивено юн и неопытен.
Однако счастливая идиллия неожиданно нарушается прибытием послов из Сирии, соседнего
враждебного государства, во главе с приближенным царя Деметрио Эвменеем. Послы преподносят
Полибио дорогие подарки. Но это все неспроста. Взамен они требуют отдать им Сивено, по их
словам, сына любимого придворного царя Деметрио. Мальчик потерялся во время войн. Теперь
вельможа умер, и царь хочет иметь при себе его наследника. Ариозо Эвменея исполнено блеска
и виртуозности. Оно вполне выдержано в традициях итальянской оперы-сериа. Решимость и
отвага героя подчеркнуты в музыке широкими скачками и активной ритмикой.
Полибио и возмущен, и растерян: неужели у него отнимут Сивено, на которого возложены
такие большие надежды? Сивено тоже встревожен. Он любит Лизингу, дочь Полибио, и девушка
отвечает юноше взаимностью. Вдруг их счастье будет разбито? Потому-то царь и желает
отстоять чувства свои и своих близких. Звучит его гневный дуэт-диалог с Эвменеем.
Возбуждение героев достигает большой силы. А передает это юный Россини при помощи введения
полифонических приемов. И пусть они еще несовершенны, пусть несложны и неоригинальны,
пусть неразнообразны и даже немногочисленны, но они есть! Так сценическое положение
максимально приближается к правде, естественно, насколько позволяли устоявшиеся оперные
традиции.
Отказ Полибио отдать своего приемного сына вызывает гнев Эвменея, который в ярости
грозит войной.
Но что бы там ни было, а жизнь продолжается. Сивено и Лизинга любят друг друга, и
Полибио решает устроить их счастье, венчает молодых. Свои чувства счастливые влюбленные
изливают в лирическом дуэте «Это сердце тебе клянется в любви». Мелодия его проста и
просветленна, исполняется героями в терцию, что является традиционным для итальянского
дуэтного пения, как профессионального, так и народного. Сам композитор говорил
впоследствии, что дуэт пользовался довольно большой популярностью в Италии.
Счастье супругов безмерно, но Сивено должен идти сражаться с врагами. И вот Лизинга
одна… Начинается финал I действия. Как известно, развернутые финальные сцены –
традиционная принадлежность комических, а не серьезных опер. Перед нами же типичная
опера-сериа. Перенесение такого музыкально-драматургического средства в серьезную опер
было веянием XIX века. В начале финала звучит каватина Лизинги с умиротворенным
настроением. Интересно отметить, что этот, казалось бы, традиционный номер с его
лирической плавной мелодией имеет сквозное строение, то есть в нем нет повторяющихся
разделов, что не характерно для оперы-сериа. Нововведение юного Россини стало данью его
богатейшей творческой фантазии, бьющей ключом прекрасных мелодий. Тем временем Эвменей с
войсками пришел в царство Полибио. Он призывает своих воинов к ратным подвигам, но планы
полководца далеки от кровавых сражений. Он решает похитить Сивено. Однако происходит
неожиданная путаница! В темноте вместо Сивено Эвменей похищает Лизингу. Поворот сюжета
удивительно несуразный. И даже глупый и неправдоподобный, зато вполне выдержанный в
традициях серьезной оперы XVIII века, всегда славившейся громоздкими путаными либретто.
Лизинга пытается вырваться и убежать, Эвменей грозит убить ее. Звучит гневный диалог.
Интонации реплик героев ярки и выразительны, приближены к разговорной речи. Царская дочь
не нужна Эвменею, но он решает выменять ее на Сивено.
В поисках Лизинги Полибио, Сивено и верный слуга Онао с воинами подходят к лагерю
Эвменея. Они видят все происходящее, они возмущены и встревожены, но не могут спасти
царевну. Проход в лагерь пылает в огне. Начинается финальный квартет с хором. Хотя героев
на сцене пятеро, одновременно в ансамбле звучит не более четырех голосов. Партии
действующих лиц не индивидуализированы, то есть не несут в себе специфических черт,
свойственных только данному герою. Сейчас это не противоречит художественной правде – все
герои взволнованы, испытывают аналогичные чувства, поэтому автор с полным правом
характеризует различных персонажей одинаковыми средствами. Этим ансамблем «возмущения»
заканчивается I действие оперы.
Начало II акта вновь переносит нас в покои дворца Полибио. Несчастный отец горюет по
похищенной дочери. Придворные утешают его. Действие начинается хором. И хотя его фактура
несложна, и он не отличается ни богатством, ни разнообразием, важно отметить, что хор в
первом произведении молодого композитора имеет отдельный номер, то есть звучит
самостоятельно, а не сопровождает арию или ансамбль. Итальянским серьезным операм это не
свойственно и явилось выходом за рамки сложившихся традиций. Внимание к такому яркому
музыкально-драматическому средству, как хор, не было случайным. Сказался опыт работы в
болонских театрах в качестве хормейстера. Именно тогда Джоаккино смог оценить значение
хора в создании правдивости и массовости действия.
Верные слуги Полибио – Онао и Ольмира – хотят помочь своему господину. Надо выручать
похищенную Лизингу. Поскольку музыка писалась в расчете на маленькую труппу Момбелли, то
эти второстепенные герои лишены сольных партий и обычно участвуют в ансамблях. В данной же
сцене они исполняют только речитатив.
Сивено полон решимости идти спасать любимую. Однако, когда он встречается с Эвменеем,
тот замечает на груди у Сивено медальон, по которому признает в нем своего родного сына,
отданного много лет назад в дом вельможи Минтео, чтобы ребенок был в безопасности во время
боевых действий. Счастливый Эвменей возвращает Лизингу. Сивено же должен остаться с ним!
Стало быть, молодые супруги будут опять разлучены и несчастны. Голоса Эвменея, Полибио,
Сивено и Лизинги сливаются в знаменитом квартете «Извини меня, Сивено». Полибио и Эвменей
предвкушают скорую месть, Лизинга и Сивено боятся разлуки, но персонажи, обуреваемые
различными чувствами, охарактеризованы одними и теми же мелодиями с великолепными
полифоническими имитациями. Несоответствие психологической правде было данью сложившимся
традициям. Неужели шаловливый гений юного Россини сковали косные театральные привычки?
Ведь он всегда что-нибудь да сделает по-своему, необычно и оригинально! Так оно и есть.
Традиционный с виду квартет совершенно неожиданно кончается восклицанием всех участвующих
голосов. Подобное завершение квартета было несомненно смелостью со стороны молодого
композитора, что, однако, воспринималось публикой с восторгом.
Казалось бы, счастье молодых героев безвозвратно разрушено. Но это не так. Нежная
Лизинга готова бороться за свою любовь, хочет убить Эвменея, а верная Ольмира намерена
помочь ей. Темной ночью войска Полибио пробираются в лагерь противника, и Эвменею кажется,
что Сивено предал его. Гневные реплики героя выделяются в трио, звучащем в этот
напряженный момент. В ансамбле участвуют Лизинга, Сивено и Эвменей. Неожиданно Сивено
заявляет, что будет защищать отца. Такое благородство покоряет грозного Эвменея. На
радостях он всех прощает и соединяет влюбленных. Все трое едут к Полибио, удивлению
которого нет предела при виде любимых детей с Эвменеем. Однако интрига оперы не
заканчивается. Хотя действие уже близится к развязке, впереди предстоят еще удивительные
открытия. Ох уж эти оперы-сериа с их нагромождением самых несуразных событий! Так и
происходит. Эвменей признается, что он не посланник царя Деметрио, а сам царь. Этот
сюжетный поворот был надуманным и, вероятно, представлялся молодому композитору лишним.
Лучшим доказательством этого может служить то, что такое важное признание делается в
речитативе secco (неаккомпанированном речитативе). А сразу после этого звучит финальный
ансамбль, в котором примирившиеся Деметрио и Полибио и счастливые Сивено и Лизинга
соединяют свои голоса в едином ансамбле.
красочно дополняющей картину эпохи, которую без этих строк трудно представить и
почувствовать:
«Demetrio e Polibio» Россини я слышал точно так же только один раз; это было в 1814 году.
Однажды июньским вечером в Брешии около двадцати трех часов (семь часов вечера) мы ели
мороженое в саду графини Л***, в тени огромных деревьев, которые среди окружающей жары
дают этому уголку живительную прохладу. Сад этот, который несколько поднимается над
уровнем огромной Ломбардской равнины, расположен в тени возвышающегося над городом
лесистого холма. Одна из дам стала напевать вполголоса какуюто арию, которая, должно быть,
всем понравилась, потому что все замолчали. «Что это за ария?» — спросили у нее, когда она
кончила петь. «Это из «Деметрия и Полибия». Это знаменитый дуэт: Questo cor ti giura
affetto (Это сердце тебе клянется в любви (итал.).
— Маленькие Момбелли дают завтра в Комо «Деметрия»?
— Ну да: Россини написал эту оперу для них (1812 год), и в ней есть положения, которые их
отец, старый тенор Момбелли, подсказал ему как наиболее выигрышные для голосов его
дочерей.
— А верно ли, что эту оперу писал Россини? — спросила одна из дам. — Уверяют, что над
музыкой к ней трудился сам Момбелли. Может быть, он натолкнул Россини на один из старых
мотивов, которые были в моде, когда он, Момбелли, блистал на сцене? Говорят, что маленькие
Момбелли в родстве с Россини.
— А не поехать ли нам в Комо посмотреть на открытие театра? — говорит хозяйка.
— Поедем в Комо, — отвечают ей со всех сторон; и вот меньше чем через полчаса почтовые
лошади мчат наши четыре кареты через Бергамо по дороге в Комо. Дорога эта проходит среди
холмов, может быть красивейших в Европе. Приходилось гнать лошадей, чтобы прибыть в Комо
на рассвете, прежде чем солнце начнет палить, и нам так этого хотелось, что мы сумели
справиться со страхом перед разбойниками, на которых легко можно натолкнуться в
окрестностях Брешии и Бергамо и у которых в Брешии есть свои наводчики. По-моему, от
страха, который испытывали женщины, наше наслаждение становилось даже еще острее. Под
предлогом того, что мы хотим развлечь их, мы позволили себе пускаться в разговоры на самые
необычные темы, невозможные ни в одной другой стране, и во всем этом была какая-то доля
безумия, передававшаяся нам от этой прекрасной ночи stellata (Звездной (итал.). В этой
упоительной стране само небо не похоже на наше. Эти озера, эти цепи гор, покрытых высокими
каштанами, оливковыми и апельсиновыми деревьями, которые тянутся от Бассано до Домо
д`Оссола, может быть, самое прекрасное из всего, что существует на свете. Так как ни один
путешественник не прославлял еще этих мест, они почти никому не известны, и я не буду
говорить о них, чтобы слова мои не сочли за преувеличение. Я и так уже боюсь, чтобы меня
не стали упрекать в том, что я переоцениваю силу воздействия музыки.
Мы приехали в Комо в девять часов утра. Солнце уже начинало припекать; я был в
приятельских отношениях с хозяином гостиницы «Анджело», которая выходила на озеро (в
Италии никогда не следует пренебрегать никакой дружбой); он разместил нас в очень
прохладных комнатах. Волны озера плескались под нашими окнами; балкон был всего в восьми
футах над ними. Для тех из нас, кто захотел купаться, сейчас же нашлись крытые тентом
лодки. Освежившись и отдохнув, мы в восемь часов сидели в новом театральном зале Комо,
который в этот вечер был открыт для публики. Собралось множество народу. Сюда съехались из
monti di Brianza, Варезе, Белладжо, Лекко, Кьявены и Трамеццины, со всех берегов озера на
расстоянии тридцати миль в окружности. За наши три ложи нам пришлось заплатить 40 цехинов
(450 франков), и то еще нам сделали одолжение; этим мы были обязаны моему приятелю,
хозяину гостиницы «Анджело».
Чтобы построить этот театр, открытие которого состоялось в тот вечер, — одно из самых
простых и вместе с тем прекрасных произведений архитектуры, — сложились все зажиточные
люди города Комо и его окрестностей. Огромный портик, поддерживаемый шестью высокими
коринфскими колоннами и бронзовыми капителями, служит навесом, так чтобы публике было
удобно выходить из экипажей. Соображения пользы хорошо сочетаются здесь с красотою
архитектуры. Портик этот построен на красиво расположенной площади позади великолепного
собора в умеренно-готическом стиле. Слева
от этой площади возвышается покрытый деревьями холм, обрамленный с каждой стороны озером
Комо. Мы нашли, что внутренняя отделка театра смелостью и простотой своих линий
соответствует мужественной красоте фасада.И такое здание было воздвигнуто на деньги
частных лиц в городе с десятью тысячами жителей, где чуть ли не все улицы заросли травой.
Мне невольно вспомнилось, что последние двадцать лет, бывая в Дижоне, я вижу там один и
тот же театр, стены которого на десять футов поднимаются над поверхностью земли. Правда,
Дижон дал Франции двадцать знаменитых умов: Бюффона, де Бросса, Боссюэ, Пирона, Кребильона
и др.; но раз нашей сильной стороной является ум, то надо думать, что у нас его хватит,
чтобы удовлетвориться превосходством в области литературы и предоставить пальму первенства
в искусстве прекрасной Италии.
Один очень симпатичный офицер и к тому же красавец, г-н М***, адъютант генерала Л.,
знакомый наших дам, с которым нам посчастливилось встретиться в atrio (Подъезд (итал.),
рассказал мне все те мелкие подробности, которые бывает очень интересно знать, когда
попадаешь в незнакомый театр.
«Труппа, которую вы сейчас увидите, — сказал он, — состоит из членов одной семьи. Из двух
сестер Момбелли одна, которая в театре всегда бывает одета мужчиной, играет роль musico, —
это Марианна; другая, Эстер, с голосом большего диапазона, но, может быть, не обладающим
такой удивительной мелодичностью, исполняет роли примадонн. В «Деметрии и Полибии», опере,
которую комитет комских любителей избрал для открытия своего театра, старый Момбелли, в
прошлом знаменитый тенор, исполняет роль короля. Роль главаря заговорщиков исполняет некий
Оливьери, добрый малый, многолетняя привязанность г-жи Момбелли-матери. Чтобы быть
полезным семье, он выполняет полезные роли в театре, а дома состоит поваром и maestro di
casa (Домоправителем). Не будучи красивыми, сестры Момбелли обладают внешностью, которая
обычно всем нравится; но добродетель их непомерна. По-видимому, их отец, человек
честолюбивый (un dirittone), хочет их выдать замуж».
Войдя таким образом в курс всех театральных дел, мы наконец дождались начала «Деметрия и
Полибия». Никогда я, вероятно, так остро не чувствовал, какой великий художник Россини. Мы
просто обезумели от восторга, иначе этого назвать нельзя. На каждом шагу звучали самые
чистые мотивы, самые сладостные мелодии. Мы как будто заблудились, бродя по аллеям
чудесного парка, вроде Виндзорского, где каждый новый уголок хочется назвать самым
красивым, пока наконец, поразмыслив немного над нашими восторгами, мы не вспомним, что уже
не раз употребляли это слово применительно к другим местам.
Есть ли еще хоть одно произведение, где было бы столько сладости и столько нежности,
причем именно той особой нежности, которая рождается под солнцем Италии и в которой
поэтому нет ни горя, ни грусти (Этим швейцарские пейзажи отличаются от пейзажей прекрасной
Авзонии. См. прелестное описание Варезе в «Journal de Debats» 29 июля 1823 года.), а лишь
какая-то умиротворенность сильной души; есть ли что-нибудь трогательнее каватины: Pien di
contento il seno? (Радости грудь полна (итал.)
Исполнение этой арии Марианной Момбелли, ныне г-жой Ламбертини, показалось нам шедевром
canto liscio e spianato (пения простого и чистого, без претенциозных украшений; таков
стиль Вергилия в сравнении со стилем г-жи де Сталь, в котором каждая фраза до последней
степени насыщена чувствительностью и философией). Это было так давно, что теперь я не могу
уже сказать, в чем заключалось самое либретто, но зато мне вспоминается, и очень ясно, как
будто это было вчера, что когда она дошла до дуэта сопрано и баса: Mio figlio non sei, Pur
figlio ti chiamo (Ты мне не сын, хоть зову тебя сыном (итал.), — мы перестали хвалить
каватину и решили, что это самое лучшее изображение отцовской любви, страстной и нежной.
Мы подумали: «Вот стиль «Танкреда», но по выразительности это выше». Когда мы услышали
квартет: Donami omai, Siveno (Сивено, подари мне... (итал.),— всякая мера была уже
потеряна; восторг наш перешел все границы.
Теперь, когда прошло уже двадцать лет, в течение которых, за отсутствием лучшего, я
слушал немало музыки, я смело могу заявить, что этот квартет — один из шедевров Россини.
Лучше этого нет ничего на свете: если бы Россини написал один этот квартет, Моцарт и
Чимароза признали бы его за равного. У него есть такая легкость мелодии (в живописи
сказали бы: «Сделано из ничего »), которой я никогда не встречал у Моцарта.
Помнится, впечатление было настолько сильно, что артистам, которые повторили этот номер,
пришлось бы, вероятно, исполнять его в третий раз, если бы один из друзей семьи Момбелли
не вышел в партер и не сказал любителям музыки, что у сестер Момбелли слабое здоровье и
что если их заставят еще раз повторить этот квартет, они будут потом не в состоянии
исполнять все последующие номера оперы. «Но есть ли еще хоть один номер, который мог бы
сравниться с этим по силе?» — «Ну конечно, — ответил друг семьи Момбелли, — там есть дуэт
двух любовников: Questo cor ti giura amore — и еще два или три номера». Этот довод возымел
свое действие на зрителей партера, и любопытство укротило самые неистовые восторги. Нам не
напрасно указали на дуэт: Questo cor ti giura amore, — изображая любовь, нельзя было
сделать это с большей грацией и с меньшей долей грусти.
Прелесть этих божественных кантилен еще возросла от фации и, если так можно выразиться,
скромности аккомпанемента. Эти мелодии были первыми цветами, которые создало воображение
Россини; в них была вся свежесть утра жизни.
В более поздние годы Россини углубился в сумрачные страны севера, где рядом с красотами
природы зияет ужасная бездна, наводящая на человека грусть, и этот ужас становится
неотъемлемой принадлежностью нового идеала красоты (Аккомпанемент к появлению Моисея в
опере того же названия).
Этот великий композитор, чтобы произвести впечатление, прибегает к контрастам и умеет
пробудить восторги в сердцах нечувствительных и в музыкантах, исполненных немецкой
учености. Если исключить Моцарта, то все музыканты, родившиеся за пределами Италии,
собравшись вместе, никогда не смогли бы написать такого квартета, как Donami omai, Siveno.