Оригинальное название — Les contes d’Hoffmann.

Опера в трех действиях с прологом и эпилогом Жака Оффенбаха на либретто (по-французски) Жюля Барбье, основанное на пьесе самого Барбье и Мишеля...Читать дальше

Оригинальное название — Les contes d’Hoffmann.

Опера в трех действиях с прологом и эпилогом Жака Оффенбаха на либретто (по-французски) Жюля Барбье, основанное на пьесе самого Барбье и Мишеля Карре, которая, в свою очередь, основана на трех новелалх Э.Т.А.Гофмана.

Действующие лица:

ЛИНДОРФ, нюрнбергский советник (бас или баритон)
СТЕЛЛА, оперная певица (сопрано)
АНДРЕАС, ее слуга (тенор)
ЛЮТЕР, хозяин кабачка (бас)
ГОФМАН, поэт (тенор)
НИКЛАУС, его друг (меццо-сопрано)
СПАЛАНЦАНИ, физик-изобретатель (тенор)
КОШНИЛЬ, его слуга (тенор)
КОППЕЛИУС, партнер Спаланцани (бас или баритон)
ОЛИМПИЯ, механическая кукла (сопрано)
ДЖУЛЬЕТТА, куртизанка (сопрано)
ШЛЕМИЛЬ, ее поклонник (тенор)
ПИТТИКИНАЧЧО, ее обожатель (тенор)
ДАПЕРТУТТО, злой гений (баритон)
КРЕСПЕЛЬ, мюнхенский советник (баритон)
АНТОНИЯ, его дочь (сопрано)
ФРАНЦ, его слуга (тенор)
Д-Р МИРАКЛЬ, врач (бас или баритон)
ГОЛОС МАТЕРИ АНТОНИИ (меццо-сопрано)
МУЗА ПОЭЗИИ (сопрано)

Время действия: начало XIX века.
Место действия: Германия и Италия.
Первое исполнение: Париж, 10 февраля 1881 года.

«Гофман» в нашем заголовке — это талантливый немецкий автор, юрист, композитор, литературный критик и карикатурист, получивший при крещении имена Эрнст Теодор Вильгельм Гофман. Он изменил свое третье имя на Амадей (Амадеус) из-за своей страстной любви к творениям Моцарта, чьего «Дон-Жуана» он интерпретировал в высшей степени романтически. Эта его трактовка оказала значительное влияние на современников. Он написал также три новеллы, которые легли в основу оперы Оффенбаха, хотя сам он не был героем ни одной из них, как это произошло в опере. Кроме того, у Гофмана они намного более мрачны и романтичны, чем их трансформации в либретто данной оперы. (Названия новелл Гофмана таковы: «Песочный человек», «Сказка о потерянном изображении» и «Советник Креспель»).

За тридцать лет до того как была сочинена эта опера, ее либреттисты исполнили в театре «Одеон» в Париже комедию, не имевшую большого успеха. Она называлась «Les contes d`Hoffmann». В ней три молодых героя этих сказок были превращены в самого Гофмана, а название оперы стало своеобразным каламбуром: «Сказки Гофмана» стали сказками Гофмана как потому, что их автор — Гофман, так и потому, что они повествуют о Гофмане. Когда эта комедия оказалась уже почти забытой, Барбье переработал ее в либретто и с успехом предложил его Гектору Саломону, Шарлю Гуно и Жаку Оффенбаху. Саломон был совершенно очарован либретто, но в конце концов деликатно уступил его своему коллеге, Оффенбаху.

В это время Оффенбах был самым блестящим композитором французских оперетт, исполнявшихся с огромным успехом, и никто с тех пор не осмеливался соперничать с ним. Он создал к тому моменту почти сотню этих музыкальных сладостей, но среди них не было ничего серьезного. Эта опера потребовала от него огромных усилий, он работал очень тяжело, был в то время серьезно болен и молился, чтобы не умереть, не увидев оперу на сцене. Он дожил до того момента, когда опера была исполнена в домашней обстановке под аккомпанемент фортепиано, затем он забрал рукопись, чтобы переписать партию Гофмана, которая была сочинена для баритона, а теперь он хотел, чтобы это был тенор. Но он не дожил до того дня, когда опера была впервые представлена публике и имела огромный успех; он не успел даже закончить оркестровку. Первое действие он оркестровал сам; остальное суждено было сделать Эрнсту Гиро, который оказал аналогичную услугу «Кармен», сочинив для нее речитативы уже после смерти Бизе.

Опера с самого начала имела огромный успех в Париже, где уже в первый сезон была исполнена 101 раз. Однако при первом своем путешествии за границу по иронии судьбы ее постигла такая же трагедия, какая постигла за шестьдесят лет до этого в Берлине «Ундину» — шедевр самого Гофмана: во время второго представления «Сказок Гофмана» в Вене в театре, в котором она шла, возник пожар, приведший к человеческим жертвам. Это параллель, которая словно взывает к духу самого Гофмана, помешала быстрому успеху «Сказок» в Германии. Но в конце концов опера вошла в традиционный постоянный репертуар в этой стране, как, впрочем, и во всем мире.

Первоначальным намерением композитора, в наши дни выполняемым крайне редко, было то, чтобы роли Линдорфа, Коппелиуса, Дапертутто и д-ра Миракля исполнялись одним и тем же баритоном, дабы серия гофмановских злых гениев предстала как одна личность, но в разных ипостасях. Подобным же образом одно сопрано должно было, по замыслу автора, представлять Стеллу, Олимпию, Джульетту и Антонию — всех четырех возлюбленных Гофмана. Но вокальные требования к этим партиям столь велики, что очень немного найдется баритонов и сопрано, которые могли бы быть на высоте предъявляемых их партиями требований. Как бы то ни было, знание первоначальных намерений композитора открывает для слушателя любопытные перспективы восприятия «Сказок». Известные аналогичные опыты с поручением исполнения второстепенных теноровых партий Андреаса, Кошниля, Питтикиначчо и Франца одному певцу, кажется, продиктованы скорее экономическими, нежели драматургическими соображениями.

ПРОЛОГ

Занавес подымается, и мы видим переполненный кабачок некоего Лютера в Нюрнберге. В театре по соседству дают «Дон-Жуана», и сейчас, по-видимому, там дело идет к антракту. Но не слышно никаких звуков, кроме невидимого хора «Духов пива», поющих во славу самих себя. В погребок медленно входит советник Линдорф; он подкупает Андреаса, слугу оперной примадонны Стеллы, чтобы тот дал ему некое письмо. Оно адресовано поэту Гофману, причем в конверте ключ, чтобы поэт мог войти в ее комнату сегодня ночью. (Во многих постановках оперы этот эпизод совершенно опускается, вместе с партиями Линдорфа и Стеллы).

Когда в театре, о существовании которого мы догадываемся, действительно настает антракт, толпа студентов шумно заполняет этот винный погребок, требуя у гостеприимного хозяина холодного пива. К ним присоединяется Гофман, которого сопровождает всегда находящийся при нем его друг Никлаус. Гофман в несколько странном настроении. Только что он повстречал одного подвыпившего и теперь он описывает его поэтично и реалистично. От него требуют песню, и он поет ее. Она называется «Легенда о Клейнзаке, жившем в Эйзенахе». В середине песни он переходит на рассказ о своей возлюбленной, Стелле, но потом он все же заканчивает «Легенду» и, отпустив несколько колкостей Линдорфу, предлагает провести вечер, рассказывая своим хорошим приятелям историю о трех своих возлюбленных. (Стелла, поясняет он в зал, символизирует всех их трех — актрису, куртизанку и юную девушку.) И когда пролог заканчивается, он произносит имя своей первой возлюбленной. Это Олимпия...

ДЕЙСТВИЕ I

Опера Жака Оффенбаха «Сказки Гофмана». Постер Рафала Ольбиньского

В первой сказке Гофмана два злодея — Спаланцани и Коппелиус. Вместе эти два шарлатана сконструировали прелестную механическую куклу и дали ей имя — Олимпия.

Теперь они поссорились, решая, кому же из них она принадлежит. Гофман, молодой студент, желает заниматься у Спаланцани, этого псевдоученого, и первый, всего лишь мимолетный взгляд на куклу становится для него роковым — он без памяти влюбляется в Олимпию. Его друг Никлаус пытается поддразнивать его и поет балладу. Но Гофман не воспринимает предупреждение, сделанное в столь живой форме. И тогда Коппелиус продает Гофману магические очки, глядя через которые видишь Олимпию как живую.

Спаланцани и Коппелиус приходят к соглашению: Спаланцани предлагает чек банковского дома Элиаса на пятьсот дукатов за то, чтобы Коппелиус молчал. Последний, ликуя, соглашается и советует Спаланцани выдать свою Олимпию замуж за глупого юнца, Гофмана. Заикающийся слуга Кошниль возвещает о прибытии многочисленных гостей, желающих посмотреть Олимпию. Ее выносят, и под аккомпанемент арфы она поет прелестную, очень трудную колоратурную арию. Все гости отправляются обедать, а Гофман остается один, отдаваясь сладостному любовному чувству к кукле. На нем волшебные очки. Он случайно нажимает одну из механических кнопок Олимпии, и, когда она на это произносит слова «Да, да», он просто на небесах от счастья, поскольку думает, что она дает ему свое согласие. Он устремляется за нею, а секундой позже вновь появляется Коппелиус. Он выяснил, что чек, который ему всучил Спаланцани, фальшивый, поскольку банк Элиаса обанкротился. Теперь Коппеллиус клянется отомстить.

Со звуками вальса возвращаются гости. Олимпия, как партнерша Гофмана, танцует столь неистово, что ее создатель (изобретатель Спаланцани) опасается, что она разобьется. Но ничто не может остановить эту механическую игрушку. Она даже поет стремительный вальс, поднимаясь в своем пении до почти невероятного ля бемоля. Она вальсирует, причем уже за пределами комнаты, и Коппелиус устремляется за нею. Никто не успевает преградить ему путь: он хватает куклу и разбивает ее на куски. Гости застывают, пораженные. Магические очки Гофмана спадают, и в отчаянии он вскрикивает: «Она механическая; она механическая!» Гости смеются над ним. Двое негодяев гневно выясняют свои отношения. Действие кончается общей сумятицей.

ДЕЙСТВИЕ II

Второе действие может быть названо «баркарольным». Оно начинается и заканчивается широко известной, мерно колышущейся мелодией; она пронизывает все действие. (Оффенбах позаимствовал эту мелодию из одной из своих оперетт — «Рейнские русалки»). Сначала ее поют куртизанка Джульетта, Никлаус и гости, собравшиеся в роскошном доме Джульетты в Венеции. Затем Гофман, один из гостей, поет песню, в которой высмеивается прочная вечная любовь. Но всегда благоразумный Никлаус предостерегает Гофмана от грозящей опасности. Гофману, как он считает, суждено будет вскоре стать соперником очень уж напоминающего дьявола Шлемиля, влюбленного в Джульетту. Со своей же стороны Гофман лишь смеется над абсурдной, как ему кажется, идеей влюбиться в куртизанку.

Но вот на сцене появляется действительно мрачная фигура. Это колдун Дапертутто, он поет свою арию о бриллианте, расхваливая почти сверхъестественные достоинства своего сокровища. Он зовет Джульетту и, играя на ее тщеславии, убеждает ее попытаться овладеть мыслями Гофмана, точно так же, как она уже овладела всеми помыслами Шлемиля. Он хочет, чтобы она отражалась — в буквальном смысле слова — в Гофмане, как в зеркале. Но зеркало есть символ души, и именно душой хочет завладеть дьявол. Джульетта, будучи не в силах противиться Дапертутто, соглашается на этот «эксперимент» — обольстить Гофмана. Она молит Гофмана о любви, и он отдается чувству страстно и безоглядно. Но пока они целуются, является все общество и первый — Шлемиль. Они застают их вместе. Дапертутто коварно спрашивает поэта: «Вы всегда так бледны?» — и протягивает ему зеркало, чтобы Гофман смог убедиться, что в нем нет его отражения, то есть, что он лишился души. Стекло пусто, словно какой-то волшебник стер его отражение в зеркале. В этот момент звучит великолепный секстет; сначала слышатся отдельные мотивы баркаролы, а затем она исполняется еще раз, вся целиком от начала до конца. Звучит лишь хор за сценой, но само действие на сцене очень драматично. Гофман требует у Шлемиля ключи от комнаты Джульетты. Между ними происходит дуэль, в которой Гофман сражается шпагой Дапертутто. Шлемиль падает, пораженный шпагой противника. Гофман вытаскивает ключи — и в этот момент он видит Джульетту, отплывающую на гондоле, в объятиях Питтикиначчо. Он вновь предан, и Никлаус спешит увести Гофмана, пока его не арестовали за убийство Шлемиля.

ДЕЙСТВИЕ III

Последнее действие повествует о самой большой любви Гофмана — Антонии. Антония — молодая, еще неопытная певица, дочь великой актрисы. Она живет в Мюнхене со своим отцом, и, когда действие начинается, она находится в музыкальной гостиной и поет о своей потерянной любви. Это Гофман, которого она не видела уже целый год, но которого надеется увидеть вновь. Ее отец, советник Креспель, убеждает ее отказаться от пения, и она обещает ему это, ведь она, сама не зная об этом, неизлечимо больна чахоткой.

Когда Креспель приказывает Францу, этому глухому слуге, выпроводить всех гостей, тот выполняет распоряжение, демонстрируя при этом очень комичное непонимание. В самом деле он вызывает довольно жалкое чувство, когда говорит нам — в своей маленькой песенке, — как не оценены его музыкальные таланты. Конечно же, ему не удается выпроводить Гофмана, который пришел еще раз повидать Антонию. Двое влюбленных нежно приветствуют друг друга и вскоре вместе поют нежный дуэт, который они пели когда-то в лучшие времена своей жизни. Гофман обеспокоен необъяснимым плохим самочувствием Антонии, и, когда она уходит, он скрывается за портьерой, надеясь выяснить эту тайну.

Является злой гений этого акта — он в облике д-ра Миракля, шарлатана, который повинен в смерти матери Антонии. Креспель ненавидит Миракля, но не в состоянии выгнать его из дома, и д-р Миракль продолжает следить за здоровьем Антонии. Он заставляет ее петь (и ее голос слышен за сценой). Гофман, слышащий это, начинает понимать. Три персонажа образуют великолепный мужской терцет: Миракль прописывает Антонии лекарство, Креспель протестует против ее пения, а Гофман с изумлением взирает на дьявола. Наконец Миракль покидает дом, и когда Гофман еще раз оказывается вместе с Антонией, он добивается от нее обещания больше никогда не петь.

Но последнее слово все же за д-ром Мираклем. Он сверхъестественным образом возвращается сквозь стену и пытается уговорить Антонию спеть еще раз. Сначала ему это не удается, и тогда он производит чудо с портретом матери Антонии, который висит на стене: картина начинает уговаривать Антонию спеть; д-р Миракль извлекает скрипку, чтобы саккомпанировать ей; голос Антонии становится все выше и выше. В конце концов это оказывается слишком большим напряжением для нее, и она падает без чувств, умирая. Гофман врывается в комнату и в отчаянии кричит. Обвинения, которые Креспель бросает Гофману, теперь столь же бессмысленны.

ЭПИЛОГ

Пока происходит перемена декораций, оркестр спокойно исполняет музыку того хора, который подвыпившие друзья Гофмана пели незадолго перед тем, как поэт начал свой рассказ в прологе. И когда занавес поднимается, мы вновь оказываемся в кабачке Лютера, где все сидят в том же положении, в каком они были, когда последний раз опустился занавес и скрыл от нас кабачок в прологе.

«Это была сказка о моих возлюбленных, — заключает Гофман. — Я никогда их не забуду». В этот момент Лютер, хозяин кабачка, разрушает чары рассказа Гофмана: он входит, чтобы сообщить, что Стелла, прославленная оперная певица, обожаемая Гофманом, имела огромный успех в «Дон-Жуане», и Линдорф, незамеченный, выходит, чтобы встретить ее. Тем временем Никлаус объясняет смысл сказок Гофмана: Олимпия, Антония и Джульетта — актриса, сама невинность и порок — все это воплотилось в одной женщине — Стелле. Он предлагает тост за нее, но Гофман гневно отвергает его. Он требует, чтобы каждому было налито. Поскольку это более соблазнительное предложение, студенты поднимают свои бокалы, поют застольную песню, после чего удаляются в другую комнату.

Остается лишь Гофман, он весьма захмелел. На короткое мгновение появляется Муза поэзии, чтобы утешить его мыслью, что любовь делает человека великим, но даже еще больше это способны сделать слезы. Вдохновленный этим элементарным догматом романтизма, Гофман разражается страстной мелодией, которую он пел Джульетте, а затем падает совершенно обессиленный в кресло. Здесь находит его Стелла, которую на руках вносит в комнату Никлаус. «Гофман спит?» — спрашивает она. «Нет, он страшно пьян», — отвечает его добрый друг и поворачивает Стеллу к ее новому любовнику, советнику Линдорфу. Но прежде чем уйти им вместе, она бросает розу к ногам бесчувственно лежащего Гофмана. За сценой студенты вновь поют свою застольную песню.

Генри У. Саймон (в переводе А. Майкапара)

Х Свернуть